Востребованный талантливый и харизматичный актер театра и кино Евгений Ткачук признается, что в работе ценит сотворчество, любит импровизировать и счастлив заниматься режиссурой в своем конно-драматическом театре «ВелесО». Подробности – в эксклюзивном интервью для «Философии отдыха».
Евгений, если бы ваш отец не был бы актером, как думаете, вы бы актером стали?
Думаю, что нет. Я очень любил своего отца и выбрал свой путь, потому что он занимался этим. Я пытался пойти по его стопам во всем.
На сцене вы играли с детства и, еще учась в школе, организовали детский музыкальный театр. Что ставили?
Нет, детский музыкальный театр «Кошкин дом» на базе Колледжа искусств – это театр, в котором мы работали с отцом, где он был главным режиссером. А в том школьном театре я сделал одну постановку «Дворцовые перевороты» – по пьесе, которую собственноручно написал. Это был один спектакль, не более. И продлилось это всего год, в 11 классе: когда все готовились к экзаменам, я выпускал спектакль.
В фильме «Снежная королева» старая разбойница говорила: «Детей надо баловать, только тогда из них вырастут настоящие разбойники». Вас баловали? Как вообще вас воспитывали?
Надо отметить, что воспитывали меня в любви, и это большое счастье – жить в полноценной семье, где отец любит мать, а мама любит папу. И жил я в любви, а так особо не баловали, не было таких возможностей: мы жили достаточно скромно, да и нечем было баловать в Ашхабаде, а когда перебрались в Сызрань, мы переживали очень сложный период и сильно экономили, не до того было.
Евгений, если расставлять приоритеты, что сейчас самое важное в вашей профессиональной деятельности – кино, театр или ваш конный театр?
Конечно же, конный театр «ВелесО» является главным делом моей жизни и вообще делом моей семьи, потому что это наша совместная с супругой затея, которую мы взвалили себе на плечи. Спектакли, которые идут в нашем театре, мероприятия, на которые мы приглашаем взрослых и детей, встречи, которые мы организуем, дают надежду, что не все еще потеряно в этом мире. И конечно же, кони дарят заряд эмоций и энергии. С ними всегда позитивно и бесконечно интересно проводить время не только артистам, но и зрителям.
Кого больше в вас реальном – Григория Мелехова, Мишки Япончика, Лжедмитрия или кого-то еще?
Не знаю, не знаю... Для меня это другие персонажи, отдельные от меня люди... И Гришка, и Мишка – это люди, которые меня поразили. Начав их изучать, я просто влюбился в них, и все. А сказать, что я почти как они, не могу. Да и ни о ком из своих персонажей я такого сказать не могу, что, мол, вот это я. Мне кажется, в том и есть цимес нашей профессии, что мы должны сотворять образ, а не транслировать свой. Для меня так.
Как вы пережили обрушившуюся на вас после роли Мишки Япончика славу? Внимание поклонников было вам приятно, или вы бегали от них?
Скорее второе. Я решил не идти на поводу у популярности. Понимал, что после такого фильма будет ажиотаж, и намеренно от этого ушел, чтобы не сбиться с пути, что ли. Для меня всегда была важнее не слава, а те мысли, которые можно доносить до людей, чтобы сделать этот мир немножечко лучше. Как бы по-детски это ни звучало, но я до сих пор верю, что это возможно. Поэтому, наверное, после выхода сериала про Япончика я сменил телефон, агента и много чего поменял в своей жизни.
В фильме «Бесы» Романа Шаляпина вы играли Верховенского, в одноименном сериале Владимира Хотиненко вам досталась роль Ивана Шатова, а в Театре Наций играете Парфёна Рогожина в спектакле «Идиот». Чем близок вам Достоевский? Тяжело ли психологически играть таких неоднозначных героев?
Конечно, роман «Бесы» – это сложнейший, тяжелейший материал, но, к сожалению, он чрезмерно актуален, и нельзя было никак отказаться от участия в проекте, потому что это про нас сегодняшних. Вообще, Достоевский – грандиозный автор, в его произведениях актеру в любом возрасте, на любом этапе творчества можно найти что-то новое. Он глубочайший, великий мыслитель.
При этом в театре я бы не очень хотел играть спектакль по «Бесам», а вот в «Идиоте» с удовольствием играл. Мне нравилась идея режиссера Максима Диденко сделать эту историю в духе клоунады, и вообще для меня «Идиот» – это отдельное произведение, какая-то яркая гоголевщина, я очень люблю его. К сожалению, спектакль закрыли, в апреле он будет идти в последний раз.
В этом году с вашим участием выходит фильм «Бомба» о создании первой атомной бомбы в СССР и сериал «Обитель» о Соловецком лагере. Вы умеете вживаться в роль, буквально срастаясь со своим героем. В чьей «коже» чувствовали себя как дома, а какая давила и терла? Или все герои вам одинаково дороги?
Конечно, это совсем разные роли. Не могу сказать, что первый или второй материал мне был более близок, но самое интересное в этих проектах то, что это наша история. Погружаться в историю своей страны, своего народа, понимать, через что он проходил, всегда интересно и важно.
Кого тяжелее играть – своего ровесника, человека значительно старше или моложе себя, и почему?
Конечно, сложнее играть человека значительно моложе себя, просто потому, что не похоже... Если играть того, кто старше, можно еще с гримом как-то справиться, а для роли помоложе грим не наложишь, тут надо прибегать к каким-то хитростям.
Часто ли вы импровизируете? При каких обстоятельствах приходится это делать?
Да, часто, и вообще могу сказать, что система работы в конно-драматическом театре «ВелесО» предполагает импровизацию. Этим и интересны наши спектакли. Так как кони каждый раз все делают по-своему, и достаточно сложно заставить их выучить мизансцену и прийти точно на какую-то точку, то все спектакли отличаются друг от друга. От того, как отработали лошади, порой меняется текст, порой меняются мизансцены, а иногда и смысл сцен переворачивается. Мне как раз это очень нравится, в этом и есть живое искусство.
На какие жертвы вы готовы пойти ради интересной роли?
Ой, не знаю... Я никогда не боролся за роли. Кроме Япончика, наверное... Очень я хотел Япончика сыграть, но и здесь ничего специально не делал для этого, никому не говорил: «А попробуйте меня». Ждал, что они поймут сами. И действительно Константин Эрнст удивительно как-то увидел, почувствовал... Именно с его подачи мне предложили пройти пробы на Япончика, за что я ему отдельно благодарен.
Театр Наций, в котором служите, вы назвали «театром души, театром без двойного дна». В чем это выражается?
Не помню, в каком контексте я это говорил, но вообще Театр Наций в какой-то момент очень поддержал весь наш курс, на его сцене несколько лет мы играли выпускные спектакли. Любимые спектакли, с которыми мы боялись расставаться, Театр Наций с радостью принял, ту же «Шведскую спичку» мы играем до сих пор. Конечно, мы очень дружны, и очень тепло работается в этом замечательном театре.
Что касается двойного дна, наверное, речь о том, что в Театре Наций всё налицо. Здесь нет постоянной труппы, нет долговременных контрактов, здесь чуть другая, более упрощенная система, и это хорошо, это правильно. В репертуарных театрах существует такая проблема: даже если у артиста нет значимых ролей, он не может никуда идти работать параллельно, потому что должен быть при театре – получается замкнутый круг. В Театре Наций такого нет. Можешь в этот день репетировать – репетируешь, не можешь – не репетируешь, но знаешь, что в такой-то день у тебя выпуск спектакля. Там как-то очень грамотно построена система взаимоотношений режиссера, актера и руководителя театра.
А если предположить, что театр Наций вдруг закрылся, что будете делать? Сосредоточитесь на кино?
Надо сказать, что в Театре Наций у меня остался только один спектакль. Если его закроют, я особенно ничего не потеряю, только буду чуть переживать, что совсем не играю здесь. Но надо отметить, что театр «ВелесО» и форма, которой я занимаюсь сейчас, мне намного интереснее и ближе. Именно за этой формой я шел, и она мне дорога, в ней я экспериментирую и раскрываюсь. А Театр Наций, конечно, никак не может закрыться. Это ведущий театр Москвы. Ну вы чего, как он закроется?
Вы собирались еще заниматься режиссурой. Что поставите в первую очередь и будете ли играть сами в своих постановках?
Да, в театре «ВелесО» я уже поставил два спектакля – «Осторожно, Гулливер» и «Священный полет цветов». Второй спектакль по Александру Введенскому, он выдвинут в этом году на премию «Прорыв», мы этим очень гордимся. Для нас то, что спектакль выдвинули на эту премию, уже прорыв. Раньше нас не замечали, и это, наверное, первое событие в рамках театра. Значит, мы делаем что-то достаточно интересное и для искушенного зрителя.
Конечно, я собираюсь заниматься режиссурой и дальше, мне безумно нравится это дело. Следующий материал, над которым мы работаем, – «Степан Разин» Василия Каменского, бесконечно глубинное, русское, народное произведение. Я счастлив, что нашел этот материал. Дай бог, все получится.
Какой режиссер для вас – авторитет и пример? С кем особенно нравится работать?
Вы знаете, мне так повезло, что есть много режиссеров, с которыми мне нравится работать. При этом все они очень отличаются друг от друга, у каждого своя система работы. Мне повезло, я работал с Эймунтасом Някрошюсом, с Александром Сокуровым, с Сергеем Гинзбургом, с Андреем Смирновым... Для меня важно сотворчество, и режиссеры, с которыми я работал, в основном готовы к сотворчеству, так что мы находим в этом контакт.
Как вы отдыхаете? Без какого компонента отдых для вас не отдых?
Наверное, отдых для меня – это море. Или баня. Обязательно должна быть вода в том или ином виде: либо пар, либо бассейн, либо океанская гладь с соленой водой. Без воды, думаю, отдыха не получится.