Из книги: Есаулов Иван. Мистика в русской литературе советского периода (Блок, Горький, Есенин, Пастернак).
Лучшим введением в предлагаемую проблематику является следующий текст:
Вот сидит один раз Ленин у себя в комнатке после обеда и разные книжки и газеты почитывает. Только в какую газету ни заглянет, какую книжку ни раскроет – все про себя чтение находит:
– Дескать, что нам перед Антантой страшиться, что перед Америкой бояться, когда у нас есть Владимир Ильич Ленин.
Чудно стало Ленину. Встал он со стула венского, походил по комнатке и говорит сам себе:
– Ладно, так и сделаю.
А после того посылает своего посыльного к главному советскому доктору. Приходит доктор, а Ленин ему и говорит:
– Можешь сделать так, чтобы я умер, только не совсем, а так, для виду?
– Могу, Владимир Ильич, только зачем же это?
– А так, – говорит, – хочу испытать, как без меня дела пойдут.
Чтой-то все на меня сваливают, во всяком деле мной загораживаются.
– Что ж, – отвечает доктор, – это можно. Положим тебя не в могилу, а в такую комнату просторную, а для прилику стеклом накроем, чтобы пальцем никто не тыкал, а то затычут. Только вот что, доктор, чтобы это было в пребольшом промежду нас секрете. Ты будешь знать, я, да еще Надежде Константиновне скажем.
И скоро объявили всему народу, что Ленин умер.
Народ заохал, застонал, коммунисты тоже не вытерпели – в слезы. Все думают, сердцем трепыхаются, – что теперь делать будем? Того и гляди англичане с французами присунутся.
А самый старший – Калинин – уговаривает.
– Что же поделаешь? Это не в нашей власти... Слезами горю не поможешь. Ну, поплакали малость, ну, и ладно, за дело надо браться.
Положили Ленина в амбарушке, марзолей называется, и стражу у дверей приставили. Проходит день, два... неделя, месяц, – надоело Ленину лежать под стеклом. Вот один раз ночью выходит он потихоньку задней дверью из марзолея и прямо в Кремль, в главный дворец, где всякие заседания комиссарские. В дверях его пропустили, потому в кармане у него пропуск бессрочный лежал, а шапку он надвинул пониже, чтобы не узнали солдаты. Приходит туда Ленин, а заседания уже все закончились, и служители полы подметают.
Ленин спрашивает:
– Кончилось?
– Кончилось.
– Не знаете, об чем говорили?
– Да об разном... Слышь, англичане с нами хотят подружиться, а там еще какие-то державы. Мы ведь в щелку слушали, краем уха... не поняли.
– Так, так, а про Ленина не поминали?
– Как же! Поминали... Вот, говорят, Ленин умер, зато коммунистов-то чуть не в два раза больше стало. Теперь только пикни Антанта.
– А она не пищит?
– Да, покуда, в час молвить, не слыхать.
– Так, так, – поддакнул Ленин и простился со служителями. Пришел он в марзолей, лег под стекло, думает: А ведь ничего, работают и без меня. Ладно. Проверю еще кое-где... Завтра к рабочим на завод схожу.
На другую ночь отправился Ленин на завод. Там его тоже не задержали, прямо в машинную часть провели. Ночью народу на заводе мало, только-только, чтобы пары не затухали, держат машиниста, смазчика да кочегара, сторожей еще, чтобы шпионы чего не подсудобили.
– Хватит и этих, – думает Ленин, – мне ведь не митинги разводить, только поспросить кой о чем.
– Здравствуйте, товарищи.
– Здравствуй.
– Ну, как?
– Да, ничего... сходственно.
– Беспартейные?
– До смерти Ленина в беспартейных ходили, а теперь в коммунистах. Ленинцы.
Ленину это по сердцу маслом.
– А в работе задержки нет?
– А товаров много выпускаете? И начал и начал вопросами донимать.
– Да скоро с мирным временем сравняемся.
– Ну, работайте, работайте, в час добрый, а пока прощайте.
И тут ладно, – думает Ленин по дороге в марзолей, – теперь только мужиков проведать, узнать про из житье-бытье. На третью ночь Ленин встал раньше: ведь дойти до станции, да дорога, да еще пожалуй от глухой станции пешком идти придется. В деревню он приехал, какая похуже, чтоб наглядней было. В одной избушке огонек светился. Подошел Ленин.
– Можно отдохнуть у вас?
– Заходи.
Входит Ленин и диву дается. Икон нет. Красные плакаты везде. Портреты. Ленин нарочно спрашивает:
– Вы что же, некрещеные?
– Мы, товарищ, в гражданах состоим, а в нашем доме читальня, а это вот уголок Ленина. И тут помнят меня, – думает Ленин.
– Ну, а как житье-то мужицкое?
– Да не так, чтоб уж очень, а все-таки вроде как налаживается.
Теперь слышно к деревне не задом, а лицом повернулись. Ленин- то давно про смычку говорил своим коммунистам, ну вот теперь видно задумали сомкнуться, давно бы надо. Вышел Ленин из избы радостный, в марзолей лег успокоенный, и спит вот уже много дней после своих странствий. Теперь уж наверно скоро проснется. Вот радость-то будет. Ни словами не расскажешь, ни чернилами не опишешь.
Этот мистический текст опубликован в 1929 г. среди прочего дидактического материала советским Государственным издательством «в качестве методического руководства в литературных занятиях по новым программам» в книге В.В. Голубкова и М.А. Рыбниковой «Изучение литературы в школе II ступени».
Мистика, как видим, вполне совместима с декларируемым материализмом. По-видимому, и отвергаемый «идеализм» на самом деле отвергается в какой-то определенной его части. В подобных «низовых» текстах по-своему ярко и весьма выразительно проявилась общая культурная интенция: глобальная трансформация русской христианской традиции, при которой пасхальный православный архетип замещается советским вариантом рождественского архетипа. Ленин не нуждается в воскресении, ибо – в субстанциальном смысле – никогда не умирал: он, как известно, «всегда живой», «живее всех живых» и т.п. Поэтому важнейшим событием становится не избыточное в данном случае «воскресение», а сам факт его рождения, имеющий отчетливо манифестируемое сакральное значение, и глубинно связанный с рождением нового мира (который также вовсе не собирается «умирать», будучи лишенным всякой эсхатологической перспективы). Хотя культура этого мира и отвергает ближайшим образом православные ценности (как доминирующие в русской культуре предшествующего периода), но она имеет и более широкую антихристианскую парадигму в целом.
Если понравилось, подставьте лайка и подпишитесь на канал Иван Есаулов. Русская культура