Напомню: зимой 1959 года в горах Северного Урала пропали девять туристов, ушедших в поход под руководством Игоря Дятлова. Через месяц спасатели обнаружили их разрезанную палатку. А в радиусе полутора километров от нее - пять замерзших тел. Трупы остальных нашли только в мае. Почти все туристы были разутые и полураздетые. У некоторых - смертельные травмы. Почему ребята убежали на лютый мороз и на свою погибель? Моё расследование даст ответ на этот и многие другие вопросы. Попутно очищу трагическую историю от массы мутных мифов, фантазий, вранья, бреда, которые налипли на неё.
Всмотримся в ключевую фигуру всего следствия – следователя Свердловской областной прокуратуры Льва Никитича Иванова. Обвинять его легко и просто – список того, что он не сделал во время следствия, огромен.
Типичные обвинения в адрес Иванова:
- следствие вёл не очень тщательно,
- имеются ошибки в документах,
- не собрал досконально улики,
- не сохранил в неприкосновенности место трагедии.
- не сфотографировал как положено палатку и вещи.
Но надо реально представлять условия, в которых велись поиск и следствие. Главная задача поисковиков в первый момент – найти и спасти живых. При этом не очень задумывались о сохранности улик и следов.
Следственная группа работала в непростых условиях – на ветру, на морозе, в тайге. Не сразу следователи оказались на месте аварии, не всегда поспевали за поиском. Легко ли делать записи на ветру, в мороз? Потому ошибки и неточности в написанных по памяти протоколах. Да и с самого начала Иванов не представлял, насколько сложным и громким станет это дело – на первом этапе оно, видимо, не казалось ему сложным.
Список претензий к следствию персонифицирован, хотя, справедливости ради, надо заметить, что Иванов не один вёл следствие, в разработке участвовали кроме него прокурорские и милицейские работники.
Молодой следователь прокуратуры Лев Иванов ведёт допрос обвиняемого в убийстве. 1954 год.
Более того – Иванов поразительно мало присутствует в документах уголовного дела. Я насчитал в деле 71 документ, в которых отражены следственные действия, так вот подпись Иванова всего лишь под 24 документами. Если же вычесть из них 9 судебно-медицинских вскрытий, назначение двух экспертиз, постановления о продлении и прекращении дела, то собственно его деятельность как следователя-криминалиста отражена лишь в 10 документах. Активно он проявляется на заключительном этапе следствия – в мае. Странно, но факт: допросом свидетелей занимались прокурор Ивделя Темпалов, его помощник Кузьминых, следователь областной прокуратуры Романов, милицейские работники, но не Иванов.
Журналисту «Уральского рабочего» Григорьеву следователь прокуратуры не глянулся, он отметил в блокноте: «Темпалов Вас. Ив. прок. гор. Ивделя – хор. мужик, не то, что Иванов». Но что не так в следователе из Свердловска, Григорьев, к сожалению, не уточняет.
Заместитель прокурора Свердловской области Ахмин 12 марта направляет начальнику Ивдельского городского отдела милиции майору Бизяеву задание по делу о гибели туристов. И в конце письма: «О результатах оперативной работы прошу ставить в известность прокурора т. Темпалова, который ведёт следствие по данному делу». Темпалов – вот кто вёл следствие. И когда присоединяется Иванов, то занимается явно второстепенными делами – осмотром лабаза, опознанием вещей погибших.
Распоряжение заместителя прокурора области Ахмина о проверке слуха, что туристов видели 17 февраля живыми.
Возможно, скромное присутствие Иванова в уголовном деле объясняется тем, что кроме расследования гибели группы Дятлова, он занимался и другими преступлениями – в Свердловске. У следователей прокуратуры и тогда, и в другие годы никогда не было так, что они вели только одно дело – всегда они в запарке, в один день следователь мог заниматься и расследованием кражи магазина, и допросом свидетелей убийства, и поиском грабителя. Иванов в первой половине 1959 года вёл восемь дел.
Газета «Вечерний Свердловск» поместила нечто вроде очерка о следователях «В приёмной прокурора». Есть добрые слова и об Иванове:
«Не одну бессонную ночь пришлось провести Петру Фёдоровичу Рыженко, криминалисту Льву Никитичу Иванову… пока не нашлись нужные люди, документы и другие улики, с помощью которых удалось раскрыть тяжкое преступление, разоблачить и наказать убийц». Это об одном из уголовных дел, которое он вёл одновременно с расследованием трагедии на перевале.
Судя по всему, на первом этапе дело о смерти туристов Иванов не воспринимал, как сложное. Он впервые проявляется как следователь 5 марта, когда уже заканчивалась вторая неделя следствия, – осматривал найденный лабаз. Потом он присутствует на вскрытии трупов. В апреле на перевале он появляется всего дважды – да, собственно, ему там и делать было нечего. Поиск четырёх трупов – это не по части прокуратуры.
Можно предположить, что на первом этапе следствия Иванова устраивала версия причастности манси к смерти туристов. Сам он их не допрашивал, этим занимались Темпалов и Кузьминых. И судя по протоколам допросов, им с самого начал было ясно: манси здесь ни при чём. Но они продолжали терзать свидетелей одним и тем же вопросом: а не могли ли манси убить за попытку проникнуть к Молебному камню? Не Иванов ли требовал от них разработки этой версии, как единственно успешной?
Вместе с тем нет сомнений, что именно Иванов руководил следствием. Он составлял запрос на проведение экспертизы, его подпись под постановлением о продлении дела, он написал постановление о прекращении дела. То есть в следствии он ведущая фигура. Потому к нему все претензии, все обвинения.
Судьба у Иванова богатая. Ушёл на фронт добровольцем в 17 лет. Был ранен, но не стал оформлять инвалидность. После демобилизации поехал в город Сухой Лог. Начал в прокуратуре с должности кучера – возил на лошади прокурора района.
Проработал кучером год. Его отправили учиться на курсы следователей в Свердловск. После окончания курсов работал следователем прокуратуры Сухого Лога. Поступил на заочное отделение Свердловского юридического института. После женитьбы обосновался в Свердловске. В областной прокуратуре проработал до 1962 года. Дальше карьера его продолжалась в Казахстане – начальник следственного отдела прокуратуры Целинного края, заместитель прокурора, а потом прокурор Павлодарской области, прокурор Кустанайской области. Его дочь Александра говорит: «Он был по-хорошему амбициозен, без этого не добьёшься цели в жизни».
Что не так сделал следователь прокуратуры?
Бесспорно: Иванов в ходе следствия упустил многие детали, материалы дела принципиально не полны, в них отсутствует важная информация, которая бы позволила понять причины произошедших событий. Иванов не составил подробное описание следов группы на склоне, потому об отпечатках ступней на снегу остались только самые общие сведения и пара фотографий. Между тем именно следы позволили бы понять, куда именно, как и каким образом двигалась группа. Определение скорости движения и характер передвижения группы дали бы хоть что-то для разгадки причин ухода от палатки в лес.
Иванов не выяснил, где и каким именно образом три члена группы получили смертельные травмы. Следствие ограничилось констатацией: травмы не были результатом нападения людей. А место и время, когда были нанесены смертельные травмы – важный пункт в хронологии событий последних часов жизни группы, но Иванов не пытался их установить.
Не заинтересовался Иванов взаимоотношениями среди членов группы в походе. Единственному свидетелю, который мог что-то сказать по этой теме – Юрию Юдину, он не задал ни одного вопроса по этой теме. А отношения в группе могли бы дать понимание мотивов действий погибших. Неясны обстоятельства, почему четыре человека оказались в стороне от остальных.
Иванов не провёл ни одного следственного эксперимента. Два эксперимента ну просто напрашивались как необходимые:
1. Пробежать в носках налегке по снегу от палатки до кедра.
2. Построить настил из 13 срубленных ёлок.
Возможно, тогда проскользнула бы какая-то догадка. Или зародилось бы смутное прозрение.
Не зафиксировано фотоаппаратом
Обвиняют сегодня Иванова и в том, в деле нет ни одной фотографии, которая отражала бы состояние местности, не была сфотографирована палатка снаружи и изнутри, нет снимков вещей. Следователь, видимо, посчитал, что панорамная съёмка места чрезвычайного происшествия ничего не даст для раскрытия причин гибели туристов. Не мог он учитывать, что через десятки лет эти снимки понадобятся сотням исследователей.
Снимки трупов есть. А вот что не сфотографирована палатка в том виде, как она была найдена – это преступное упущение. Эти снимки дали бы многое последующим волнам исследователей трагедии. И снимков вещей нет. Возможно, Иванов посчитал, что это тоже ничего не даст для понимания причин, да к тому же поисковики до его прихода всё перемешали. Понятно, что в подобных чрезвычайных обстоятельствах люди сначала действуют, а думают потом. Шаравин вспоминает: «Мы не с Ивановым разбирали палатку, он поздней появился. Весь снег был расчищен, сняли палатку, перенесли до настила и начали разбирать. Только потом стало понятно, что настоящие криминалисты так дело не расследуют. Многие у палатки побывали, посмотреть, где что. Следы не огородили». Карелин добавляет: «Бес толку было описывать что-то. Потому что всё было перешуровано. Не соответствовало реальному положению, ничего не осталось от первичного».
Не обозначены по свежим следам координаты палатки. Масленников приблизительно описал её местонахождение: указывал примерную высоту и примерное расстояние от вершины. Шаравину теперь представляется, что определено местонахождение далеко не точно. Где палатка стояла точно – никогда не узнаем. А следователь обязан был указать её точные координаты.
Не зафиксированы ножи. В постановлении о прекращении расследования упоминается нож Кривонищенко. Но в группе по крайней мере был ещё один нож – у Тибо, на одном снимке можно разглядеть нож в ножнах у него на ремне. Этот нож не фигурирует в материалах следствия. Куда он делся? Да и нет протокола обнаружения ножа Кривонищенко в материалах. Значит, невозможно установить, этим ножом полосовалась палатка или каким другим.
Фальсификация следствия и дела – в чём она?
Полно обвинений Иванова в фальсификации. Будто бы кто-то поставил перед ним цель: создать видимость объективного и несекретного следствия для того, чтобы прикрыть подлинное следствие, который вели другие органы. Потому, уверяют некоторые исследователи, уголовное дело надо рассматривать как муляж. Чтобы таким хитроумным образом отвлечь внимание от подлинных следователей, которые вели настоящее дело, в котором отражены правдивые обстоятельства и причины трагедии. За этими утверждениями стоит непонимание реалий того времени.
Ну, хорошо, примем обвинение: Иванов фальсифицировал следствие. Но какова цель его действий? Допустим, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение. Чтобы скрыть от публики правду. Но делать это в те годы не имело абсолютно никакого смысла – всё держалось в тайне. Никто со стороны и помыслить не мог, чтобы сунуться в расследование, потребовать от прокуратуры раскрыть детали следствия. Не было ни смысла, ни намерения уводить в сторону общественное внимание, потому что в этом просто не было нужды. Обыкновенную публику тогда не знакомили с ходом любого следствия – не только гибели группы Дятлова.
Возникают у некоторых сомнения по поводу вещественных доказательств. Брусницын вспоминает:
«Мы не видели полного списка того, что было в палатке. Вроде было упоминание о конкретном количестве валенок, ботинок лыжных, ещё чего-то, а потом у Иванова в протоколах пишется: некоторое количество. То есть конкретная цифра исчезает. Вот это вызывает некоторые опасения о фальсификации. Или при переписке начали упрощать. Дело в том, что среди следов обнаружили след от каблука ботинка. На склоне. Среди следов спускавшихся был след с каблуком. Это не отражено в деле».
Тут Брусницын что-то путает. Протокол осмотра найденных вещей в палатке есть в уголовном деле.
Вот тот самый протокол из следственного дела.
Есть свидетельство журналиста Григорьева, который вместе с руководителем военной кафедры УПИ составлял опись вещей погибших. Запись в блокноте Григорьева: «Смотришь на всё это и удивляешься, как они всё несли. Да ещё 63 кг груза на лабазе найдено. Прям, как лошади тащили. Железные ребята».
Хотя, надо признать, описание палатки и где какие вещи находились в ней по сути не было сделано. Владислав Карелин вспоминает: «К сожалению, никто не вёл протокола и записи вещей в палатке. Впрочем, такое описание вряд ли могло дать реальную информацию. Во-первых, Слобцов и Шаравин, нашедшие палатку 26 февраля, переместили вещи внутри неё. К тому же 27 февраля несколько поисковиков осматривали внутреннее пространство палатки и вынули из-под неё несколько лыж».
Но главный вопрос в другом: а когда, собственно, Иванов занимался фальсификацией документов следствия? На перевале бывал редко. Ведь допросы в основном вели другие – прокурор Темпалов, следователи областной и ивдельской прокуратуры, милиция. То есть это они, получается, фальсифицировали уголовное дело?
Да и как можно следствие вести тайно? Никого не допрашивать, не знакомиться с документами, не проводить экспертизу? Если бы КГБ занималось расследованием, то вызывало бы к себе на допросы любого, на кого падало подозрение. Но этого не было. Никто не мог вспомнить, что кого-то допрашивали следователи КГБ. Или представители какой-либо другой следственной структуры.
Предположим, что своё параллельное расследование на перевале могла вести военная прокуратура. Но никто из свидетелей опять же не помнит о присутствии военных следователей, уж они точно были бы замечены. «Комсомольская правда» сделала запрос по этой теме в Центральный архив министерства обороны России. Военный прокурор, полковник М.В. Порываев дал краткий ответ: «…каких-либо документов по интересующему вас вопросу на хранении не имеется».
Встречаются утверждения следствия вела некая спецпрокуратура. Но на простейшие вопросы: что это за структура? в чьём была подчинении? как конкретно она вела расследование? кто из поисковиков упоминает о ней? – ответа у идеологов этого направления получить не удаётся. Спецпрокуратурой можно условно назвать дознавательные и следственные органы в закрытых городах – том же Челябинск-40 или Свердловск-50. Там по сути не было Советской власти, а всем командовал генерал, которого назначал лично Сталин, а потом Хрущёв. Поверьте, я хорошо знаю эту тему – изучил, когда собирал материалы для биографии Андрея Дмитриевича Сахарова. Следственные органы закрытых городов действовали строго на своей территории. Исключено, чтобы им поручили заниматься расследованием чего-либо за пределами. А если и случись, что кого-то из следователей послали на перевал, то почему никто из поисковиков их не заметил?
Но допустим совсем невероятное: следователи-невидимки каким-то образом добывали факты, свидетельства, документы. И составили как раз то параллельное уголовное дело, в реальность которого истово верят некоторые исследователи. Но можно ли ему доверять? Ни в коем случае! Ведь как раз там и должен быть дефицит доказательных материалов – они же собирались вприглядку.
Не стоит искать чёрную кошку в чёрной-причёрной комнате, которой там и нет.
Прокурорские работники прекрасно понимали, что можно, а чего нельзя
Можно предъявить Иванову и такое обвинение: послушно выполнял указания обкома КПСС. А как иначе он мог себя вести? КПСС была властью, и приказы партийных руководителей не обсуждались. К тому же, неизвестна суть этих указаний. Да и были вообще какие указания, как вести расследование гибели людей на перевале? Любой следователь прокуратуры прекрасно понимал, что можно, а чего нельзя. Иванов был членом партии, и знал, что такое партийная дисциплина. Да у него и не было особых расхождений с обкомом в подходе к делу. Да и какие обком мог давать тогда указания?
Не нужно думать, что в обкоме сплошные дуболомы – там тоже водились умные люди. Не исключено, что они тоже искренне хотели разобраться, что же произошло на перевале. Но в то же время и опасались: а вдруг замешана какая-то государственная тайна? Типичное мнение высказывает Согрин: «Будучи непосредственным участником тех событий, считаю, что никаких загадок в гибели группы сейчас нет, как не было их и в 1959 году. Следствие натолкнулось на секретные государственные интересы. Дело надо было срочно закрывать. И так оно слишком затянулось и будоражит население».
Тут что-то у Согрина не ладно с логикой: если дело закрыть, то население как раз и не успокоится! Тем более, что редко кто знал, что дело закрыто – тогда это не афишировалось. После того, как дело было закрыто, не успокоились прежде всего родственники – они писали в обком, писали в Москву. И второе: конкретно на какие такие секретные государственные интересы натолкнулось следствие?
Но Согрин продолжает: «Мнение тех, кто, проанализировав события на месте, мог объяснить, что и как произошло, никого уже не интересовало. Именно нежелание или запрет объяснить: что заставило группу покинуть палатку? Как и почему они получили такие травмы?» Так в том-то и дело, что это в любом случае были бы мнения, а не факты.
Мнений, почему дятловцы покинули палатку, можно высказать миллион, но они не родят ни одного факта. Как, интересно, мог быть сформулирован запрет Иванову или Тепалову не копаться в том, что заставило группу полосовать скат палатки и спасаться? Да и как вообще можно наложить запрет на попытку объяснить, что же дало толчок трагическим событиям? К тому же в документах уголовного дела полно мнений, что могло произойти в палатке и около неё.
Отзывы поисковиков об Иванове уважительные. Воспоминания Бычкова:
«Мне захотелось сказать добрые слова в адрес прокурора Иванова. Чубарев сказал мне, что нас ждут в областной прокуратуре по адресу улица Малышева, 2б. Кроме нас с Женей был приглашён Юра Юдин, тот, который, сойдя с маршрута из-за болезни, избежал горестной участи. Нас встретил Иванов. Он представился, привёл нас в фотолабораторию и объяснил задание: мы должны напечатать как можно больше фотографий с плёнок участников погибшей группы с тем, чтобы раздать снимки семьям погибших, а также своим друзьям и членам турклуба УПИ. На наш вопрос: «Зачем?», Лев Никитич сказал странную, как нам показалось, фразу: «Кое-кто хочет представить, что случившееся – результат неправильного руководства и распрей в коллективе».
Юдин в фотолаборатории работал недолго, только первый прогон всех плёнок. А ребята печатали фотографии два полных дня. На некоторых плёнках вслед за походными фотографиями шли кадры трупов, сделанные теми, кто находил погибших. Эти кадры не размножали во многих экземплярах, так – два-три. На снимках были походные будни. Вот они, радостные, позируют на привале. Вот идут под рюкзаками. На последних фотографиях видно, как, уже в сумерках, они выравнивают площадку и ставят палатку. Чубарев взял себе полный комплект фотографий, Бычков ограничился четырьмя фотографиями, на которых были запечатлены знакомые ему люди в радостных ситуациях. Остальные снимки Чубарев передал в турклуб.
Иванов попросил студентов института напечатать как можно больше фотографий с пленок участников погибшей группы - раздать снимки семьям погибших, а также друзьям и членам турклуба УПИ.
Бычков продолжает вспоминать: «Печатая снимки, мы невольно обсуждали возможные причины гибели группы. Мы не допускали мысли, что покинуть палатку их заставили люди или звери».
Студенты спросили следователя: а что же там было на самом деле? Иванов высказал свою гипотезу: кто-то из девочек вышел по нужде, что-то ее испугало, она подняла крик, все выскочили и побежали... Но чего испугались – Иванов не мог сказать.
Ну, а если конкретно – что фальсифицировано в уголовном деле? Фальсификация, напомню, это подмена чего-либо подлинного ложным, поддельным, фальшивым.
Пройдёмся по страницам уголовного дела – что Иванов мог подменить?
Протокол обнаружения места стоянки туристов, который составил прокурор Ивделя Темпалов? Вряд ли это фальсификация. В нём зафиксировано то, что могут подтвердить десятки свидетелей.
Протокол осмотра места происшествия? То же самое – палатку видели многие.
Протокол осмотра вещей, обнаруженных на месте происшествия? Опять же список вещей составлялся при понятых, при свидетелях.
Подделывал копию дневников группы Дятлова? Но это за пределами здравого смысла.
Протоколы допросов свидетелей? Но читаешь эти протоколы – нет, они подлинные. Люди говорят так, как тогда и говорили. К тому же многие свидетели писали показания собственноручно.
Радиограммы? Подлинные.
Сообщения об огненных шарах? Тоже подлинные.
Не вижу я признаков фальсификации.
Но главный вопрос – кого следователь Иванов пытался бы обмануть фальсификацией? Обком партии? Смешно. Вышестоящие инстанции? Несерьёзно. Родственников погибших, друзей и знакомых? Но им недоступны были материалы следствия – ни подлинные, ни фальсифицированные. Получается, что Иванов занимался подлогом, чтобы запутать исследователей, которые будут изучать уголовное дело через десятки лет. Других причин не вижу.