Во время долгого сидения дома погружаешься порой в воспоминания, и получается рассказ не совсем про деньги. Ну как не про деньги... Вспоминая жизнь нашу в перестройку , собралась рассказать об этом человеке. Звали ее Анастасия Захаровна Филиппова (имя подлинное).
Баба Настя была нашей деревенской соседкой. Родилась в начале 20-го века, жизнь протекала более-менее стандартно: церковно-приходская школа, тяжелая крестьянская работа, замужество, рождение детей, война, оккупация, гибель мужа… Фотографию своего Васи тетя Настя хранила вместе с иконами, в красном углу. Горя хлебнула, плакала, конечно. Да что долго плакать – надо детей растить: сыночка Юру да дочку Нину.
Дети подросли и в начале 50-х, вместе с огромной частью сельской молодежи, рванули в города, за счастливой судьбой. Юра Филиппов поехал в Москву, устроился на какой-то завод, на вредное производство, тяжелую и опасную для здоровья работу. А Нина отправилась в Тверь (тогда – Калинин), решила поступить в педагогический институт, да что-то не получилось у нее, устроилась на работу в садик. Тетя Настя осталась одна. Натрудившись как следует за день, писала порой письма своим деткам, но отвечали они нечасто – заняты были. Анастасия обижалась, но виду не показывала.
Однажды, в весеннюю распутицу, приехала к матери Нина. Дела у нее были невеселые: беременная, а «папаша» жениться не собирался и с Ниной практически не общался. Тетя Настя, как могла, успокоила дочку. Через некоторое время Нина родила дочку Галю. Родила, а через несколько месяцев засобиралась снова в город: захотела все-таки в институт поступить, хоть на вечерний, да и на хлеб зарабатывать надо было. Крохотная Галя осталась с бабушкой. Тетя Настя как-то ухитрялась и в колхозе работать, и в своем хозяйстве (огород и скота порядочно), и маленькую Галю растить.
Нина все-таки поступила в институт, училась, работала, иногда присылала матери короткие письма. Юра тоже обзавелся семьей, так и осел в Москве.
Когда Гале пришло время собираться в школу, мать ее Нина получила письмо от деревенских соседей, с укорами и требованиями хоть немного заботиться о ребенке. Нина приехала в деревню, сообщила, что получила направление в Ярославль, хороший областной город, что есть у нее жених, хороший парень, что вот устроится она в Ярославле, замуж выйдет – и заберет Галинку. Тетя Настя поплакала, конечно, и отпустила свою дочь обустраиваться. За Галей Нина приехала зимой, неожиданно: муж узнал, что у нее есть дочка, и немедленно отправил мамашу за ребенком. Так тетя Настя снова осталась одна.
Сколько помню ее, все время она была занята: огород, картошка, овцы, корова, куры. Зимними вечерами приходила к нам в гости, посмотреть телевизор. Была она на редкость тихой и незлобивой, очень аккуратной, немножко гордилась своими успешными детьми. В начале декабря, нагруженная разносолами и подарками как ишак, отправлялась на пару дней в гости к сыну или дочке. Все это было не в диковинку – у многих деревенских тетушек дети жили в городе. Жили, но помогать родителям по хозяйству приезжали. Только не Филипповы… Впрочем, с возрастом Юра стал проводить пару недель отпуска у матери. Лежал во дворе на раскладушке, выпивал, добродушно басил: «Ну что ты мать, уймись, всех денег не заработаешь». Умер он, едва выйдя на свою льготную пенсию.
Тетя Настя превратилась в бабу Настю, пару раз к ней приезжали ненадолго внучки, но только пару раз… Бабушка ездила к ним, а потом перестала – одряхлела. Когда женщине за восемьдесят, трудно вести хозяйство в деревне. Да еще и забывать все стала: то чайник на плите, то калоши у соседки, то куда положила пенсию. В деревню тоже пришел технический прогресс, и наша зав.почтой Галина разыскала с помощью ярославских коллег Нину Васильевну, уважаемую учительницу. Позвонила ей и в приказном тоне потребовала забрать мать – баба Настя уже не могла жить одна. Нина приехала через некоторое время. Соседки дружно ее стыдили, а Нина лишь поддакивала: «Да-да, конечно, мама не может жить одна, мне бы ее в город свозить, врачам показать, да и заберу потом отсюда». Участливый председатель дал свой УАЗик. Нина пару раз съездила с матерью в город, собрала в сельсовете кое-какие бумаги и подготовила мать в дальнюю дорогу. Прощаясь с соседями, баба Настя плакала – конечно, уезжать из родного дома старому человеку тяжело.
Обман вскоре вскрылся: пришли на почту какие-то документы, из которых выяснилось, что Филиппову Анастасию Захаровну поместили в дом-интернат, и не простой, а психоневрологический. Нина Васильевна сумела доказать медицинской комиссии, что баба Настя опасна для окружающих, и втихаря да обманом увезла ее в интернат, о котором ходили зловещие рассказы. Деревенское общество было, конечно, возмущено до предела. Позвонили Нине: «Не ваше дело, - отвечает, - раз такие добрые, сами с ней сидите.»
Один из соседей, колхозный шофер, будучи однажды в рейсе, накупил гостинцев и решил сделать крюк километров 70, чтобы навестить бабу Настю. Приехал в скорбный дом (не буду описывать ужасы – все и так немного себе ЭТО представляют), сиделки провели его к бабе Насте. Она сидела на табуретке, безучастная ко всему, уставившись взглядом в одну точку.
«Баба Настя, здравствуй, я сосед твой, Алексей Фролов, ты помнишь меня? Я тебе гостинцев привез. Как ты тут?» – спросил, а сам без ответа уже понял, КАК.
Баба Настя посмотрела на него: «Юрушка? Нет, не Юрушка, Юрушка-то умер. А лицо твое мне знакомое», и беззвучно начала плакать.
С тяжелым сердцем Алексей ушел. Баба Настя скоро умерла, похоронена она в общей могиле для пациентов этого интерната.
Когда Катерина, Юрина вдова, приехала в деревню, чтобы оформить и продать бабин Настин дом, никто из деревенских не пустил ее ночевать. Как сейчас живут Нина, ее муж и Галя, мы не знаем.
