− Кто там царапается?! – Заорала соседка по палате, − вреднющая бабка Анна и ткнула кривым пальцем в сторону окна. Как раз возле него моя кровать стояла. Я приподнялась, а там – Он. Носом к стеклу прижался, улыбается. И такой весь расплюснутый да страшненький получился, аж сердце от умиления защемило.
Смотрю на него, а сказать ничего не могу. Прооперировали меня ночью, вот я после наркоза и не отошла ещё. Плывёт всё. А Он подтянулся на подоконнике и такими счастливыми глазами на меня глядит… потом подпрыгнул и пакетик конфет в форточку закинул. Шоколадных. Буревестник.
Только тот, кто знал, как Он их любит, мог понять, какая жертва была принесена. На следующий день мне разрешили вставать, и я сразу же выглянула на улицу. Он сидел под окном моей палаты и что-то выстругивал маленьким перочинным ножиком. И так десять дней. Ни футбола, ни купания, ни чужих огородов.
А когда меня выписали, Он стоял у больничного крыльца и, смущаясь, прятал за спиной букетик пыльных ромашек и корявое дер