Автор: Дмитрий Доводин
Мария Геннадьевна так и знала, когда отпирала входную дверь: серый пушистый комок, с коричневым пятачком и жёлтыми глазками, находился на своём обычном месте. Как только дверь открылась, он вскочил на лапки и галантно растянулся в глубоком реверансе, а затем пару раз мяукнул, что на его языке означало:
- Моё почтеньице, Мария Геннадьевна! Как поживаете? Здоровы ли? Хорошая погодка нынче, не правда ли?
- Здравствуй, Василиса! Здравствуй моя хорошая! – Заговорила в ответ женщина. - Подожди, моя красавица! Сейчас я тебя покормлю.
Через минуту в консервную баночку, стоявшую на отмостке садового домика, уже посыпались Василисины лакомства. Та сначала сидела рядом и всем видом показывала, что не так уж голодна, но когда всё кошачье желе оказалось в импровизированной мисочке, кошка вскочила и принялась есть.
Мария Геннадьевна присела на лавочку и засмотрелась на свою любимицу. Эта пушистая мошенница уже пятый год жила у других людей. Она вообще, как оказалось, была способна менять хозяев как перчатки. Но женщина всё равно была привязана к кошке. Та прожила в семье у Марии Геннадьевны восемь или девять лет, старательно создавая уют и забавляя хозяев своими проделками. Зверушка была богата на выдумки, и вертела своей хозяйкой, как хотела, умело пользуясь тем, что у женщин, особенно пожилых, есть слабость ко всему тёплому, мягкому и пушистому.
Но случилось так, что пять лет назад, Мария Геннадьевна привезла своё чудо летом на новую дачу. Кошке так понравилось здесь, что она не захотела возвращаться на зиму в квартиру и вырвалась из рук, когда её пытались усадить в машину. Она исчезла в кустах и уже не выходила оттуда, несмотря на зов и мольбы. Так и пришлось ехать без неё.
Однако в ту осень Мария Геннадьевна ещё много раз наведывалась на дачу, искала и звала Василису, и успокоилась только когда узнала, что та живёт теперь на соседней улице в семье, проводившей здесь круглый год. В том доме кошка благополучно прожила два года. Но когда у хозяев начал подрастать ребёнок, она предпочла удалиться. Следующую зиму она сносно провела в доме, располагавшемся через шесть дворов по той же улице.
Но, ближе к весне, у кошки начали усложняться отношения с хозяйским сыном, на кровати которого она валялась, пока того не было дома. Он однажды наградил её пинком, навсегда оставившим тяжёлый отпечаток в гордой душе Василисы. Она не осталась в долгу, и в тот же день, основательно нагадив обидчику в постель и обувь, навсегда покинула негостеприимное пристанище. Долго мыкаться без квартиры ей не пришлось.
В тот год, как раз рядом с домом Марии Геннадьевны, выросла новая лачужка, где поселилась семья. Кошка, заглянув в тот дом, критически осмотрела внутреннее убранство, и, найдя помещение сносным, произнесла: «Мьяу!» На кошачьем языке это означало что-то вроде: «Здравствуйте, я буду здесь жить». Затем она приняла трогательно-печальный вид, отчего не оставить её стало невозможно.
Поначалу Василиса вела себя по-ангельски: спала на скромной подстилке в углу, ела с благодарностью всё, что дают, охотно давала себя гладить. Благосостояние кошки росло. Сначала она получила во владение мягкий стул с подушечкой, на котором устраивалась для сна, отдыха и туалета. Пища тоже становилась разнообразнее. Почувствовав, что положение её укрепилось, кошка попробовала было капризничать и управлять своими хозяевами.
Но коса нашла на камень: хозяева быстро раскусили её замысел. Если в первые дни пребывания Василисы в доме, ни печаль у неё в глазах, ни один несъеденный кусок, не оставались незамеченными, и хозяйка тотчас начинала беспокоиться, хорошо ли чувствует себя подопечная, то со временем внимание притупилось. Теперь кошка могла часами бросать томные взгляды, душераздирающе мяукать и с многозначительным видом сидеть около холодильника: ничего не действовало. Хозяйка распознала весь смысл кошачьего спектакля, и только посмеивалась над пушистым созданием, а когда Василиса становилась совсем уж несносной, то называла её «Шваброй» или «Прынцессой». Последнее, почему-то звучало особенно обидно, и, должно быть, на человеческом языке означало какое-то ругательство.
Справедливости ради, скажем, что кошка не могла пожаловаться ни на пищу, ни на обращение. Но мошеннице хотелось благоговения и ощущения, что перед ней преклоняются как перед божеством. И тогда, чтобы усилить своё влияние на хозяйку, Василиса решила заставить её ревновать. Для этого кошка зачастила к Марии Геннадьевне, делая всё, чтобы хозяйка знала о визитах. Каждое утро кошка наведывалась к соседке, получала любимый корм и порцию ласки, а, возвращаясь, бросала на хозяйку надменные взгляды, как бы говоря, что есть у Василисы и иные друзья, которые, по-настоящему ценят её и заботятся о ней. Не то, что некоторые. Хозяйка легко разгадала и этот кошачий замысел, и ещё пуще принялась смеяться над пушистой мошенницей.
Не будь Василиса кошкой, она бы давно поняла, что её коварный план раскрыт. Но природа создала её с хвостом, усами и подобающим животным её породы объёмом мозга. Поэтому и в этот день, Василиса, ни о чем, не догадываясь, продолжала игру в соответствии со своим ежедневным сценарием: сначала она завтракала, затем благодарно раскланивалась перед Марией Геннадьевной, и начинала потягиваться. Сделав положенную гимнастику, кошка приседала на солнышке, лениво озираясь по сторонам. Затем, словно увидев что-то, она вскакивала на лапы, срывалась с места и исчезала в картофельной ботве. Через несколько секунд она возвращалась к домику, с победным видом, неся в зубах крохотную мышку.
- Ах, ты моя умница, - всегда, расчувствовавшись, говорила в такое мгновение Мария Геннадьевна, дивившаяся тому, сколько мышей развелось у неё в огороде.
Простодушной женщине и невдомёк было, что Василиса третий день подряд «ловит» одну и ту же мышь, старательно припрятанную в огороде ранним утром. Кошка никак не могла понять, что каждый день в одно и то же время разыгрывать перед соседкой сцену с поимкой мыши нельзя. Тут и в самую наивную душу закрадутся подозрения. Но любимица Марии Геннадьевны ровным счётом ничего в этом не смыслила, и продолжала ловить мышей «на бис».
Правда, в этот день сцена далась ей нелегко: за три дня на летней жаре, мышиная мумия испортилась и изрядно воняла. Василисе стоило больших усилий отнести её подальше от дома, не выронив по дороге. Наконец, скрывшись за близлежащим долгостроем, Василиса перевела дух и осознала необходимость срочной замены реквизита.
Кошке не пришлось долго раздумывать, где и как разжиться очередной мышью. Гнездо грызунов, куда она периодически наведывалась, располагалось под дровяным сараем во дворе её теперешних хозяев. Василиса, подойдя к нему со стороны, откуда ветер не мог бы донести её запах, залегла в тени картофельной ботвы и стала старательно выжидать.
Вскоре из-под обвязки сарая показалась крохотная мордочка. Это был мышонок. Он смешно морщил лобик и шевелил носиком, втягивая воздух. Не почуяв опасности, он покинул своё укрытие, но не успел пройти и полметра, как ощутил, что две серые когтистые лапы крепко держат его.
Можно было, конечно, и сразу покончить с малюткой, но кошачья натура властно потребовала от Василисы: «Играть!». И она вальяжно завалилась набок и начала. Исцарапанный, смертельно напуганный мышонок забегал перед ней. Родной домик маячил всего в нескольких шагах от него, и он отчаянно рвался к нему. Но, словно в жутком сне, когда цель казалась уже совсем близкой, на пути у мышонка неожиданно возникала кошачья лапка, и отбрасывала его назад. Так продолжалось несчётное количество раз.
Василисина хозяйка, как на грех, именно в самый разгар этих игр, выглянула из окна, и увидела, как в картофельных зарослях, серая бестия, ловила и подбрасывала в воздух нечто маленькое и чёрное. И тут свершилось то, чего кошка никак не ожидала: маленький израненный комочек, получивший за утро суровый урок на всю жизнь, вдруг увернулся от её лапы и, что было сил, запрыгал в направлении дровяного сарая. Не успела Василиса вскочить, как он уже скрылся в щели, отделяющей деревянную обвязку сарая от земли.
Кошка тотчас оказалась в том месте, куда юркнул мышонок, но было поздно. Сквозь узкую щель она не могла проникнуть под сарай, и ей осталось только тыкаться в щель мордочкой и лапками, да орать на мышонка, в надежде, что он раскается и вернётся.
Через четверть часа, хозяйка услышала, что на крыльце кто-то осторожно скребётся. Она отворила дверь и покатилась со смеху: на пороге сидел взъерошенный пушистый комок с печальной мордочкой, при этом на правом ухе кошки висел здоровенный клок пыльной паутины, едва не достигавший земли. Очевидно, Василиса обзавелась этим украшением, когда неудачно пыталась залезть под дровяной сарай. Кошка всё время поводила головой, тёрла ей о плечо, взмахивала лапой, но избавиться от паутины не получалось. Было видно, что Василиса давно уже мучается с ней.
- На кого ты похожа! – Задыхаясь от смеха, проговорила хозяйка, освобождая несчастное животное от прилипшего к ней мусора. Однако в глазах кошки светилась такая искренняя печаль, и вид у неё был такой несчастный, что это, в конце концов, тронуло даже женщину, привыкшую к проделкам Василисы.
- Ну что ты так переживаешь, глупенькая? – Снова заговорила хозяйка уже совсем ласково и потрепала пушистую щёчку кошки. – Всё ведь хорошо.
Василиса потёрлась о руку женщины и подумала: «Какое хорошее слово – «глупенькая». Наверное, на человеческом языке это означает какой-то комплимент». Затем кошка поднялась на лапки и принялась мурлыкать и тереться о ногу хозяйки, как бы говоря: «Я тебя так люблю, что сил нет!». И в это мгновение даже у хитрой бестии в душе шевельнулось раскаяние в том, что она столько времени морочила женщине голову и заводила шашни с соседкой. И это чувство вины оказалось настолько сильно, что в следующее мгновение Василиса, зажглась желанием вознаградить хозяйку, за всё, что она сделала. И тогда кошка подбежала к своей мисочке с завтраком, мимо которого, обычно по утрам, чтобы насолить хозяйке, проходила с гордым видом, как бы говоря: «Мне не нужна ваша плебейская пища!». Но, на этот раз Василиса съела всё до последней крошки.
Нравится рассказ? Поблагодарите журнал и автора подарком.