Перед Вами - ВТОРАЯ ЧАСТЬ рецензии на роман роман "Философский камень" выдающейся французской писательницы Маргерит Юрсенар (1903 - 1987). Начинать чтение отсюда вряд ли имеет смысл, но, если Вам интересно, то
Повествование в романе ведется в очень неравномерном, рваном ритме. Это можно было бы поставить Маргерит Юрсенар в упрек - отдельные эпизоды изложены детально и ярко, тогда как длительные, растянувшиеся на годы и даже десятилетия периоды бегло освещаются постфактум либо не освещаются вовсе. Можно было бы - да не хочется. Зато хочется вспомнить постоянно цитируемую фразу Олдоса Хаксли: "Опыт - это не то, что происходит с человеком, а то, что человек делает с тем, что с ним происходит". Вошедшие в книгу эпизоды, выхваченные Юрсенар из биографии своего героя подобно тому, как луч фонарика выхватывает из тьмы отдельные фрагменты пейзажа, - это некая квинтэссенция происшедших событий. Это итог, резюме, summa summarum.
Примечательно и закономерно, что итог отдельных отрезков биографии Зенона на протяжении всей книги оказывается одним и тем же: в начале - почет и уважение (смешанные, однако, в сознании окружающих со смутными опасениями и подозрениями в ереси, колдовстве, святотатстве и т.п.), в конце - клевета, опала, вынужденное бегство и новые скитания. Ибо слишком ярок, слишком талантлив, слишком смел и независим для своего времени. Маргерит Юрсенар объединила в образе Зенона детали биографии нескольких известнейших позднеренессансных деятелей науки и культуры, судьба которых сложилась очень по-разному: если Николай Коперник и Джироламо Кардано дожили до преклонного возраста и умерли своей смертью, то нестарый еще Парацельс умер (погиб? был убит?) при невыясненных обстоятельствах, а Этьен Доле и Мигель Сервет были сожжены на костре. "Уже в каменном веке это было - не высовывайся!"
...утверждение, что в центре мироздания находится Солнце, а не Земля, которое разрешалось высказывать только в виде робкой гипотезы, оскорбляло Аристотеля, Библию и в особенности потребность людей помещать в центре Вселенной наше обиталище. Не приходилось удивляться, что взгляд, столь далекий от того, что с грубой очевидностью явлено здравому смыслу, не по нраву посредственности; да зачем далеко ходить: Зенон по собственному опыту знал, насколько представление о Земле, которая вертится, ломает понятия, с какими мы свыклись в нашем житейском обиходе. Его самого опьяняло ощущение принадлежности к миру более широкому, нежели человеческая хижина, но у большинства это расширение пределов вызывало дурноту. Еще более гнусным кощунством, нежели дерзкая мысль поставить в центре Вселенной Солнце вместо Земли, почиталось заблуждение Демокрита — то есть вера во множество миров, которая и у самого Солнца отнимает его исключительное место и лишает бытие всякого центра. В отличие от философа, который, прорывая сферу недвижности, с упоением окунается в хладные и пламенные пространства, обыватель чувствует себя в них потерянным, и тот, кто рискует доказывать их существование, становится в его глазах отступником.
И в какой-то момент скитания просто надоедают герою - главным образом, своей бессмысленностью. Ибо обывательская психология, ригидность, косность, нетерпимость к инакомыслию никуда не денутся от очередного перемещения в пространстве - подобно тому, как сумма не изменится от перемещения слагаемых. Осознав это даже не умом, а всем своим существом, Зенон отказывается от первоначального намерения покинуть Брюгге, где жил инкогнито. Будучи арестован по ложному обвинению в блуде как доктор Себастьян Теус, он называет тюремщикам свое подлинное имя, после чего его судят уже как Зенона Лигра, еретика. Хотя единственным, кто действительно понимал Зенона в этом отношении, был приор Жан-Луи де Берлемон: "Нет, друг мой, боюсь, вам недостает веры, чтобы быть еретиком". Показательным моментом является разговор Зенона накануне казни с каноником Бартоломе Кампанусом, в далеком прошлом - духовным наставником героя:
— Странно, что наши христиане видят самое большое зло в так называемом блуде, — задумчиво сказал Зенон. — Никто не станет с яростью и омерзением карать грубость, дикость, варварство, несправедливость. Никому не придет в голову почесть непотребным, что добропорядочные граждане повалят завтра на площадь смотреть, как я корчусь в пламени костра.
Каноник прикрыл лицо ладонью.
— Простите, отец мой, — сказал Зенон. — Non decet... — Больше я не позволю себе неприличия называть вещи своими именами...
Ответить канонику было нечего - это, конечно, не его вина, но его беда. Его - и всего нашего мира.
Я заглянул в Википедию. Нашел там цитату из Осипа Львовича Вайнштейна - выдающегося советского медиевиста и специалиста по западноевропейской средневековой историографии, чьи труды мы в бытность свою студентами усердно грызли:
"По словам автора, чёрная стадия также символически обозначает попытки духа вырваться из плена привычных представлений, рутины и предрассудков".
Дух вырвался. Рутина, увы, никуда не делась. Такая вот извечная патовая ситуация...
И, раз уж я тут привел кучу цитат, то вот в завершение еще одна - из давней песни барда Михаила Щербакова:
Привычный вид, извечный лад.
Воистину, роптать грешно:
Обычные дела животных,
Не Бог весть что.
Но странно ли, что вновь и вновь -
Пять лет назад, вчера, сейчас -
Мне хочется сказать кому-то:
"Помилуй нас!"
"Спасибо, что дослушали куплеты" © :)
Автор будет искренне признателен за лайки, комментарии и вообще любую активность в рамках приличий и здравого смысла.