Представьте себе картину. Горячий июньский полдень. Перекресток деревенских улиц, между которыми расположился заросший травой пустырь. По пыльной дороге ураганом несётся компания –лидирует длинновязая девчонка с острыми коленками, на пятки ей наступает упитанный дошкольник, при каждом прыжке его щеки и живот смешно подпрыгивают. Мальчишку догоняет коренастая пигалица лет восьми. Бегут молча, у каждого в руке по травинке. Замыкает процессию лохматый вислоухий пёс, который отчаянно вытягивает морду, пытаясь ухватить ближайшую к нему лодыжку. Дети нервно озираются и набирают скорость. На приличном расстоянии от спринтеров, задыхаясь и размахивая руками, мчатся хозяева собаки, тщетно призывая питомца. Но псу, таки, удаётся дотянуться до ноги, он с наслаждением клацает зубами и … история принимает странный оборот.
А впрочем, начну-ка я свой рассказ с самого начала. Каждое лето мы с братом Мишкой (а именно мы возглавляли описанную выше команду) проводили у бабушки в деревне. «Синие! Зелёные! До чего детей в городе довели!», - сокрушалась бабушка при нашем появлении, и принималась спешно оздоравливать внуков. «Бычком, бычком пей!», - подбадривала нас она, протягивая каждому по поллитровой кружке сливок. Мы покорно выпивали, закусывали пирожками. К концу лета в машину к родителям с трудом закатывались два румяных колобка.
Но до конца летних каникул мы успевали прожить целую жизнь, в который каждый день не похож на предыдущий. Например, однажды, перед Днём Ивана Купалы, я вычитала интересный способ гадания – нужно было девять раз перелезть через забор, каждый раз срывая по разному цветку, а собранный букет разместить под подушкой. И тогда, во сне, перед гадающими должен был явиться будущий супруг во всей своей красе. В мои десять лет мне, конечно, позарез требовалось увидеть будущего супруга. Такие же чувства питала моя восьмилетняя подружка Таиска. А младший братец решил принять участие в гадании главным образом ради того, чтобы девять раз подряд перелезть через забор. Он, конечно, и просто так мог перелезть, но в компании-то веселее!
Первой проблемой стал выбор цветника, который предстояло оборвать. Если бы каждый из нас сорвал по девять цветов в бабушкиной клумбе, то можно было нарваться не на суженого, а на крупные неприятности. Но, к счастью, дедушка с бабушкой жили почти на окраине деревни. Через три дома от нашего, сразу за озером Круглым, лениво грелся на солнышке пышный луг. В июне одуряюще цвели степные травы – шалфей, ковыль, бессмертник, тысячелистник, донник, чабрец, васильки, зверобой, анемоны, клевер и миллион других. Эх, не знает запаха настоящего лета тот, кто не бывал в июне в наших краях. В общем, цветы было решено рвать на лугу.
Второй проблемой стал выбор забора, через который предстояло перелезать. Таискин плетень отпал сразу, так как находился от луга на приличном расстоянии. Я попробовала перемахнуть через наш штакетник – слишком высокий, неудобно. К тому же, забор находился по всевидящим оком нашего бережливого дедушки. «Ээээ, понаехали, дачники!», - ядовито припечатывал нас дед за подобные фокусы. Определение «дачники» из уст дедушки было страшным оскорблением, ибо он считал дачников бездельниками и тунеядцами, в отличие от коренных деревенских жителей.
Опасливо покосившись на окна веранды, откуда дед мог нас увидеть, мы побрели на улицу. За калиткой наш взгляд упал на крепкий невысокий заборчик, прямо напротив нашего дома. Забор ограждал крохотный домишко на двух хозяев, обрамленный старыми клёнами и принадлежавший двум старушкам-сёстрам – баб Тане (моей бывшей нянечке) и баб Сюне (она же бабка Аксютка). У каждой сестры во владении было по комнате с коридорчиком и отдельным входом.
«Ну к чему эти отдельные входы? Это же разные печки топить нужно, воду из колодца таскать каждой отдельно», - возмущалась наша бабушка, - «Ведь они старенькие, объединились бы, им бы легче было!». Но старушки так не считали. Несмотря на преклонный возраст - Сюне было за восемьдесят, а Тане за семьдесят лет, сёстры не могли найти общего языка и жили как в романе Льва Толстого – то война, то мир. Зато забор у них был общий, новый и, какая удача - недалеко от луга.
Ничтоже сумняшеся, мы решились лезть через старушачий забор. «Во-первых», - справедливо решили мы, - «Баб Сюня как раз спит после обеда и ничего не заметит. Во-вторых, баб Таня тоже нас не «засечёт», её окна выходят на другую сторону. И потом, раз сейчас она в ссоре с сестрой, то даже если заметит, ничего не скажет».
Сказано-сделано – мы приступили к реализации нашего плана, предварительно дав друг другу обет молчания. Основным условием гадания было то, что во время сбора букета нельзя произносить ни слова, запрещался даже смех. Сначала всё пошло как по маслу. Мы совершили шесть набегов на луг, добычу складывали на баб Сюнину завалинку. Правда, перелезать через забор и совершать пробежку под палящим солнцем становилось с каждым разом всё сложнее. И если в первый раз мы перемахнули через забор как пушинки, то с каждым последующим забегом наши улыбки тускнели. Когда мы складировали по шестому ботаническому образцу на завалинке, из-за угла вывернула баб Таня, в простеньком сарафане, неизменном ситцевом запоне с карманами и белом платочке.
Наверное, на военном фронте с сестрой было заключено очередное перемирие. «Хе-хе-хе…», - поприветствовала нас моя отставная няня. Фирменный смех заменял ей некоторые фразы, а смысл сказанного зависел от интонации. Например, сейчас смех прозвучал добродушно, что означало приветствие. А вот когда смех звучал настороженно-вопросительно, это означало, что баб Таня, в силу своей тугоухости, не расслышала собеседника и надеялась отделаться универсальным ответом. Среднестатистический диалог со старушкой был примерно таким:
- Привет, Баб Тань!
-Хе-хе-хе.
- Хорошая сегодня погода, да?
-Хе-хе-хе.
- В магазине сегодня была?
-Хе-хе-хе.
-Слыхала, у деда Арефия дом сгорел?
-Хе-х…кх-кх…Када?!
Поскольку в этот раз мы на приветствие не ответили, баб Тане пришлось вступить в дальнейший диалог: «Вы чаво тут?». Баба Таня была казачкой, а старожилы-казаки почти не употребляли букву «Е» - эта буква, при необходимости, заменялась другими гласными. «Чаво прибяжали? Таиса Ляксандровна прислала?», - снова переспросила баб Таня, не дождавшись ответа. Наша бабушка, Таисия Александровна, частенько передавала старушкам молоко и другие гостинцы, поэтому баб Таня, с одной стороны, не особенно удивилась, заметив нас, а с другой стороны, мы вели себя подозрительно. А мы и рады были бы объяснить цель своего визита, да мешал обет молчания. Поэтому мы молча развернулись, перемахнули через забор и помчались в сторону луга, распугивая соседских кур.
Баб Таня опешила, постояла немного, посмотрела нам вслед, прикрыв ладонью глаза от солнца. «Фулиганять», - резюмировала миролюбиво, и, отмахиваясь от комаров кленовой веточкой присела на огромное бревно у крыльца, заменявшее лавочку. Утром баб Таня была в магазине, узнала последние новости (Харитонова в армию забрали, Гундари подрались, Надьку засватали), язык чесался обсудить эти политически значимые события. В кармане ждали своего часа жареные семечки. Вечер, в целом, обещал быть приятным.
Старушки-сёстры с подругами любили проводить досуг, соревнуясь в лузганьи семечек. И лидировала отнюдь не баб Таня, бликовавшая на солнце крепкой булатной челюстью, а её старшая сестра, обладательница харизматичной двузубой улыбки (один передний зуб сверху, второй снизу). Баб Сюня умело чистила семечки пальцами, и частенько угощала нас целыми стаканами очищенных подсолнечных или тыквенных зёрнышек. Впрочем, это был не единственный талант баб Сюни. Поговаривали, что она собственноручно отрубала топором голову соседским котам, таскавшим цыплят. Поэтому к баб Сюне мы относились с некоторой опаской, что почему-то не помешало нам лезть через её забор. Когда, по завершении седьмого круга, мы снова спланировали на штакетник, баб Таня сидела уже в компании соседской бабки Стюрки, заглянувшей скоротать послеобеденное время. У старушек отвисли челюсти, когда мы, на их глазах, игнорируя открытую калитку, штурмом взяли забор, сложили по цветку пижмы на завалинку, перемахнули обратно и набрали крейсерскую скорость. На заборе, зацепившись за гвоздь, остался гордо реять кусок моего сарафана. «Я вот щас скажу Аксютки, что вы по яё забору сигаяти!», - донеслись до нас баб Танины угрозы. Мы струхнули. Шёл восьмой круг, цель была близка, но ощутить на загривке железный баб Сюнин костыль не хотелось.
Сорвав на лугу по чахлой ромашке, мы пустились в обратный путь настолько медленно, насколько могли. Но делать было нечего – наше разнотравье, добытое в трудах тяжких, ждало своего часа на Аксюткиной завалинке. Достигнув заветного забора, я с равнодушным видом протрусила мимо. За мной, гуськом бежали Мишка и Таиска. На крыльце, с костылём наперевес, уже стояла баб Сюня. Старушки проводили нас тревожными взглядами. С их места дислокации не было видно баб Танину половину штакетника, поэтому мы перемахнули через забор именно там, и по-пластунски поползли к углу дома. «Фулиганы! Таисии Ляксандровни скажим!», - судачили бабульки, обрадованные новой животрепещущей темой для беседы. Вытянув руку я сложила наши ромашки на угол Сюниной завалинки, затем мы, пятясь как раки, отступили на безопасное расстояние и без всякого шеста, почти в олимпийском прыжке, взяли высоту забора. Предстоял решающий девятый забег. На какие только жертвы не пойдёшь ради того, чтобы узнать своё будущее. Сорвав по пышному цветку мальвы -самым редким цветам на лугу, мы неспешно трусили мимо дома бабки Лютихи. Почему старушку-божий одуванчик прозвали Лютихой уже никто не помнил. То ли она любила цветы-лютики, то ли имела лютый характер. Впрочем, в деревне очень многие жили под прозвищами. Когда дед искал вечерами заблудшего телка, заботливые односельчане поясняли: «Дямьяныч, видали тваво тялка возля Ликутаёв». Или, например, телок мог заскочить на базы к Дуне Гитлер, а то, и вовсе, к Васе Сракину. Настоящая фамилия Васи была, разумеется, не Сракин, да и Дуня Гитлер никакого отношения к фашистам не имела. Но едкие клички навсегда припечатывались к новым владельцам, так что иногда они и сами уже не помнили своих паспортных данных. В общем, когда мы пробегали мимо Лютихиного дома, из-за угла показалась молодая пара, видимо дачников, так как деревне мы их раньше не видели. Их сопровождал громадный лохматый пёс. Скучающая собака оживилась, завидев нашу троицу и немедленно приступила к сближению. Хозяева собаки забеспокоились: «Шарик! Ко мне! Фу! Ребята, стойте, не бойтесь! Он не кусает тех, кто его не боится!». «Ооо, значит он кусает тех, кто его БОИТСЯ»,- сделали вывод мы и перешли с рысцы на галоп. Пёс, обрадованный перспективой погони, тоже припустил, сократил расстояние до отстающей Таисики, долго примеривался и слегка, только удовольствия ради, прихватил её лодыжку.
Таиска взвизгнула и остановилась. Мы с Мишкой тоже затормозили. Шарик потерял к нам всякий интерес и принялся обнюхивать лежавшую рядом коровью лепёшку. Мы осмотрели Таискину ногу, на лодыжке синели отпечатки зубов, но кожу пёс не прокусил. В этот момент нас догнали позеленевшие владельцы дворняги: «Девочка! Что с тобой?! Тебе больно? Что на Шарика нашло, он такой добродушный пёс?!», - зачастили дачники. Не отвечая, Таиска, сорвала растущий на обочине подорожник, плюнула на него, приложила к лодыжке. Потом с вызовом посмотрела на растерянных хозяев собаки, и молча сорвалась с места в карьер. Дачники посмотрели на нас: «Чья это девочка?». В наших краях никогда не задавали вопрос: «Как твоя фамилия?», а всегда спрашивали «Ты чья?». Мы с Мишкой переглянулись и молча пустились следом за Таиской. «Глухонемые что ли?», - растерянно спросил парень девушку. Она пожала плечами. Как раз в это время в баб Сюнину калитку втискивалась пресловутая бабка Лютиха. Видимо, укус пса наделил Таиску сверхспособностями, потому что она прямо-таки взяла на абордаж баб Сюнин забор рядом с остолбеневшей Лютихой. Нам ничего не оставалось делать, как последовать её примеру. Старушки Сюня, Стюра и Таня замерли с поднесёнными ко рту семечками. Мы торопливо схватили наши букеты, увенчав их мальвами и, так как необходимости лезть через забор больше не было, просочились в калитку практически сквозь ошарашенную Лютиху, пронеслись мимо кусачего Шарика и его хозяев с воплем «Урррааа!».
«Нет, не глухонемые. Я думаю, Бударинские на лето приехали», - сделала вывод дачница. «Ага», - согласно кивнул её спутник. (В Бударино находился ближайший сумасшедший дом).
-Как думаешь, - на бегу спросила у меня Таиска, - считается ли то, что я взвизгнула после укуса собаки за нарушение обета молчания?.
- Не считается, - уверенно ответила я.
В эту ночь мы спали как убитые и не видели ни единого сна. Наверное, Таискин визг всё-таки спугнул наших суженых. Но мы не особенно расстроились, потому что назавтра у нас было полно и других забот. Например, помочь баб Тане принести воды из колодца в вёдрах, на настоящем коромысле. Или переплыть озеро Круглое в старом корыте. Или спрятаться на черёмухе и объедать ягоды, пока не начнёт «вязать рот». Или…