Главной угрозой для российской валюты сейчас стала не нефть, а коронавирус, из-за которого некоторому числу российских граждан совсем скоро в буквальном смысле станет нечего есть, считает руководитель операций на валютном рынке Металлинвестбанка Сергей Романчук
Сергей Романчук, 3 апреля 2020
Развитие пандемии коронавируса нанесло удар по мировой экономике и привело к одному из самых быстрых снижений цен на нефть за мировую историю. Еще бы, ведь на энергетический рынок обрушился идеальный шторм. Шоки пришли одновременно с двух сторон: и со стороны спроса (карантины обрушили рынок перевозок и уменьшили потребление топлива), и предложения (Россия и страны ОПЕК не договорились о новых сокращениях поставок и вместо этого объявили о планах увеличить добычу).
В настоящее время избыток дневного предложения нефти в апреле оценивается в 15 млн баррелей (в то время как старое ограничение ОПЕК было на уровне 1,7 млн баррелей в день, предлагалось дополнительное на 1,5 млн). Борьба за долю рынка при шоковом падении спроса вызвала падение цен на некоторые сорта нефти в ряде регионов практически до нуля. Российская URALS падала до $11 за баррель при стоимости основного бенчмарка нефтяного рынка — фьючерса на марку BRENT — около $22. Вчера же рынок нефти испытал самый быстрый краткосрочный рост цен (на 40% за 7 минут) после твита Трампа о том, что он ожидает договоренности между Саудовской Аравией и Россией о сокращении поставок нефти на 10 млн баррелей в день (притом что Россия добывает всего около 12 млн баррелей в сутки).
Российский рубль, испытав в один из дней падение на 10% (с 75,50 за доллар до 82,80), фактически стабилизировался на новых уровнях, не реагируя резко на дальнейшие колебания. За несколько дней, когда URALS упала с $22 до $11, доллар вырос всего лишь с 77,50 до 79 рублей, проделав такой же обратный путь на твите Трампа. Такое поведение курса выбивает почву из-под ног сторонников «формулы рубля», отталкивающихся от необходимости постоянства рублевой цены на нефть, важной для бюджета. Многие по привычке ждут значительной девальвации, вспоминая опыт 2014-2015 годов и более ранних кризисов, удивляясь, почему доллар уже не перешагнул отметку 100 рублей.
Однако ситуация на валютном рынке за последние годы изменилась кардинально, хотя многие этого и не заметили. В 2014 году ЦБ перешел к плавающему курсу и политике инфляционного таргетирования, а в 2017-м ввел бюджетное правило (БП), связывающее бюджет и нефтяные цены, а также определяющее поведение государства на валютном рынке. Бюджет стал верстаться исходя из цены на нефть значительно ниже средних значений за долгий период (на данный момент $42,4 за баррель), а излишки нефтяных доходов, полученных сверх этого за счет налогообложения нефтяной отрасли, стали отправляться на покупку валюты и складываться в резервный фонд правительства — ФНБ, в котором оказалось уже $125 млрд.
Изначально планировалось, что при снижении цен ниже этой выбранной отметки правительство начинает тратить резервы для замещения выпадающих доходов бюджета, продавая валюту на рынке. Это и случилось в марте, когда Банк России объявил о том, что выйдет на рынок с продажей валюты по БП, не дожидаясь конца месяца, а при падении цены на нефть ниже $25 — с еще большими продажами, чтобы компенсировать 100% выпадения валютного предложения в этом ценовом диапазоне.
Таким образом, Банк России за счет использования накопленных правительством резервов (а общие резервы ЦБ составили 13 марта $580 млрд) проводит успешную политику сглаживания влияния нефтяных цен на курс рубля, ликвидируя в среднем их влияние на курс при сильном падении (ниже $25). Данная курсовая политика является необходимым элементом модели инфляционного таргетирования, так как она ограничивает эффект переноса изменения курса в розничные цены. Если бы колебания курса по-прежнему происходили в разы, то и инфляцию было бы невозможно удержать вблизи целевого значения в 4%.
Высокая инфляция и девальвация способны изменить поведение населения, сберегающего в данный момент большей частью в рублях, и привести к порочному циклу, как это было ранее. В такой же модели курс подстраивается под внешние условия с учетом бюджетного правила, реагируя гораздо меньше на цену нефти, и больше — на потоки капитала. За счет отсутствия у ЦБ целей по курсу в каждый момент он является справедливым — в том смысле, что дальнейшее его движение угадать практически невозможно. Эта неопределенность не дает развиться устойчивым ожиданиям ослабления курса.
Такое поведение курса будет продолжаться до тех пор, пока резервов будет хватать с запасом — так, чтобы у участников рынка не развились сомнения в способности государства придерживаться текущей курсовой политики. Сумма валюты, которую получит ЦБ от Минфина для продажи на рынок от сделки с акциями Сбербанка, — около $30 млрд. В последние дни ЦБ продает около $200 млн в день (выходит около $4-5 млрд в месяц). Примерно такими темпами Минфин до этого долгое время покупал валюту, так что ситуация симметрична.
Таким образом, денег ФНБ при текущих ценах на нефть хватит примерно на два года. И кроме этого, у ЦБ останется еще более $400 млрд «своих» резервов. Это колоссальная сумма, с лихвой покрывающая весь внешний долг всех субъектов экономики, которые можно использовать помимо денег Минфина при угрозе финансовой стабильности. Для сравнения: весь объем иностранных инвестиций в облигации федерального займа — около $40 млрд.
Может ли цена на нефть быть ниже $25 за баррель в течение двух лет? Это практически исключено. Дело в том, что текущие цены на нефть приводят к убыточности добычи нефти для большинства нефтяных компаний в мире. Соответственно, новых инвестиций в нефтяную добычу не будет, часть текущих мощностей в ближайшие месяцы придется останавливать, так как нефть попросту некому будет отгружать — закончатся резервуары для хранения. Таким образом, предложение сократится само в течение нескольких месяцев, либо же будут достигнуты договоренности на уровне G20, наподобие тех, о возможности которых заявил Трамп. Как мы видим, такие новости мгновенно поднимают котировки.
С другой стороны, пандемия коронавируса обязательно завершится в течение одного года, а скорее всего, даже раньше, на горизонте полугода: либо страны переболеют и эпидемия закончится из-за приобретенного популяционного иммунитета, либо сработают профилактические меры повального тестирования и выявления носителей (как в Южной Корее), либо будут изобретены лекарства и вакцина — слишком уж велика цена вопроса, и много брошено сил на его решение. Карантины будут отменены, а спрос на топливо тут же вернется на рынок, создав предпосылки для резкого роста цен на нефть.
Таким образом, в этом году для рубля не видно особых проблем, несмотря на ужасные перспективы российской экономики на фоне отсутствия достаточных мер поддержки бизнеса и населения. Не исключено продолжение волатильности и скачки курса в связи с новостями, но масштабная девальвация скорее всего ему не грозит, и уровень 100 рублей за доллар вряд ли будет достигнут в 2020 году (а скорее всего, 82,8 останется максимумом на этот год).
Торговое сальдо, даже несмотря на такие низкие текущие цены на нефть, скорее всего, останется положительным за счет сокращения импорта, ведь покупательская способность населения резко снизилась, и новые поставки парализованы из-за карантинов, в то время как основной экспорт из России продолжается через трубопроводы. Резервов достаточно, чтобы финансировать отток капитала, да его особо и нет, в силу высоких процентных ставок в рубле (значительно выше инфляции) и малой величины долга. Дефицит бюджета из-за выпадающих налогов будет покрываться продажей валюты из ФНБ, и чем больше он будет — тем больше будет продано на рынок долларов для его финансирования (что, кстати, снимает проблему дефицита валютной ликвидности на рынке).
Единственный существенный риск, который может заставить население и компании массово избавляться от рублей, — это перспектива политических потрясений в том случае, если президент и правительство не справятся с поддержкой экономики в кризисное время. Объявленные каникулы с сохранением заработной платы перекладывают затраты на поддержание социального спокойствия с государства на плечи владельцев бизнеса, которые порой просто не имеют запаса прочности, чтобы платить зарплату в течение нескольких месяцев без доходов от операционной деятельности. Некоторому количеству российских граждан станет очень скоро буквально нечего есть. Если раньше такой риск представлялся иллюзорным, то сейчас повышается вероятность любых, ранее казавшихся фантастическими, сценариев, ведь от болезни не застрахован никто.