Сколько дел провела я за свою адвокатскую жизнь! не сосчитать. Люди попадались разные. Но запоминались не все. Были такие, что уже на другой день забывались. А уж если помнились, то надолго. Таких немного. Как правило, это люди неординарные, как говорят сейчас харизматичные. Вот таким был у меня Валера. Фамилию писать не стану. Был он чемпионом по боям без правил. Когда-то служил в ОМОН"е, потом его оттуда выгнали, после этого что-то натворил, судили за разбой, отбыл срок. Я стала его адвокатом уже когда он снова попался.
Об ограблении ювелирного магазина, что на улице Советской, шумел весь город. Тогда это был в городе единственный магазин. Продавали там, естественно, золотые изделия . Валерка, имея судимость! умудрился скрыть сей факт и устроился туда охранником. Уговорил еще двоих охранников, тоже бывших ОМОНОвцев магазин ограбить. А убеждать он умел, это у него хорошо получалось. Ночью он пришел со своим подельником, и по договоренности с третьим, имитируя ограбление, простреливает тому ногу. Ради денег охранник, который дежурил в ту ночь, принес себя «в жертву». Магазин был ограблен почти вчистую, так как у них были заранее сделанные слепки ключей от сейфов, где хранились ценности.
Но милиция это преступление раскрыла быстро, охранник с прострелянной ногой во всем сознался. О чем в тот момент Валера знать не мог. И думал, что операция по его плану прошла успешно. И когда Валера у себя дома, притащив с чердака коробку с припрятанным добром , безмятежно предавался созерцанию награбленного, явилась милиция. Поскольку преступником он считался опасным, то задействовали спецназ. Чтобы Валерку не спугнуть пошли на хитрость. Менты переоделись в белые халаты, а под окнами дома для убедительности поставили машину «Скорой». Стали звонить в Валеркину дверь, что, якобы, из этой квартиры был срочный вызов к больному. Валерка, потеряв бдительность, вступил в переговоры «с врачами», что нет тут никаких больных, врачи настаивали открыть, чтобы убедиться… Валерка открыл, его тут же скрутили и взору всех предстала такая картина – на телевизоре, на полу, на креслах, на койке, повсюду золотой блеск – это он разложил золотые цепочки, часы, бриллианты, горели свечи – оказывается в тот момент Валерка одаривал свою любимую вещественным доказательством своей любви. Милиция оказалась пришла в самый неподходящий момент.
Общалась я с Валерой в следственном изоляторе, приходила одна или со следователем. Cледователь его побаивался. Так как во время следствия еще по первому делу, Валерка умудрился прижать ногой к стене перепуганного и остолбеневшего следователя, и спокойно на глазах у того съел вещдок - уличающий Валерку документ. Но это ему не помогло. Осудили. Помятуя о буйном нраве моего подзащитного, следователь приходил к нему только с пустым бланком протокола допроса. А когда в конце следствия знакомил с уголовным делом, то только при молчаливом присутствии тренированных сотрудников.
Надо сказать, что у Валерки была одна большая Страсть. Он безумно любил свою жену. И безумствовал ради нее. Чтобы дарить и одаривать ее. Ради нее грабил и в первый и во второй раз. Валерка никак не хотел понимать, что для того, чтобы стать состоятельным человеком и делать дорогие подарки любимой, надо долго и много работать, жертвовать временем, здоровьем. Он то считал, что можно разбогатеть сразу и много. Был он брит наголо, роста среднего, тренирован и там в Сизо постоянно тренировался, ходил энергично, как подпрыгивал. Была в нем притягательная сила. Чувствовалось, что энергия из него так и плещет. От безделья в Сизо его деятельная натура просто изнывала. И писал он письма жене страстные. Уверял ее в своей любви. Грозился , что найдет ее на краю земли, даже если она его бросит. Уверял, что расправится с любым, кто хоть прикоснется к ней. Я тоже читала эти записки-письма. Сочувствовала ей : «приговорил он тебя своей любовью». «Приговорил» - тихо соглашалась она со мной. Страсть Валеркина была мила. Очень женственна. Не красавица, но из тех, в которых мужики влюбляются всерьез и надолго. Не худа и не полна, с ямочками на щечках, глаз у нее один приятно косил - у французов оказывается это считает шиком. Косинка ей эта очень шла. Одевалась мило, скромно и со вкусом. Это как у Пушкинской Татьяны «все тихо просто было в ней».
Имели они двоих детей. С ее слов, отец он был заботливый.
Закончилось следствие, был суд, Валерке определили 12 лет лишения свободы. Я не видела смысла в обжаловании, так ему и сказала. Тут он меня огорошил: я знаю, что приговор не смягчат. Но мне надо попасть в городской суд – это кассационная инстанция, - я оттуда сбегу. Как?! Говорю ты, что, с ума сошел, тебя же поймают и новый срок дадут. Куда ты денешься? В Европу с женой уеду – фантазирует Валерка. Что делать там будешь? Работать буду - врет он то ли себе, то ли мне. Отговариваю его, как только могу. Бесполезно. Убегу и все. Сидеть не буду. Единственно, на что уговорила, чтобы только не на моих глазах. Вызвала его жену, прошу ее - отговори, она вздыхает - бесполезно я все знаю. С трепетом иду в горсуд на кассацию, даже не представляю - в какой момент он собирается это делать. В тот же день всех допросили, выступили прокурор, адвокаты, но решение суд отложил на другой день. Я, сломя голову, вылетела из здания суда, чтобы только ничего не увидеть и выстрелов не услышать, телефоны дома отключила .
На второй день утром прихожу в назначенное время в суд. Подходит секретарь, просит срочно пройти к заместителю председателя суда, который был председательствующим по делу. Захожу. Судья сидит мрачный, смотрит на меня исподлобья и говорит - вчера Ваш пытался бежать, Вы знали об этом? И смотрит на меня так с прищуром как на сообщника. Я взмахиваю ручками – Как? Кто? Когда? Где? Изо всех сил, на которые в тот момент способна, делаю круглые глаза . Кажется поверил, что я не в курсе. Процесс в тот день не пошел. Валерку в суд больше не привозили. Приговор огласили без него. Но и за побег статью ему не добавили. Жена его смогла договорится с начальником конвоя, чтобы не было огласки. Последнему не нужны были проверки, расследования, отвечать за то, что прошляпили побег ну, а Валерке тем более. На том все и закончилось.
На другой день иду в Сизо к Валере, и он мне рассказывает как все было: когда из зала городского суда меня вывели и стали сажать в автозак, я оттолкнул конвойного солдата и побежал по заранее намеченному маршруту вверх по Шопокова. Бегу, ноги то недаром полгода тренировал. А следом бежит солдатик в сапогах, длинной неудобной шинели, и просит «Байк-е-е-е-е, стой, байке-е-е-е стой!» Надо сказать, что «Байке» это у киргизов очень уважительное обращение к старшему себя по возрасту человеку. Ну, приблизительно, как уважаемый или почтенный. Валера бежит - солдат за ним, догнать не может, так как мал ростом, тощ, и снова «Байк-е-е-е, стой» и, главное, не стреляет. Валерка рассказывает - если бы он орал - стой, гад, стрелять буду, и прочее, я бы только резвее бежал, а тут уважительное «Байке» и стал, говорит, меня… разбирать смех и поделать с собой ничего не могу. И снова солдатик умоляет «сто-о-о-о-й, Байке!» Добежал Валера до улицы Бокомбаево уже из последних сил, так как смех отнял у него эти силы, перепрыгнул через арык и приземлился уже на другой стороне не в силах не только бежать, а даже от смеха дышать, солдат прыгнул на него и сквозь гомерический смех Валера выговаривает - все стой, я приехал. Тут только подбежали другие конвойные.
Я вспоминаю его иногда. Думаю где он сложил свою буйную головушку. А ведь был он из хорошей семьи. Отец занимал высокий офицерский чин, был в отставке. Но от сына отрекся. Вообще, я считаю, что основное черта наших мужиков , – это страстность - во всем : в любви, в ненависти, как в хороших, так и в дурных поступках. Она же их и подводит… но за это мы их и любим….Но это уже другая история.