Перед тем, как зайти в помещение реакторного цеха прямо над активной зоной, мне выдали лепесток и перчатки. Лепесток – это такой одноразовый респиратор вроде медицинской маски против коронавируса, только побольше. На переносице он закрепляется зажимом, похожим не пружинку от бельевой прищепки.
- А карандаш ему давать?
Двое сотрудников Белоярской АЭС, сопровождающих меня на место ремонта, переглянулись так, как будто меня тут не было. Карандаш, это индивидуальный дозиметр в виде металлической трубочки с глазком на торце, поглядев в который можно определить свою дозу радиации. Такие штуки у нас в школе показывали на уроках НВП.
- Да, нет, ни к чему! Кассета у него есть.
Кассета – это коробочка с пленкой разной чувствительности. Ее сдаешь на проявку после смены, и тебе потом скажут, уложилось ли в норму ли твое общение с ионизирующим излучением. Но в карандаш ты сам можешь посмотреть. А вот правду про, что было на пленке, могут и не сказать, и не проверишь! Я отбросил эти мелкие мыслишки, потому что все было уже решено. Надо было помочь с ремонтом, ибо людей не хватает, люди переоблучаются, а мирный атом ждет тебя, не дождется. И я дал согласие, не удобно было отказывать, а теперь вот немножко забоялся.
- Ты парень, не дрейфь, не бойся! Подумаешь, один раз зайдешь. Главное, не надышаться, тебе скажут, что делать, - успокаивали меня мои Вергилии, а ворота ада приближались. Мы помахали рукой крановщику, который пошел занимать свое место в защищенной кабине, и подошли к тяжелым дверям в зал над реактором.
Чуть поясню диспозицию, Уважаемый читатель. На втором блоке БАЭС на АМБ-200 шел плановый ремонт. Этот реактор канальной конструкции. Он прямой потомок реактора АМ первой в мире Обнинской АЭС, которая в свою очередь строилась по мотивам бридеров для наработки оружейного плутония. Не вдаваясь в тонкости, скажу, про него: это графитовая кладка из кубиков размером 200х200х600 мм. По краям у этих блоков есть выемки и выступы, чтобы они цеплялись друг за друга. Общий графитовый цилиндр имеет диаметр 9,6 м и 9м в высоту, и пронизан вертикальными отверстиями под каналы. Канал — такой сложный чехол в виде трубы диаметром 75 мм, а длиной в 13 м, в котором есть ядерное топливо и организовано протекание воды и пара.
Выше каналов лежат сплошным паркетом блоки биологической защиты, образуя пол помещения, куда я и направлялся. Тот зал совершенно пустой с высоченным потолком, под которым ездит специальный многофункциональный кран. Крановщик сидит снаружи за стеной, и смотрит на реактор сквозь защитное стекло толщиной сантиметров тридцать, чтобы не перебирать дозу.
В полу помещения два люка. Первый- в отсек кантователя, куда закатывают железнодорожный вагон. Новые каналы с ядерным топливом приезжают на станцию на обычном поезде. Их может видеть каждый, стоя на переезде, и смотря на бесконечный проходящий мимо состав. Надо только знать, как выглядят специальные транспортно– упаковочные контейнеры для тепловыделяющих сборок. Канал такой длинный и хрупкий, что его внутри здания станции ставит вертикально в упаковке огромная машина- кантователь. Кран достает канал из контейнера, как хозяйка макаронину из пачки, затаскивает через люк в реакторный зал.
Второй большой люк или проем - в бассейн выдержки отработанного топлива. Тот же кран вытаскивает из реактора отработанный канал, и опускает в заполненный водой резервуар на долгие годы. Когда радиоактивность несколько снизится, можно будет вывести эти сборки в специальных защитных емкостях. Бассейн выдержки постоянно контролируется и специально охлаждается для снятия тепловыделения с содержимого.
Уф! Я закончил сухие скучные строчки, но без них вроде нельзя, и перехожу к мокрым от пролитых слез. Шутка!
Один из недостатков реакторов, как на БАЭС, в том, что канал, бывает распухает, или, того хуже, лопается. Тогда хлещущая под страшным давлением вода разрушает кладку. Поврежденный канал не хочет вылезать из своего гнезда. Его выдирают силой, в самом плохом случае, он рвется пополам. Тогда остатки захватами по частям с мучением вытаскивают, и кидают в тот же бассейн выдержки. Для прочистки отверстия у крана есть специальная буровая машина, которая выскребает все лишнее дочиста, что в целом напоминает работу какого-то дантиста-великана. В отверстие поместят свежий канал, а изуродованную кладку меняют при плановом ремонте, куда я и шел исполнить долг.
Весело переговариваясь, мои проводники запустили меня через гермодвери вовнутрь, а сами остались за метровым бетоном. На полу зала стояли лужи. Это когда стали снимать блоки биозащиты над местом ремонта, из реактора вылетело облако радиоактивной пыли. Ее сдушировали, т. е. полили сверху водой из спринклеров, и сгребли, как смогли, в бассейн выдержки. И все же часть грязной воды осталась. Теперь в аккуратном паркете защитных кубиков зияла дыра метра полтора в диаметре. Она вела в подобие колодца, вырытого в кладке. В глубине темного провала на проводе висела лампочка.
Кроме меня в зале было двое в защитных костюмах. Один смотрел в длинный двухметровый горизонтальный перископ, нацеленный на проем, и управлял действиями второго.
Если бы этот «оператор» просто заглянул в колодец, то хлещущий оттуда фонтан радиации лишил бы его зрения.
Второй ремонтник опускал в дыру длинную штангу с цанговым захватом на конце, прикрепленную к подъемному крану под потолком. Он держал трубу штанги одной вытянутой рукой, максимально отстраняясь от опасного проема.
Первый командовал правее-левее, и т.д., нацеливая захват на кусок графита. И когда добыча оказывалась в железных клешнях, нажимал кнопку под рукой, и захват звонко щелкал клювом. Потом оба гения шлепали по радиоактивным лужам подальше в сторону. Крановщик за стеклом вытаскивал штангу, и переносил к широко отрытому проему бассейна выдержки, куда освобожденный от захвата кусок и падал с громким плюхом.
Иди сюда, юноша, - ласково поманил первый работник, а второй тут же удалился из зала, только гермодвери чавкнули. Кран опустил штангу в колодец, а я вцепился в нее трясущейся рукой в перчатке, как будто держал раскаленный лом. Приходилось елозить захватом вслепую на многометровой глубине выборки под резкие выкрики, - Вперед! Назад! Правее, ах, чтоб тебя! Наконец командир нажал кнопку, мы отошли, и кран понес в бассейн мой первый улов. Я не считал, сколько кирпичей я вытащил, но потел как следует. Казалось, что радиация втыкается в тело, как иголки, хоть это была игра воспалившегося воображения.
Наконец, я услышал, - Ладно, хватит с тебя! - и смог уйти за дверь, где уже ждал следующий доброволец. Я шел к раздевалке и думал, что потрудился совсем чуть-чуть, и уже переволновался, а персонал бессменно пашет на ремонте день за днем, и ничего. И вся работа только руками, без роботов и автоматизации! Вот это преданность делу, вот это истинный героизм! Так, мне казалось, тогда, правда сейчас я бы рассуждал иначе.
Полностью раздевшись и помывшись, как положено, в грязном помещении санпропускника, я встал в автоматическую кабинку, чтобы пройти на волю. Но не тут-то было! Вместо открывшейся двери зазвенел звонок, и на пиктограмме загорелась изображение части моего тела с радиоактивным загрязнением. Пришлось мыться заново противным средством «Защита», похожим на желтый стиральный порошок. И снова звонок, опять мыться! Через час мне уже казалось, что я застрял на станции навечно. Только через полтора часа я вышел на свежий воздух в теплый вечерний час, и пошел к пешком к станционному поселку, размышляя, что мирный атом, это вам не фунт изюма!
Статья первая авария на БАЭС
Статья вторая авария на БАЭС
Статья Чернобыль и молодые специалисты
Всем добра.