Любовь Махидевран к сыну, как тяжелый пресс, с малых лет лишала его самостоятельности и права на собственное мнение.
Мать порой сама себе противоречила, внушая ребенку одновременно и тщеславные планы, и вечный страх покушения на его жизнь.
Махидевран прессует
Собственные желания Мустафы нам неизвестны – они просто не имели право быть.
Мать-тиран контролировала всё в его жизни: режим, диету, учебную программу, сексуальные связи.
Так, известно, что она даже покупала для его гарема понравившихся ЕЙ рабынь. Эти траты делались из государственной казны, и сам султан прекратил эту практику.
Постоянный страх Махидевран за собственное разоблачение в её нехитрых жестоких кознях передавался сыну.
Безропотное подчинение матери делало его чутким только к ЕЁ бедам и преувеличенным обидам.
Вот и получается, что гиперопека приносит чувство удовлетворения только матери.
Эгоцентризм Махидевран
Так вот в чем проблема!
По большому счете, не султана любила Махидевран и даже не сына, а только себя.
Вслушайтесь в её речи:
Что сделали со мной;
Не считаются со мной;
Что будет со мной;
Я стану управлять здесь всем;
Валиде уже отжила свое – я стану Валиде;
Я отомщу;
Я отплачу;
Я накажу;
Я займу принадлежащее мне место!
Только Я да Я, где тут место сыну? А «любимому» султану она откровенно желает смерти, мечтая о собственном торжестве.
Не получается happy end
В отличие от исторического, кинематографический шехзаде Мустафа очень симпатичный, отважный, умный, даже где-то благородный.
Они с Хюррем могли бы подружиться.
Изначально его натура, как и натура Хюррем, была открытой, широкой, доброжелательной.
Но святое понятие «мать» оттеснило на задний план и логику, и наблюдательность, и трезвую расчетливость.
В необоримой жажде демонстрировать требовательной матери все новые и новые подвиги по её защите, он как бы утратил все свои природные достоинства и стал превращаться в такую же безмозглую курицу, какой изобразили в сериале Махидевран.