Ей было шестнадцать. Рядовой вечер. Обсуждая насущное, возвращались с подругой домой. Городская зима подчеркивала однотипность будней. В голове выстраивалась вертикаль слов, подаренная миру Виктором Цоем: "Белый снег, серый лед..." По заснеженным жилам города сновал как бы нехотя муниципальный транспорт. Кончики пальцев на руках, заботливо укутанные в теплые рукавицы, начинали подмерзать. Шансов согреться в автобусе не было. Длинные, желтые, с резиновой гармошкой посередине, промерзшие на сквозь, автобусы не меняли температуру, если -30, значит -30. Разговор "ни о чем" завязался сам. Как в стандартном, голливудском фильме их было двое и действовали они точно по правилам жанра. Молчун и птица секретарь - сам задающий вопросы и практически сам на них отвечающий. Мысли пошли хороводом. Потом делились впечатлениями. Подруга хотела четкого понимания. -Мужики же взрослые уже? -Ай! Да ну и что! Меня другое волнует. Один - то симпатичный, а вот другой... -На встречу-то пойдем? -Посмотрим... - А? - Там посмотрим. Может встреча первая и последняя, чего делить то... "Узелок завяжется, узелок развяжется..." - пела Алена Апина. Песня доносилась в открытое окно. Май любимый месяц. Через две недели выпуск. Мысли не о будущем, мысли в настоящем. Она ждала - его ждала. На 8 марта был вечер в классе. Он первый раз пришел в открытую проводить с вечера домой.Соперников не боялся. Просто "обозначиться" и заявить "права". В общем - то об этом не договаривались. Вырядился как "новый рубль". В школу не зашел. Громко кричал с пустого двора, пока её имя не пробилось через толщу хитов, заливисто оравших сквозь старые динамики. Весь состав одиннадцатого "А" чуть не вывалился из окон. На завтра были вопросы. -А сколько ему? -Двадцать пять. - Ух ты! - А ты замечала что он на Богдана Титомира похож? - Это из далека. -Ну, все равно! В апреле при галстуке, пришел просить "руки и сердца" к маме. Эмоции разговора были не однозначны. Как - то условились подождать, до восемнадцати, её восемнадцати. Сложно складывались отношения. В свои семнадцать она вела, успокаивала, строила совместные планы. Он очень старался соответствовать. Нехватку компенсировал финансами. Зимой, сразу после её Дня рождения, "сыграли" свадьбу, именно "сыграли". По всем правилам того времени, с "выходом из-за печки". После первых двух месяцев совместной жизни каждый достал из кармана заготовленный за ранее кулачок - для игры в "ежачок". И каждый со своим значением. Он - камень. Она - ножницы.-Будем строить!, - уверенно сказал он. "Ты в глубоком тылу, занимаешься домашним хозяйством". -Будем развиваться!, - сказала она. "И я вижу будущую перспективу! Хозяйство - это не обсуждается, но двигаться будем по моему плану!" "Это любовь, ну да конечно! Это любовь, а ну да точно!", - пел магнитофон производства Кореи на Дне рождении у подруги. Он сидел накаляясь изнутри. Она просто отпустила тему "не свободы". Отодвинула "бетонные блоки" ссор, выяснений отношений, криков. И приняла настойчивые позывные ухажёра, пытавшегося еще до свадьбы, регламентировать свои симпатии. Прошло всего полгода, соотношение один к четырем из общего времени вместе. -Давай? - Нет! - Может? - Нет! После разрыва она загибалась в жутких коликах "свободы без границ". Правда недолго. Жизнь продолжалась... Встретились неожиданно - 14 лет спустя. Он потянулся. Она отрубила. Её зыбкий мир относительного внешнего успеха и еле выдерживающие двери внутреннего, под завязку набитого своими скелетами, не мог принять его статичности. Он построил, правда так и не понял что. Она продолжала движение, ломая крылья, сгорая как феникс и возрождаясь. Пытаясь, вновь и вновь, ответить на вопрос классика: "Если зажигаются звезды, значит, это кому-нибудь нужно?"