…На другой день сочли убитых на рати- четыре с лишком тысячи полегло тверичей, уязвленных и того боле. Москвитян, не считая, покидали в проруби. Полонян отправили в Тверь и прочие города, часть за крепкою сторожею в Старицу, Зубцов и по волостям, поднимать сожженные грады. За день до Твери князь отпустил свое войско.
- Куды ж Гюргий-то задевался?- молвил он, покачиваясь в седле.
- Средь мертвых не сыскали,- ответил Коляда, ехавший рядом.
- К хану пойдет, так мыслишь?
- Не иначе.
- С Кавгадыем что станем делать?
- Ты, государь, великий промысл учинил,- сказал в ответ Коляда.- Никто покуда татар не бивал. Зри, каково войско-то воспрянуло!- повел он рукою за спину.
Михаил оглянулся- ратники шли, растянувшись длинною лентою по дороге, весело балагурили, неся на плечах оскепы, будто и не было тяжкого перехода и жестокой сечи. С возов в хвосте доносило звук сопелок и бубнов.
- А до Кавгадыя… Не худо б его с татарвою на крючьях за ребры повдоль пути повешать. А по уму- приветь, до отпусти с богом. Не нынче с Ордою ссору чинить. Посля Новагорода, да Торжка, да Старицы люда богато полегло. Не оборонимся. Нынче срок с Новгородом управится.
А как пришли в Тверь, гости, что возвращались чрез Тверь по белому пути, принесли весть, что Юрий в Великом Новгороде.
- Во, видал?- бросил князь Боярам.- Москвы не захотел. В Новгород потек!
- Напужалси, что ты на Москву пойдешь посля Бортенева. А от Новагорода во Псков, а тама до немцев близко.
- Что ж к хану не пошел? Самый срок теперь.
- А Ляд его ведает! Со страху полны порты, вот и потек, куды понесло.
В Твери уже ведали о победе- князь еще с дороги послал сеунчей. Народ высыпал в поле и на лед реки, встречая княжое войско. Колокольный радостный благовест лился над толпою, люд кричал, кидал в небо шапки.
Никита в толпе узнал Стешу с Сенькою, с седла обнял женку, поднял сына, посадил в седло пред собою, одел на вихрастую голову мисюрку. Сенька ухватился за поводья, гордо поглядывал по сторонам на мальчонков, бежавших по бокам войска. Стеша шла рядом, радостно глядя на мужа и держась за стремя. Получив отпуск, Никита сошел с коня, повел в поводу, обняв жену. Сенька, сидя в седле, перебирал стрелы в калчане. Так и пошли в слободу.
- Вот,- только и вымолвил Никита, гороло перехватило. Стеша тесней прижалась к мужу:
- Что «вот»?
- Пришел.
Они уже входили на двор. Никита расседлал коня, морщась от боли в руке. Сенька принялся отирать его бока соломою, повел в стойло, а Никита вошел в избу. Стеша уж хлопотала у печи, накрывала на стол. Никита снял полушубок, и жена, охнув, осела на лавку.
- Снова,- выдохнула она, глядя на замотанную кровавую тряпицу на руке мужа.
- Безделица,- махнул Никита.- Цел я.
- Да кады ж то прекратится-то,- заплакала Стеша.- Что ни год, то рать, что ни рать, то варедь!
- Да не хонькай, Стешка, живой я!
- Живой! Нынче живой!
- Че каркаешь, ворона!
Стеша спешно поплевала в угол, перекрестилась. Никита подошел сзади, обнял за вздрагивающие плечи:
- Ничто, я живучий!
- Василь вон тож живучий,- сквозь слезы сказала Стеша.- Едва выходили.
- А чего с ним?
- Руки лишился. У Торжка.
- Ах ты, осподи!- покачал головою Никита.- А я ж его тады видал, пред ратью. А после и недосуг было искать-то. Вот горе-то. Как жа он теперя, с молотом-то?
- Староста, чай, не пропадет,- отерев с лица слезу, снова засуетилась женка.
- Так он без дела, яко без души. Ах ты, осподи!
В переднюю вошел Сенька, обстучал с ног снег, прошел, таща на себе сумы.
- Ну, распускай,- позволил Никита, видя, как ему не терпится.
Сенька быстро выпотрошил тулуки.
- Эт тебе,- сказал Никита, протягивая сыну длинный татарский нож.- А это,- он встряхнул кусок шелка,- тебе. Сарафан сошьешь.
С этими словами он накинул переливчатую цветастую ткань на плечи Стеши.
- Ахти мне! Да куда ж я в таком?
- На ярмонку хаживать.
- Где ж я ниток-то шелковых возьму?
- Закупим,- успокоил Никита.- Теперь князь нас пожалует за такую нашу службу. Теперь заживем!
Стеша припрятала дорогую ткань в толобас, согрела воды, отмочила присохшие тряпки, омыла рану, замотала в чистое, приложив каких-то пахучих травок, сбегала, затопила баньку. На улице стемнело, повалил снег большими хлопьями, а в печи потрескивали березовые дрова, вкусно пахло домом…