III.
- Ива, не знаешь, куда это хозяйка запропастилась? – спросила у дочери Кира Марковна, разливавшая по чашкам чай, стоя у круглого стола на застекленной веранде, дверь которой была открыта в мокрый сад.
- Так она ж каждое утро к ленинградскому поезду носит продавать молоко и цветы, - из комнаты на веранду вышла Ива, уже одетая, но еще не причесанная.
- Ты-то откуда знаешь? – Кира Марковна поставила чайник с заваркой на стол, подошла к дочери и помогла ей заколоть непослушные будто проволока густые вьющиеся белокурые волосы.
- Пока ты вчера пропадала на работе, я, между прочим, помогала Михалине Бенедиктовне собирать в поле за дачным поселком васильки и ромашки, в большой наполненный водой таз с ручками, чтобы те не завяли. Потом мы этот таз под дождем чуть доволокли. Промокли – жуть!
- Цветы – это понятно. Вон как этим летом всё буйствует. А молоко она откуда берет?
- В деревне покупает. Пять литров за рубль. А продает литр за полтинник.
- Так это ж спекуляция чистой воды, - нарочито громко произнесла мама Ивы.
Ива было округлила глаза, но Кира Марковна дернула брови вверх. Ива смекнула, что вход на мансарду сдающей жилье дачникам на лето Михалины Бенедиктовны не то что с другой стороны дома, но даже с другой улицы.
- Мама, не воды, а молока, - в тон ответила Ива, села за стол и намазала булку маслом, поверх масла тертой клубникой с сахаром. Одну не раздавленную ягоду придавила указательным пальцем.
- Неужели раскупают? – Кира Марковна подошла к дочери, повернулась к ней спиной. Ива взяла бутерброд в рот, облизнула пальцы, на всякий случай вытерла их салфеткой и только тогда начала застегивать молнию на мамином платье.
- Что не продаст, домой приносит, - проглотив кусок, ответила.
- И что можно каждый день делать из пяти литров молока?
- Вот пожила бы ты, мама, в деревне хоть одно лето, знала бы, что из молока и сметана тебе, и масло, и творог, и сыворотка, и ряженка, и простокваша, - тоже дурашливо и громко сказала Ива.
Мать сделала в ответ страшные глаза, как бы говоря «переигрываешь!».
- А ты куда собралась в такую рань? – сменила тему мать.
- С тобой в город. Забегу к Нинке, я у нее книжки оставила, заберу их, чтобы сдать в библиотеку. Потом в универмаг, в хозмаг, на рынок. Бабуле столько всего надо купить. Потом отвезу всё на вокзал, в камеру хранения. Если останется время, забегу к тебе в больницу. Если времени не останется, тогда, мамочка, увидимся в конце августа, если ты, конечно, не надумаешь приехать в деревню.
- Бабушка твоя, конечно, очень мудрая, работящая и добрая женщина. Но я, наверное, типичная невестка. Мы с ней ни за что бы не ужились, живи даже поблизости, не то что в одном доме.
За разговором мать и дочь собрались, убрали всё со стола в резной буфет, заперли дверь веранды и вышли за калитку. Некоторое время, пока шли по тропинке, вдоль которой росли аккуратно подстриженные кусты акации, молчали. Когда вышли в поле, трава на котором была прибита дождем к земле, мать наклонила пониже черный зонт и почти неслышно, не терпящим возражений голосом, начала говорить отрывисто и быстро:
- Ива, то, что я сейчас скажу, очень важно и серьезно. Поэтому слушай и не переспрашивай. Как ты понимаешь, тараканов у нас в подъезде травили неслучайно. Со дня на день вернется Мирон. Он начнет расспрашивать всех про Леву. И вас с Анелей в первую очередь.
- Мама, я знаю, что Мирон тебе не нравится…
- При чем тут нравится, не нравится. Дело сейчас не в этом. Просто не болтайте лишнего. Отец вчера сказал…
- Ты вчера видела папу? Так что же ты молчала?
- Не дергайся, иди ровно. Ты что же думаешь, я могла тебе рассказать об этом в доме у Михалины Бенедиктовны? Так вот, мы с папой уверены, что вам с Анелей что-то известно, да-да, не надо на меня так нагло таращиться, знаю, что всё равно не расскажешь, но помни, и друзьям своим передай, что не только стены, но даже стога сена и высокая трава заимеют уши, когда вы начнете делиться своими подозрениями с Мироном, - Кира Марковна взяла зонт в левую руку, а правой крепко притянула Иву за плечи к себе. – Смотри, наша электричка!
