Я жил в частном одноэтажном доме с папой, мамой, сестрой, дедушкой, бабушкой, дядями, тётей и двоюродными братьями.
В те времена только по радио можно было услышишь любимые песни. Патефонные пластинки с нужными записями трудно было достать. Да и патефоны мало у кого были.
На праздники в нашем доме по вечерам часто организовывали праздничный стол, приходили гости, было много музыкантов. Под баян, аккордеон, скрипку, гитару (иногда в ансамблях играли и на балалайке, мандолине) пели современные песни, танцевали модные танцы, «били чечётку».
В тёплое время года в доме открывались все окна. Народ собирался на улице как на концерт, слушал, смотрел в окна. Иногда с улицы кто-нибудь кричал, просил исполнить ту или иную песню. Музыканты исполняли. Всем было весело: и слушателям, и исполнителям.
Днём устраивали музыкальные праздники с участием детей. Давали детям различные инструменты, пробовали создать подобие ансамбля. Кого-то учили на баяне в басах тянуть три-четыре ноты по очереди. Кого-то на балалайке тренькать, зажимая то одну струну, то две. Кого-то на мандолине просто дёрнуть медиатором то одну пару струн, то другую или на скрипке водить смычком по струнам. Кого-то учили стучать деревянными ложками друг о друга или палочкой по бутылкам с водой. Во время репетиции неискушённому наблюдателю странно и страшно было смотреть и слушать эту бренькающую, рычащую, стучащую мелюзгу. Спешили быстрее уйти от этого кошмара. Но потом, когда приходили на выступление этой мелюзги, были приятно удивлены красивой музыкой, какие дети молодцы, как здорово они играют. Дети, конечно, молодцы, но главная заслуга создания такого ансамбля – моего дедушки, который знал, как создавать ансамбли даже из совсем неумелых малышей.
Дедушка – скрипач-самоучка, который играл на многих инструментах, – учил и меня играть на маленьком баянчике. К пяти годам я пел и подыгрывал себе на нём две песни: «Паровоз по рельсам мчится, на пути котёнок спит….» и «Помнишь, мама моя, как девчонку чужую …» Ещё я играл «Мотаню», чтобы можно было петь частушки и плясать, и что-то в ритме вальса.
Гости, которые приходили к нам, просили меня спеть под баянчик. Я пел, а меня угощали конфетами.
Когда у меня возникало желание покушать конфет, я шёл к соседям, живущим через дом от нас. Стучал в окошко. Окошко открывали папа или мама моей подружки-одногодки и обычно спрашивали меня: «Ну что жених, за конфетами пришёл?» Я без стеснения говорил «да», потому что относился к ним как к родным, ведь их дочь была моя «невеста». Они давали мне конфет и просили: « Может, споёшь нашу любимую?» Я им пел: «Помнишь, мама моя….»
В сентябре 1956 года сначала мне, а потом и моей «невесте» исполнилось пять лет. Её родители устроили для 5-6 летних детей праздник. Набралось шесть девочек и я, один мальчик. Меня привели к ним с баянчиком. Я хотел порадовать девочек, спеть, поиграть им всё, что могу, удивить всех, какой я хороший музыкант.
Нас, детей, усадили за стол, наложили каждому закуски в тарелки и в честь такой круглой даты налили всем красного вина в рюмочки, грамм по 20. Взрослые ушли, чтобы нам не мешать. Девочки стеснялись пить вино, боялись, что оно горькое. А я, как «настоящий мужчина», сказал, «Я не боюсь, выливайте в большой стакан все своё вино, я выпью». Когда все вылили, получилось грамм 150. Вино показалось мне как компот, только обжигало язык, щекотало в носу, и от него слезились глаза. Но под восхищёнными взглядами девочек я терпел, выпил до дна. Девочки меня хвалили. Я чувствовал себя героем! Потом мы кушали, пили ситро, играли в догонялки, толкались, шумели, кричали. Пришли взрослые успокоить нас и настроить на праздничный лад.
Меня усадили на стульчик, дали баянчик, попросили сыграть про котёнка. Мне стало как-то жарко и тревожно. Я никак не мог найти в басах кнопку с вмятиной, хотя всегда находил её на ощупь. Вообще я, как говорится, играл вслепую т.е. не смотрел на кнопки. Сейчас пришлось посмотреть, где это в басах кнопка с вмятиной. Наконец нашёл. Но никак не мог начать играть двумя руками вместе. Голосовая партия правой руки не согласовывалась с басовой партией левой руки. Для меня это был какой-то кошмар. Раньше я, конечно, мог иногда разок ошибиться, не попасть на нужную кнопку, но чтобы вообще не знать, как начать играть... Было непонятно, как я мог разучиться играть такую легкотню, которую исполнял много-много раз! Вокруг меня всё начало покачиваться, кружиться. Кто-то догадался, что я пьяный. Тут девочки и рассказали, как я выпил всё их вино.
У меня забрали баян. Уложили на диван. Я говорил, что я не пьяный, сейчас по одной доске пройду. Встал с дивана, хотел пойти. Сделал пару шагов. Ко мне быстро приплыл щифоньер и ударил в лоб. Было очень непонятно, как такое могло случиться? Меня опять уложили на диван, говорили, что я пьян и должен немного полежать. А я опять и опять повторял: «Я не пьян, пройду по одной доске». Меня держали. Потом я заснул. Разбудила меня мама. Девочки ушли. «Невеста» уже спала. Мне было очень грустно и обидно, что праздник прошёл без моего выступления, что я так оплошал и не повеселил девочек. Мне дали всяких конфет, но они не радовали как обычно, я чувствовал, что не заработал их своим трудом, а просто получил в утешение, как маленький опозорившийся ребёночек. Хотелось расплакаться. Мы с мамой пошли домой.
На следующий день я проснулся рано утром. Я, конечно, был уверен, что не разучился играть на баянчике, но всё равно не терпелось поиграть что-нибудь. Поиграл «Котёнка». Всё нормально, без единой ошибочки. Вчера, наверное, точно был пьян. Но не мог понять, как мои родственники на праздниках пьют вино и хорошо играют и поют. Наверное, потому что я ещё маленький. Было обидно, что я такой маленький. Но я успокоил себя и решил: «Когда я вырасту большой, буду пить вино больше, чем они, а играть лучше их!»
Счастливое детство с надеждами на прекрасное будущее продолжалось.