А еще вот расскажу-ка я про чудесную коммуналку на Проспекте Мира, где жила моя семья еще до моего рождения. Точнее, про одну из соседок, Марью Матвевну.
Марья Матвевна была женщиной колоритной, жизнерадостной, украинских корней. Про таких как она один из бабушкиных братьев, большой любитель мощных дам, говаривал "большая, с дурью, и пятки треснуты" (говорилось это с оттенком тихого восторга). А вот несколько небольших историй о ней.
Марья Матвевна любила покушать: вкусно и плотно. И вот подходит она к моей бабушке, и спрашивает:"Клавочка, когда печень болит?". "Как-как... Вот заболит - так поймешь. А что случилось-то". "Да вот у меня в боку все жмакает, да жмакает. Особенно как покушаю". "А что кушала-то?" "Да вот.." И демонстрирует большущую сковородку картошки, щедро сдобренной шкварками".
А еще Марья Матвевна обожала загорать.Даже частично. Ногами, например. Ну, то есть, она двигала стол к окну, в солнечные деньки, и высовывала в него ноги. А моя мама, которая была в то время вредным дитем и вождем краснокожих, щекотала ей пятки удочкой из соседней комнаты.
Впрочем, загорала Марья Матвевна еще и в лесопарке. Целиком. Ню. Происходило это так: она ходила в парк, обнажалась, и ложилась по куст загорать, накинув на голову широкие советские трусы. "Вот идут мимо люди - пощекочут мне пятки веточкой. А мне не стыдно: лица-то моего ни не видят".
А еще Марья Матвевна была женщиной хозяйственной. Задумала она один раз просушить перьевые подушки дома. И вот, к вечеру этого трудового дня, мои зашли ее проведать. Застали такую картину:
В комнате открыты окна. Посередине комнаты, прямо под лампочкой (просто лампочкой Ильича, не люстрой), стоит стол. На нем стул. На стуле, под лампой, сидит Марья Матвевна в исподнем. И читает "Анну Каренину". По всей комнате стоят тазики с выпотрошенными подушками, перья от сквозняка летают, и наглые московские голуби расхаживают посреди этого великолепия. Картина маслом. И такая вот Марья Матвевна жила когда-то.
