Эта сказка случилась давно однажды,
и сюжет ее, в общем-то, бестолков,
но в сибирской деревне многоэтажной
не водилось ни леших, ни колобков,
а шуршали осины сухим нарядом,
и метель целовала тебя в лицо,
и снесла как-то курочка, скажем,
Ряба вот такое особенное яйцо.
За окном трещало пятнадцать с ветром,
отмерзали уши у мелюзги,
а оно лежало под теплым светом
и блестело немного сильней других.
Бабка била его деревенской бранью,
запирала в чуланную конуру.
На окне пылился горшок с геранью,
разлетались голуби по двору.
Дед суров был нравом и крепок телом,
доставалось всякому ни за грош,
а оно лежало и все блестело:
позолотой, слезами - не разберешь.
Выходила влага в проем оконный,
оседала искрами на крыльцо,
в общем, жизнь текла по своим законам и
текла бы дальше, а тут яйцо.
Папа взялся за дело ремнем и словом,
синяки заживали быстрей обид.
Вытирали слезы и били снова,
да и как же было его не бить,
если правда есть и она простая,
как чертеж тарелки карандашом:
золотое круглое - не летает,
даже с самой трогательной душой.
Педагог сказал: не волнуйтесь вовсе,
не таких раскалывали бойцов.
Над пустым газоном рыдала осень,
начиналась четверть, а тут яйцо.
У него диктанты, дневник, отметки,
светлый мальчик, первый сердечный пат,
и вот это было настолько метко,
что, казалось, лопнула скорлупа.
И едва ли вспомнить всю цепь попыток,
да и нужно помнить ли, видит Бог,
как ломались копья, рога, копыта
о дрожащий мелко, блестящий бок,
как свистели прозвища и насмешки,
оставляя вмятинки на боках,
как широкий черный ремень не мешкал
в самых добрых, самых родных руках.
А потом вдруг потяжелел и выпал
из холодных пальцев в июньский зной.
Пахли жизнью стебли густой травы
под молодой заплаканной тишиной,
и под всхлипы мамы и стон тромбона,
под соседский пряный валокордин
незнакомо, невыносимо больно
пробежала трещина по груди.
И вода бежала, и жизнь бежала,
нецветными полосами рябя,
и рука невидимая дрожала,
золотые волосы теребя.
А земля кружилась себе вполсилы,
продолжая радовать и цвести,
и казалось самым невыносимым то,
что все возможно перенести.
Вот бы век сидеть у судьбы в кармане,
у Христа за пазухой греть бока.
Пусть не любят, только бы понимали,
только бы не трогали, дурака,
пусть теснит в плечах золотая тара,
в синеватых трещинах хороня
и студента Диму с его гитарой,
и букет тюльпанов не для меня,
затяжную мамину пневмонию
и мою бездарную роль жены,
все, что мысли плавило и манило,
всех, кому мы сделались не нужны.
Розовеет небо, прохладой вязкой
заползая в верхние этажи.
Эта сказка ждет от меня развязки,
но ее, развязку, не пережить.
Где-то бегает мышка моя по свету,
машет хвостиком, морщит блестящий нос.
За окном цветет девятнадцать с ветром,
пятый день оспаривая прогноз,
в огородах тянется к небу щавель,
покрывает плечи сухая пыль.
Я когда-нибудь вырасту, обещаю,
из своей поношенной скорлупы.
Будет солнце щупать сосновый бицепс,
будет дождь похлопывать по плечу.
Только, Господи, слышишь, не дай разбиться,
потерпи упрямца еще чуть-чуть.
Я когда-нибудь вырасту белой птицей
и к тебе доверчиво прилечу.
Автор: Мартышка (m0n_key)
Оцените микс фото/стих по 10-бальной шкале
Лайки, это лучшая благодарность для меня
Подписывайтесь на канал и проза жизни превратиться в поэзию!