Столь редкое среди местных мужиков увлечение кулинарией постигло дядю Сашу, можно сказать, совершенно внезапно, хоть и не случайно. Мужик он если и готовит, то по необходимости, а не для удовольствия. Взять того же Ванюню. Если уж он и сварит суп, то неделю ходит весь довольный собой и рассказывает, в основном Манюне и дяде Саше, какой вкусный суп он сварил. Правда отведать почему–то не приглашает, и не потому что жадный. Ванюня как раз мужик–то не жадный, честно говоря, непонятно почему не приглашает. Вообще–то местные мужики всех возрастов, в кулинарных «извращениях» специализировались по двум направлениям – шашлыки и уха. Ну понятно, что шашлыки были популярнее: и мясо уже готовое завсегда купить можно, и самодельных мангалов в виде кирпичей и камней вокруг понаделано множество. По своей простоте и доступности это почти тоже самое, что быстрорастворимую лапшу заварить, только гораздо вкуснее. С ухой посложнее, для ухи рыбы надо наловить, магазинная, замороженная для ухи совсем не подходит. А может и подходит, просто варить из неё уху, да ещё и на костре никто не додумался. Вот и все, так сказать, кулинарные пристрастия, в плане сделай сам, которые были присущи местным мужикам.
А дядя Саша увлекся выпечкой пирожков и пирогов просто потому, что однажды дети подарили ему новую газовую плиту. Стоит сказать, старая плита была настолько древней, что наверняка была ровесницей сказочной скатерти–самобранке, а может иногда и замещала её или помогала по большим праздникам. И вот в один из дней привезли ему этакое чудо современности, установили, всё честь по чести, а дальше начались эти самые чудеса, как со стороны дяди Саши, так и со стороны плиты. Плита оказалась мало того, что красивой, так ещё и очень удобной. Мало того, что не надо было спички изводить, повернул ручку, огонь и загорелся, так в ней была ещё и духовка, которая почитай сама всё делала. Единственная твоя забота – засунуть туда то, что хочешь испечь, выставить нужные температуру и время, а дальше она сама всё сделает, сама испечёт и сама выключится. Остается только и дел, вытащить то, что испеклось, остудить, а дальше... А дальше никого учить не надо, что дальше делать. Вот и пристрастился дядя Саша печь пирожки и пироги, а что, тесто завсегда можно в магазине купить, причём какое хочешь, начинку нашинковать, так вообще, минутное дело, а всё остальное печка сама сделает.
Вот покуда Ванюня бегал за добавкой до Манюни, дядя Саша успел не особо мудрствуя налепить пирожков и отправить их в духовку. Правда на этот раз теста оказалось больше чем начинки и что с ним делать было непонятно, но дядя Саша решил не забивать голову всякой ерундой, потом что–нибудь да придумается.
***
– Стало быть, Саш, где пирожки–то? – Ванюня появился с весьма довольной физиономией, поставил на стол принесённое и разлил по стопкам то, что оставалось в первой бутылке. – Саш, ты где?
– Иду, иду. Экий ты, Иван, скорый, подождать надо покуда испекутся, потом покуда остынут, не всё сразу. – дядя Саша присел напротив поставив на стол тарелку с огурцами.
– Значит подождем, спешить–то некуда, потому как на пенсии. Ну давай, за пенсию, чтоб её каждый день платили!
– Ну давай. Ботаник, на хоть, огурчиком закуси, а то стоишь как с другой деревни. – откусив немного, большую часть огурца дядя Саша протянул Ботанику. – Хрумкай.
Ботаник схрумкал огурец и попросил у Ванюни сигарету.
– Правильно мыслишь: выпил, закусил, а теперь и перекурить можно. – Ванюня достал сигареты, себе с фильтром, а Ботанику без фильтра на что последний внимания совсем не обратил. – Ботаник, а вот скажи, и зачем этот Колумб в Америку–то поперся, ему что, в Европе места мало было? – тема для разговора определенная изначально, требовала своего развития, а выпитая и ещё не выпитая самогонка этому только способствовала.
– Колумб, он вообще-то в Индию поплыл. – ответил Ботаник.
– А тогда почему в Америке оказался?
– Ну Земля, она же круглая, вот он и решил, что в какую сторону не плыви, всё равно в Индию попадешь.
– Ага, попал. А там американцы оказались, ну дела. – засмеялся дядя Саша
– Это он в Америку попал, потому что они только вино и пьют, а от него сплошное помутнение в голове и никакого толку. Саш, давай ещё по одной. – выпили, закусили и почти ученая беседа продолжалась.
– Вообще–то, первыми в Америку викинги приплыли, ещё до Колумба. – Ботаник находился почти наверху блаженства. С одной стороны, он мог рассказать то, что когда–то вычитал, что к его сожалению случалось не столь часто, а с другой стороны Ванюня не скупился на Приму до которой Ботаник был очень охоч. – Только тогда никакой Америки там вовсе и не было, ну в смысле государства, индейцы там жили, вот и всё.
– А, точно. А что ж тогда не остались? Колумб, смотри–ка, сколько золота оттуда вывез, а этим что, золото не нужно было, или индейцев испугались? – Ванюня не то чтобы был невеждой, просто обстановка благоприятствовала. «Напиток» в наличии, пирожки пекутся, да и огурцов почти полная тарелка, так что можно и поговорить.
– Наверное не те индейцы попались. Колумб, так тот на юг приплыл, там богатые индейцы жили, а на севере видать бедные. – дядя Саша в ожидании пирожков тоже был не прочь принять участие в учёной беседе. – А викинги ещё те разбойники были, всех грабили, без разбору. Наверное им бедные индейцы про богатых ничего не сказали, вот те и вернулись.
– А почему не сказали–то?
– Откуда я знаю? Может ничего о них не знали, а может пожадничали, думали сами сходят и поживятся.
– Это потом уже приплыли туда французы и англичане, перебили всех индейцев и стали там жить, так и появилась Америка. Дядь Вань, дай закурить.
– На, кури. – усмехнулся Ванюня протягивая Ботанику сигарету. – А южных индейцев, ну которые богатые. Тоже перебили?
– И тех тоже. Не сказать чтобы всех, но многих. Теперь там на испанском языке все говорят, потому что испанцевских рук дело, а на севере на английском, потому что англичане.
– Во сволочи! Всё им мало! Саш, давай что ли за индейцев выпьем, жалко их, и бедных и богатых. – Ванюня разлил по полной, тост был поддержан, два огурца не избежали своей участи, и беседа продолжалась.
Между тем пирожки поспели о чем плита сообщила дзиньканьем, и дядя Саша пошел на кухню, дабы вытащить их из духовки и поставить остужаться.
– Это получается что нынешние американцы, это бывшие европейцы?
– Да, вернее их потомки.
– И что получается? Уплыли, натворили там дел, а теперь назад прутся?
– Дядь Вань, это ты о ком?
– Об американцах, о ком же ещё! Что им там спокойно не сидится–то, или индейцы кончились, грабить некого?
– Дядь Вань, это называется геополитика, ну в смысле политика в масштабе всей планеты.
– Тьфу ты! Слово–то какое придумали. Саш, где ты там? Держи сигарету, грамотей.
***
Американская политико–историческая тема оказалась внезапно исчерпанной, а выпивки было ещё прилично, да и пирожки вот–вот должны были остыть, поэтому в продолжении распития и в ожидании пирогов разговаривать о чём–то было надо. Ботаник был только за продолжение беседы, тем более что Примы по его прикидкам у Ванюни было много, да и был шанс отведать свежего пирожка с яйцом и луком.
Соседи и жизнь в деревне вообще как–то не интересовали, и без разговоров каждый день видно, ну их. Поэтому Ванюня соображал о чём бы таком интересном ещё спросить у Ботаника и спросить так, чтобы самому не оказаться полным профаном в этом вопросе, потому что в отличии от Ботаника Ванюня ни газет, ни книг не читал вообще, а только телевизор смотрел, и то, по вечерам. Но дело в том, что Ботаник хоть книги–газеты и читал, зато не смотрел телевизор вообще, не полагается козлу смотреть телевизор, так что по части эрудиции Ванюня и Ботаник были где–то на равных.
– А вот скажи, Ботаник, почему белые медведи на Северном полюсе живут, а на Южном нет, неужели пингвинов боятся? – Ванюню на самом деле интересовал этот вопрос. Жалко ему было белых мишек. В Антарктиде вон сколько пингвинов, а мишки на севере, это вам не конфеты вкусные. Им там для того, чтобы не помереть с голоду, приходится тюленей из подо льда выковыривать, и вообще, тяжело им там живется. Вот если бы им кто сказал сколько еды по Антарктиде ходит. Интересно, доплыли бы?
Разумеется в слух свою мысль Ванюня развивать не стал а то ещё подумают, что окосел, а он на самом деле ещё ни в одном глазу, ну почти.
– Это потому, что в Антарктиде чукчи не живут. Они с белыми медведями не разлей вода, куда одни, туда и другие. Пьяный что ли, такую ерунду у животного спрашивать? – дядя Саша принес пирожков, но они были ещё слишком горячими, можно было обжечься, поэтому в ожидании пока остынут, предложил:
– Давай наливай, медведь антарктический.
– Это всегда пожалуйста. Ну, давай что ли за пингвинов, хоть им повезло, а то бы и их как индейцев.
– Медведи живут в Северном полушарии, правда в Южном тоже живут, но немного и маленькие. – как ни в чём ни бывало продолжал Ботаник. – Те, которые живут на севере, те белые, чтобы прятаться легче было, а те кто поюжнее, те потемнее.
– Ага, вот почему тогда негры такие черные, это потому что они на юге живут. – засмеялся Ванюня.
– Ты Вань, если вконец окосел, то иди домой, а если не окосел, то перестань нести ахинею. – дядя Саша не любил пьяных, причём не любил даже тогда, когда сам был в подпитии.
– Не окосел ещё, могу доказать. Во, и пирожки кажись остыли. Давай под пирожки и ну их этих негров с медведями. – сказано, сделано. – Ух ты, ещё горячие. Ботаник, не смотри так жалостно, и тебе достанется. Просто они ещё горячие, а тебе горячее вредно. Слушай, а почему, а?
– Наверное потому, что трава горячей не бывает. – Ботанику очень хотелось съесть пирожок и то что они всё не остывали и не остывали настроения не поднимало. А вдруг, пока они ещё горячие, их съедят а ему не достанется?
– Не волнуйся Ботаник, достанется тебе пирожок, достанется, только пусть остынет. – дядя Саша как будто прочёл его невеселые мысли. – Вань, представляешь, пожадничал я получается, слишком много теста купил. Пирогов напек, и ещё осталось, на каравай хватит. Если заморозить, уже не то будет, выбрасывать жалко, даже Октябренку жалко отдавать, хлеб всё–таки, пусть и не испеченный.
– Ну так испеки каравай. Лишний раз в магазин не надо будет идти, да и свой хлеб завсегда лучше магазинного. Или не умеешь? – было видно что Ванюня явно провоцирует дядю Сашу, но провоцирует, так сказать, во благо, а то глядишь и вправду, выбросит.
– Почему не умею, умею. У меня даже книжка есть, там много всяких рецептов, наверное и про хлеб есть.
– Ну так и пеки, пока тесто не засохло. Саш, слухай, идея! А ты добавь в тесто маленько самогонки, грамм пятьдесят. Она ведь на травах, ароматная, значит и хлеб у тебя ароматный получится. – было это сказано до того серьезно, что дядя Саша так и не понял: то ли Ванюня издевается, то ли его осенило, то ли он всё–таки напился и окосел, поэтому неожиданно для себя согласился попробовать.
– В торты и пирожные тоже коньяки и ликеры добавляют, чтобы вкуснее было. – авторитетное мнение Ботаника окончательно решило участь каравая, которому предстояло стать наверное первым в истории человечества и хлебопечения караваем замешанном на самогоне.
– Ладно, Вань, наливай, и пойду я экспериментировать. – выпив и закусив, дядя Саша отправился воплощать в жизнь дикие фантазии своих собеседников.
– Дядь Вань, дай закурить.
– На, кури.
– Дядь Вань, ты зачем про самогонку–то насоветовал? А вдруг как гадость получится, что даже Октябренок жрать не станет? – Ботаник был слегка обескуражен.
– Да сам не знаю, как–то само собой в голову пришло. А Октябренок, тот всё станет. Ему хоть чего намешай, лишь бы побольше. Лето на дворе, а он смотри какой уже вымахал, что ж с ним к осени–то будет?
– Понятно что будет, на сало пустят. Эх, всё–таки хорошо, что я козёл, а не свинья какая–то там. – мечтательно сказал Ботаник.
От сказанного Ванюня чуть не свалился с лавки, и стараясь не сорваться на дикий хохот, скорее прошептал:
– Ты хоть предупреждай прежде чем сказать такое, этак и кондрашка хватит. На вот лучше пирожок, остыл уже.
Ботаник с благодарностью взял лакомство и чинно, неторопливо его съел. Он было почти уже поверил в то, что сей кулинарный шедевр ему не достанется, а будет недели две подряд только сниться. Такое уже случалось, это когда он пить бросил. Хоть все деревенские мужики знали, что Ботаник в завязке и при помощи кого и чего он завязал, некоторые из них всё–таки нет–нет, а и предлагали Ботанику сто грамм когда тот, разумеется совершенно случайно, оказывался рядом. Ботаник, будучи полон воспоминаниями и ощущениями от недавнего воспитательного процесса благоразумно предложения отклонял и шёл дальше, но ещё довольно–таки долго, он не смог бы сказать сколько именно, ему снился один и тот же сон: сначала полстакана водки, а потом разговоры, много разговоров обо всём, потом ещё водка, потом опять разговоры и так пока не проснётся.
***
Дело в том, что Ботаник не был человеком, а потому был существом непосредственным и не понимал всех этих, как он считал, сложностей, которыми себя окружили люди. Если есть еда, значит её надо съесть, чего ждать–то? Ну и что, что горячий? Если горячий, так завсегда можно на землю бросить, а с неё пирожок уже никуда кроме как в ботаников желудок, не денется. Всё–таки странные какие–то эти люди.
Однажды Ботаник увидел у автобусной остановке сидящего на лавочке мужика, который просматривал газету. Справедливо решив, что мужик её уже прочел и сейчас просто ищет то, что ему в газете понравилось больше, чтобы перечитать по новой, Ботаник попытался её отобрать, мол прочитал, дай другим прочитать. Скорее всего мужик был приезжим, потому что отреагировал на это весьма странно. Вместо того, чтобы газету отдать ну или на худой конец отогнать Ботаника мужик бросил её и с криком, полным ужаса, побежал по улице. Интересно, а что было бы с тем мужиком, если бы Ботаник вместо того, чтобы молча отобрать газету вежливо попросил мужика отдать её? Стоит сказать, что тот мужик немало удивил и насмешил деревенских жителей не тем, что испугался и убежал от какого–то козла, а тем что читал газету на улице. А Ботаник, Ботаник в деревне никого уже удивить не смог бы, впрочем он и не собирался этого делать.
– Дядь Вань, а ты знаешь за что гавайцы съели Кука? – спросил Ботаник покончив с угощением.
– Хм, в песне поется – хотели кушать и съели Кука. И никакие не гавайцы, а аборигены. – Ванюня слегка помутневшими глазами смотрел на ополовиненную бутылку. Ему хотелось выпить ещё, но в одиночку он пить не любил и не мог, а дядя Саша всё возился с тестом, поэтому приходилось курить и ждать.
– Не, дядь Вань, аборигены это в Австралии, а Кука съели на Гавайских островах, значит гавайцы. – если у Ванюни общения требовала выпитая им самогонка, то у Ботаника съеденный пирожок. Кроме того, теплилась надежда, вдруг как ещё один дадут?
– Какая хрен разница, гавайцы или аборигены?! И те, и другие голяком бегают и кокосовые орехи жрут. У них там наверное больше ничего и нет, вот им мясца и захотелось.
– Не скажи, дядь Вань, у них много чего и растет, и живности всякой водится, да и рыбы в океане полным–полно. Это у них традиция такая была, чтобы стать сильным и смелым надо было съесть сильного и смелого человека, из другого племени, а Кук приплыл к ним аж из самой Англии, вот они и захотели стать такими же как он.
– Теперь понятно почему никого из наших депутатов с олигархами до сих пор не слопали – сплошное дерьмо. Да и с Куком у них промашка вышла, только его на харчи и пустили. Вон сколько к ним туристов ездит, все целы–целехоньки. Видать тогда траванулись хорошо, до сих пор забыть не могут. А насчёт того, что у них там всего много, так я читал как нашим, ну чтобы Новый год по–людски встретить, пришлось туда с собой снег и ёлки везти, нету там этого. А ты говоришь…
– Насчет ёлок и снега ничего не скажу, может и возили, а может это байка какая, или анекдот. Сейчас много всякой ерунды в газетах пишут, а проверить не проверишь.
– Ладно, лето на дворе и Сашка куда–то запропастился. Саш, ну ты где? Или ты решил из этого теста скульптуру изобразить?
– Да не кричи, здесь я. – дядя Саша присел на лавку, вытирая полотенцем влажные руки. – А знаешь, каравай–то получился. В духовку поставил, пусть печется.
– А я что говорил?! Ну ладно Саш, давай ещё по одной, да пошел я до дому а ты пеки свой каравай, завтра угостишь.
– Ну давай, и хватит на сегодня. Глянь, вроде бы и сидели всего ничего, а вечер на дворе. Ботанику, так тому вообще уже спать пора.
Они выпили и закусили. После чего настала пора расходиться по домам.
– Вот ведь Саш, всё–таки мы с тобой ненормальные.
– Это почему? – спросил дядя Саша хотя ответ знал наперед, потому что слышал его уже много раз. Это было нечто сродни ритуалу прощания и повторялось раз за разом уже довольно–таки давно.
– А потому. Вот смотри, у нас ещё почти полбутылки, ну чуть поменьше, а мы с тобой уже всё, уже по домам. Нормальный же мужик, он пока все не выпьет, не успокоится. А когда выпьет всё, пойдет искать ещё. И так до тех пор покуда или не упадет, или покуда действительно ничего больше не найдет. У нас смотри ещё сколько, а мы уже ни–ни, потому и ненормальные, мутанты наверное.
– Может ты и мутант а я нет, во всяком случае за собой не замечал.
– Ну ладно, Саш, спасибо, пошёл я до дому, телевизор смотреть буду да и поесть чего–нибудь надо.
– Ну давай, иди. Молодец что зашёл. А я хлеб допеку, да тоже поужинаю и какое–нибудь кино посмотрю. Ботаник, на ещё пирожок, вижу что хочешь а спросить стесняешься. И в кого ты такой воспитанный, а?
– В тебя, Саш, в тебя, в кого же ещё. Ну ладно, пока, пошёл я.
– Ну, бывай.
Может оно выглядит и фантастически, но дядя Саша и Ванюня действительно, как принято говорить, знали меру потому и напивались очень редко, потому и не спились и не стали алкоголиками в свои годы.
Все разошлись довольные друг другом: Ванюня отправился домой, правда у него мелькнула мысль заглянуть к Манюне, но немного подумав он решил что баловство это, в смысле баловство для Манюни, а баловство, как известно, до добра не доведет.
***
Ботаник довольный тем, что получил ещё один пирожок отправился к себе в сараюшку. Он действительно рано ложился спать, потому что вставал рано, с восходом солнца. Почему–то все думают, что только куры и гуси, как стемнеет, так спать ложатся, ерунда всё это. Лошади, коровы да и козлы тоже не любят по ночам шарахаться, для этого им и дня хватает. Это только кошки с собаками, так для тех вообще ни дня, ни ночи не существует. Они могут день деньской проспать, а потом всю ночь напролет лаять, выть, мяукать и вообще, орать дурным голосом. Стоит сказать, что ни кошки, ни собаки, у дяди Саши не было. Толку от них, так же как и от Ботаника, никакого не было, так что и одного бездельника, вполне достаточно.
Ну а дядя Саша прибрал со стола и пошел в дом. В ожидании окончания процесса хлебоиспечения он поужинал, помыл посуду и отправился в большую комнату, смотреть телевизор, Включил, нашёл продолжение вчерашнего сериала где все ловили всех и никак не могли поймать, и не то чтобы принялся внимательно следить за развивавшимся на экране действом, а просто отдыхать, как не крути, а весь день на ногах всё–таки.
Мелодичным звоном печка сообщила, что всё готово и что она своё дело сделала, а дальше уж сам, как знаешь. Дядя Саша прошёл на кухню и одев на руки варежки–прихватки вытащил из духовки противень с готовым караваем. Каравай получился не то чтобы на славу, но вполне приличным, не очень большим, но и не очень маленьким и вполне румяным. Дядя Саша поставив противень на специальную подставочку и накрыв каравай чистой льняной салфеткой оставил его один на один с самим собой, то есть, остужаться, а сам отправился досматривать фильм.
Так закончился, вернее, почти закончился ещё один из многих дней. Всё было как обычно и ничего нового не произошло. Может и правду говорят, что самые лучшие новости, это отсутствие новостей. Как знать, может и так, но для того чтобы убедиться в справедливости сказанного надо, как минимум, узнать что из себя представляет, так сказать, оборотная сторона медали. Ведь бывает, что гораздо лучше именно тогда, когда всё не так как говорят, а совсем наоборот. Но не все на это отваживаются, да что там греха таить, не все об этом просто задумываются. И тогда по никому из людей неизвестным законам начинают происходить такие вещи, которые почему–то называют чудесами хотя на самом деле никакие это не чудеса. Это те самые новости, без которых якобы лучше.