Отец Фредерик трясся в повозке — уже одному Господу известное количество часов — и даже в таком положении умудрился задремать. На самом деле священник потерял счет дням еще на корабле. И он забыл, когда ему в последний раз удалось поспать не под качку корабля или не в трясущейся повозке. Или не в сырой постели дешевой гостиницы.
Единственное, что ему оставалось, — это молиться. И он молился. Молился в радости, когда наконец получил приглашение на аудиенцию к Папе, которой добивался целый год. Молился за свой приход, людей, которых ему придется оставить на неизвестное время со всеми их горестями и надеждами. Молился, когда матросы с корабля, на котором он отплыл из ставшей уже родной Венесуэлы, богохульствовали в его присутствии, косились зло и то и дело говорили, что церковники только тянут жилы из честного народа. Молился, когда их хлипкое суденышко попало в шторм неподалеку от острова Сан-Мигел. Молился в бреду, когда думал, что скончается от болезни. Но больше всего он молился о том, чтобы Папа его услышал.
Отец Фредерик приоткрыл левый глаз, и сердце его чуть не выскочило из груди. Ватикан. Он так долго спал, что пропустил, когда они въехали в Ватикан. Великий город, красивый город. Солнце позолотило крыши домов и лужи, оставленные недавним дождем. И людские лица. Весь город отливал золотом и утопал в зелени. Отец Фредерик молился едва слышно, одними губами, боясь, что даже молитвой спугнет величие момента. А еще он покрепче прижал свою драгоценную ношу — грубо сколоченный деревянный ящик, с дырками в крышке, чтобы поступал воздух. За его содержимое отец Фредерик молился едва ли не усерднее, чем за самого себя.
И вот он стоит перед святыней — Апостольским дворцом. Обителью Папы. В своих тщеславных фантазиях отец Фредерик мечтал о том, что когда-нибудь встретится с Папой, но тут же одергивал себя и занимал ум молитвой, прося Господа избавить его от гордыни. Он посильнее сжал ручку ящика и, кажется, засадил очередную занозу. Если ручка реальна, и если эта заноза реальна, значит, все происходящее тоже реально. Священник вдохнул и выдохнул несколько раз на крыльце и подождал, когда глупое сердце прекратит свою безумную пляску. Тщетно. Придется идти на встречу с Папой на трясущихся ногах и с потными ладонями. И, может, оно и к лучшему. В секунду, когда отец Фредерик опустил ногу на первую ступень, ему почудилось ангельское пение.
— Отец Фредерик, я полагаю?
— Да, да, это я, — священник бережно коснулся губами руки епископа, — большая честь для меня быть здесь.
— О, а для нас большая честь видеть столь настойчивого молодого человека, — епископ тепло улыбнулся, но слова заставили Фредерика покраснеть.
— Прошу простить меня, я ни в коем случае не нарушил бы покой Его Святейшества, если бы дело не было столь важным.
— Так что за дело привело вас сюда?
Епископ сел за длинный стол, жестом предлагая последовать его примеру. Отец Фредерик аккуратно присел на самый край обитого бархатом стула. Расписные стены, тяжелый потолок, роскошь. Все это буквально сдавливало его голову, мешало думать.
— Позвольте, но разве Его Святейшество не присоединится к нашей беседе?
— Боюсь, у него очень много дел, — кажется, епископ едва сдержал смешок. Ну конечно! Было бы очень наивно надеяться, что Папа лично встретится с мелким человеком вроде отца Фредерика. Велика честь! — Так что же привело вас сюда?
Отец Фредерик посильнее сжал деревянную ручку, глубоко вдохнул и на выдохе выпалил только:
— Капибары.
— Что?
— Капибары. И бобры. Но, в основном, капибары.
— Извольте объяснить…
— Конечно-конечно, епископ. – священник тараторил и проглатывал половину слов. - Дело в том, что почти год назад Его Святейшество постановил, что капибары и бобры отныне рыбы, и мясо их можно есть в пост праведному христианину.
— И что же?
— Знаете, я видел капибару. И я уверяю вас, что это не рыба, а самое настоящее животное. Зверь.
— Так и…
— В Италии не знают мясо этого зверя, я полагаю. Но вот в местах, откуда я приехал, люди обрадовались такому решению. Местные и переселенцы. И конкистадоры. Все они едят мясо зверя в пост.
— Откуда вы, напомните?
— Из Венесуэлы.
— Ах, из Венесуэлы.
— Да. И мне больно смотреть, как эти люди, мои прихожане, воспользовались этой ошибкой и набивают свои животы мясом животного в пост, когда нужно усмирить плоть. Они не слушают меня. Они говорят, что раз Папа так сказал…
— Позвольте, с чего вы взяли, что это ошибка и капибара и правда зверь, а не рыба, как постановила Церковь?
— С того, Святой отец! — священник резко вскочил со своего места и движением уличного артиста открыл деревянный ящик, который так долго держал в руках.
Несколько секунд ничего не происходило, а потом из глубин ящика высунулась любопытная рыжая мордочка. А затем и сам зверек выбрался на свободу и сделал несколько несмелых шажков по мраморному полу. Рыжий зверь подслеповато щурился после темноты ящика, а затем начал чиститься как ни в чем не бывало.
Епископ то и дело переводил удивленный взгляд то с неведомого животного, то на взволнованного священника.
— Что это такое?
— Капибара.
— И зачем вы привезли это… существо сюда?
— Ну как же, — тут отец Фредерик растерялся, — я уверен, что как только Его Святейшество увидит капибару своими глазами, то он тут же поймет всю абсурдность. Всю нелепость. Это… это ведь не рыба, нельзя ее есть!
— Позвольте, отчего же не рыба?
— Как? — священник чуть не подавился воздухом и продолжил, а голос его становился все тише и тише. — Разве же рыба ходит по суше? Разве рыба имеет шерсть? Рыбе положено иметь чешую.
— Пути Господни неисповедимы, — чинно промолвил пожилой епископ. — Если Господу так угодно, то…
— Нет! Нет же. Я… я общался с учеными мужами. Со многими. Я не хотел отвлекать никого по пустяку. Я изучил вопрос, прежде чем просить об этой встрече. Одним я подробно описал зверя, двое других приехали лично по моему приглашению, все как один уверены, что капибара — животное. Единственное, что его роднит с рыбой — это то, что зверь этот обитает в воде.
— В воде, значит?
— Да.
— Живет там постоянно?
— Да.
— И растит там своих детенышей?
— О да.
— С чего же тогда капибаре не быть рыбой? Да, необычной, но все же водной тварью?
— Но чешуя…
— Киты и дельфины тоже обходятся без чешуи, однако их мы едим в пост, потому что они рыбы. Отчего не может быть рыбы с шерстью?
— Но это нелепо! Позовите Его Святейшество, я хочу поговорить лично с ним, он поймет, он должен…
Священник сам не заметил, что последние слова он прокричал. Отец Фредерик тут же замолк и прикрыл рот ладонью, испуганно глядя на строгого епископа.
— Отец Фредерик, успокойтесь. Вы в доме Господа.
— Прошу простить…
— Послушайте, — лицо епископа стало по-отечески добродушным, он медленно приблизился к поникшему священнику и приобнял его за плечи. — Вы еще молоды и многого не понимаете. Его Святейшество видел капибар, их мясо давно едят в Италии праведные люди. Я сам — нет, конечно, но кое-кто из святых отцов…
— Нет!
— Успокойтесь уже! Вы же знаете, плоть слаба, и даже самый распоследний праведник рано или поздно может поддаться искушению. Нам пришлось пойти на поводу… Мы же не хотим, что бы Рай пустовал?
— Вы знали! Все знали! Все видели капибар и все равно назвали их рыбой, – священник в отчаянии обхватил голову руками, он из последних сил держался, чтобы не расплакаться как ребенок.
— Послушайте, ступайте домой. Берите вашего зверя и поезжайте обратно в Венесуэлу. Тут вам больше нечего делать.
Отец Фредерик поднял зверька трясущимися руками. Он едва нашел выход наружу из-за стоящих в глазах слез. Как только за ним закрылись тяжелые двери, отец Фредерик тяжело опустился прямо на землю и разрыдался. Беспокойные руки рассеянно гладили сонную капибару. Он оплакивал все то время, когда он писал письма Папе и добивался встречи с ним. Тот долгий и полный лишений путь. Свою паству, которую он оставил на произвол судьбы. Отец Фредерик попытался молиться непослушными губами, ладони добела вцепились в мягкую шерстку зверька. Испуганная капибара тяпнула его за палец и, освободившись, скрылась на улицах Ватикана.
Отец Фредерик с изумлением смотрел на прокушенный палец и на то, как по нему стекает алая струйка крови. Слезы остановились в один момент. Священник поднялся с нагретой брусчатки. Он еще не знал, что ему делать и куда идти, и решил найти капибару.
Он долго блуждал по незнакомым улицам, пока не добрел до гостиницы. Только при виде вывески он понял, как сильно он устал и проголодался.
— Святой отец, какая честь, желаете остановиться у нас на ночлег? — пожилой хозяин гостиницы начал кланяться с самого порога.
— Да. Да, желаю.
— Вы пока выберите себе столик, отужинайте, а моя жена приготовит вам комнату.
Отец Фредерик так устал, что смог только кивнуть. Он сел в самом дальнем углу. Мысли кружили над головой неясными спиралями, но отказывались надолго задерживаться.
— Чего изволите? — спросил над самым ухом совсем юный мальчишка — одно лицо с хозяином гостиницы.
— Капибару, — произнес отец Фредерик пустым голосом, который сам не узнал.
Мальчишка совсем не удивился и только крикнул: «Один момент».
Через час священнику в дальнем углу принесли заказанное. Это точно была капибара, точно такая, какую подавали в венесуэльских кабаках в пост. Разделанная тушка дымилась в окружении белых вареных картофелин. Запах от блюда шел просто божественный.
Он слышал, что в Перу есть храм Куско. В том храме на одной из стен художник изобразил Тайную вечерю на свой манер. И все на той картине почти такое же, как на оригинальной картине. Позы и жесты, и даже цвета. Вот только вместо хлеба на блюде лежит тушка, подозрительно похожая на капибару…
Отец Фредерик схватил мясо руками и вцепился в него с жадностью. Он ел и давился от слез. Ничего вкуснее он в жизни не пробовал.