Кстати, Белка была чуть ли не единственной, кто не выразил мне своё фи, когда я ушла из дома к мужу. Ладно, к гражданскому мужу. Свадьбу мы с Петром так и не успели сыграть, и сдается, хотя бы в этом мне здорово повезло. Игнат, глядя на мои сборы, сквозь зубы пророчил мне гадости – и кстати, ошибся во всех пунктах. Моя семейная жизнь разладилась отнюдь не по тем причинам, которые предсказывал отчим. Ну а мама… Она лишь всплеснула руками и кротко спросила: «а как же Гриша?»
Ну да, конечно. Кроме старшей сестры никто не может приготовить балбесу суп, уговорить его съесть, да еще и проследить, чтобы уроки были сделаны. Даже если родной папочка валяется на диване в соседней комнате, это не означает, что за дитяткой есть присмотр. Только я ему – не мать! И не гувернантка, черт побери! У меня давно была своя жизнь, своя работа и свой мужчина, хороший он или плохой!
- Кстати, а тебя домой не попробуют выдернуть, чтоб снова в няньки определить? – Белка словно подслушала мои мысли. – Типа, возвращайся в родное гнездо, дочка, я тебе всегда рада, особенно когда ты за меня всю домашнюю работу делаешь.
- Ох, молчи, тоска! Думаю, за эти два с половиной года они уж как-нибудь приспособились обходиться без меня. Вот пусть и дальше продолжают в том же духе.
- Наивная! Думаю, за эти два с половиной года они поняли, что с тобой было куда легче, чем без тебя. Так что готовься к слезным приглашениям. Без слез на тебя не подействует, так что мама перейдет сразу к тяжелой артиллерии. Помнишь, как она тебе первые месяцы названивала?
Забудешь такое, как же! Я уже нервно вздрагивала, когда слышала очередной телефонный звонок, который по закону подлости раздавался в самый неподходящий момент: в разгар рабочего совещания, когда мы с Петькой сбегали ото всех и закрывались в спальне, или во время семейного застолья. Первым вопросом звучало «как ты там?», в переводе означавшее «не наигралась еще?» А затем начинался бесконечный поток тихих жалоб на жизнь. Гриша играл и сломал стиральную машинку (как?!), теперь вся стирка на руках. Игнат обещал найти хорошего мастера, а пока надо копить деньги на ремонт, так что взяла подработку на дом. Звонили из школы, математичка грозит неуспеваемостью, надо найти репетитора…
Я буквально тонула в этом бесконечном озере безнадеги. И самое гадкое было в том, что реально помочь маме могла бы только тотальная промывка мозгов с последующим изгнанием отчима восвояси. И желательно, вместе с сынком, которого тот состругал.
Я неплохо относилась к Гришке, не подумайте чего такого. Но я его не любила. И внешне и внутренне он был копией своего папаши. Я меняла ему памперсы, дарила подарки от зубной феи, сидела допоздна, прикладывая к упрямо сморщенному лбу холодный компресс, когда братец валялся с высокой температурой. И всё прислушивалась к себе: когда же появятся какие-то теплые чувства к этому человечку? Вроде же родной. Даже родная мама не знает его так хорошо, как я, потому что занята на двух работах сразу, не считая еще халтурок на стороне.
Но нет. Чем дальше, тем очевиднее становилось то, что второго Макаренко из меня не вышло, и тайный план вырастить брата другим, не таким как Игнат, с позором провалился. Когда шестилетняя малявка гордо заявила мне, что убирать за собой комнату с раскиданными по всему полу игрушками не будет, потому что «я – мужик!», я отвесила мужику хороших люлей и популярно объяснила суть поговорки про Юпитера и быка. А потом отправилась в родительскую комнату и заявила, что кто-то наконец-то начинает воспитывать своего сына сам от и до, либо не лезет в то, как его воспитываю я. Гиблая была затея, я ж не спорю. В итоге еще и огребла за то, что малыша обидела. Гришка и рад был стараться: катался по полу и орал так, что во всем доме слышно было. Вот с того вечера во мне словно что-то перегорело.