«Нет! Нет, нет и нет» – так я ответила на предложение моего врача о подсадке эмбриона с донорской яйцеклеткой. Позади было долгих пять лет лечения, несколько операций, четыре неудачных переноса моих с мужем эмбрионов. Подсознательно я ждала, когда прозвучит это словосочетание – «донорские яйцеклетки». Вот и дождалась.
«Если Бог не дает, у дьявола брать не будем, – пафосно, глупо и авторитетно вещала я своей подруге в тот же вечер. – И Павел хочет ребенка только от меня, и мне хочется видеть глаза моей мамы, нос моего папы и характер моей бабушки, понимаешь? Да и потом, разве нормальная женщина станет торговать своими яйцеклетками? Это же все равно, что детей продавать, ужас один... И какая наследственность, и что за гены? Ну, нет. Нет, нет и нет!». Через неделю я сказала своему врачу-репродуктологу: «Да. Я согласна...».
Переделаю под себя
Знали бы вы, как я хотела ребенка! За годы бесплодия это стало моей навязчивой идеей, я и думать ни о чем больше не могла, и с работы уволилась, потому что работник из меня в последнее время стал аховый: ошибка за ошибкой и больничные, больничные... Честно сказать, я была готова усыновить младенца из Дома ребенка, но Павлик ни в какую не хотел. Зато на вариант с донорской яйцеклеткой он согласился почти сразу, что меня слегка обидело. Значит, ему безразлично, кто станет биологической матерью его наследника, главное, чтоб отцом был он? Но и это я проглотила, уже не заморачиваясь. И правда, какая разница! Одна «половина» малыша все равно будет мужнина, а вторую я быстренько «переделаю» под себя. Ведь выношу этого ребенка, рожу и буду любить так, как никого никогда не любила.
И процесс пошел. Женщину, которая за приличную сумму пожертвовала нам свои яйцеклетки, мы никогда не видели. Нам лишь зачитали ее данные: рост, вес, цвет волос и глаз, образование, и показали справку о том, что она не страдает никакими наследственными заболеваниями. В справке, как вы понимаете, имени-фамилии не значилось, но мы и не пытались узнать. Сотрудница, которая заведовала банком доноров, намекала, что за небольшое (по сравнению с самим процессом) вознаграждение она готова показать нам фото биологической матери будущего младенца. Но Павлик, немало меня удивив, скривился и сказал:
– Еще чего! Буду я смотреть на эту кукушку с яйцами!
– С яйцеклетками... –машинально поправила я, тут же, впрочем, позабыв его слова. И зря, как потом выяснилось.
Моя Дюймовочка
Мне перенесли всего один эмбрион, остальные не прижились. Первое время я даже ходить по улице боялась, думала, не дай Бог упаду, ребенка потеряю! Но потом привыкла, и гулять старалась больше, малышу ведь нужен свежий воздух. Беременность протекала хорошо, токсикоз меня особо не мучил. Моя мечта сбылась, но вот Павел... Да, он возил меня к врачу на осмотры, по первому требованию покупал продукты и вещи, какие мне хотелось, ездил со мной в лес и на озеро. Но иногда я ловила его странные взгляды, брошенные на мой растущий живот… А однажды он спросил: «Слушай, а как это?.. Носить не своего ребенка? Ты что-то чувствуешь? Не страшно тебе?» Я расхохоталась. Малыш был мой и только мой, даже не Пашин наполовину, как я щедро распорядилась до подсадки. «Чувствую счастье, Паш!» – ответила я.
Роды прошли легко и быстро. Родилась дочка - маленькая, настоящая Дюймовочка. Рост и вес на границе нижней нормы, но здоровенькая и красивая. До сих пор вспоминаю все это, как самый большой праздник в моей жизни, как восход солнца для того, кто всю жизнь просидел в темнице. Нет, не красивые слова, и не думайте! Так оно и было.
Павел привез нас из роддома, и потекла новая жизнь, совсем не похожая на прежнюю!
Идеальный ребенок
– Полина Павловна? Звучит неплохо. Полина так Полина, – согласился муж.
С именем-то проблем не возникло, но вот с остальным…К ребенку Павел почему-то почти не подходил и на руки старался брать как можно реже. Косил на дочку своим синим глазом, и было похоже, что он ее вроде как побаивается.
Во всем остальном Паша оказался идеальным отцом: бегал по утрам на молочную кухню, возил нас в поликлинику, отпрашиваясь с работы, развлекал Полиночку, пока врач делал ей прививку. Но дома быстренько утыкался в телевизор или запирался в кабинете, говоря, что много работы и нужно подготовиться к завтрашнему заседанию. Меня это не обижало, я прекрасно управлялась с Полечкой сама, она была ребенком спокойным, много спала и почти не плакала.
Дочка быстро догнала по росту и весу своих сверстников, пошла в десять месяцев и очень рано начала разговаривать. Тут уж и подруги мои стали замечать, что Паша боится собственного ребенка. Я пыталась с ним говорить на эту тему, и Паша честно признавался: «Так мне и непонятно, как в тебе мог вырасти ребенок от чужой женщины, ну прости меня. Ладно бы, если бы ты мне изменила, это бы я понял, потому что малыш тебе родной все равно был бы, а тут... Мистика какая-то. Я люблю тебя, но к Полине пока не могу привыкнуть, дай мне время!»
Другая мама
В два года Поля уже прекрасно говорила, врачи называли ее чуть ли не вундеркиндом. Как-то она вдруг спросила меня:
– А где моя вторая мама?
– Какая вторая? – сперва не поняла я.
– Ну... Другая мама. Не ты.
– А какая она, та мама? – спросила я осторожно. – Ты ее видела?
– Она красивая. И меня не любит. Я ей не нужна, – просто ответила дочка.
Она потом еще несколько раз спрашивала про ту маму, и я не разубеждала ее, не говорила, что я – одна-единственная. Не знаю, что меня заставляло так себя вести. Не могла я сказать, что той мамы нет, вот и все.
А как-то Полиночка рассказала мне, что еще совсем недавно она была другой девочкой по имени Роза и жила...
Вот тут самое интересное, потому что моя дочка начала в таких подробностях и с такими деталями описывать быт небольшой деревеньки, находящейся, судя по всему, где-то в Испании или Португалии, что я, забыв про все дела, сидела и слушала с открытым ртом.
– А потом я упала с горы, очень больно головке было, и я умерла, – говорил мой ребенок, глядя в раскрытое окно на проплывающие облака. – Но я была маленькая и поэтому скоро опять стала живая. Я тебя люблю, мама...
Я не передавала Паше дочкины рассказы, понимала, что он напугается еще больше. Хотя он и так сторонился Полины, словно что-то чувствуя, да и она к нему не тянулась с нежностями. Иногда мне казалось, что мы с ней живем вдвоем. Нам хорошо и никого больше не надо.
Так как Поля у меня получилась очень развитым ребенком, часто я с ней разговаривала как со взрослой. Педагогически это было неправильно, но я ничего не могла с собой поделать. Вот и в тот раз, после очередного мужниного бегства к телевизору, я в сердцах сказала дочери: «А может ну его, а? Разведусь! Вдвоем нам спокойнее будет, никаких раздражителей, а, дочка?»
Полина взглянула мне в глаза Пашиными синими очами и ответила: «Не надо, не разводись, подожди еще немного. Все будет хорошо, мам...» И я ее послушалась.
Папина дочка
Полина росла, и я замечала, что ее «вундеркиндство» постепенно исчезает. Она все больше и больше становилась похожа на ровесников, говорила смешные детские глупости, которые родители обычно записывают. Начала капризничать, топать ногами и требовать в магазинах кукол и мишек. Не знаю, расстраивало это меня или нет, но Павел вдруг стал к девочке внимательнее, ласковее. Как-то я обнаружила их сидящими рядышком на диване: муж читал дочке «Репку».
А к пяти Полиным годам они и вовсе стали неразлучны, хотя, с моей точки зрения, теперь с Полиной стало сложнее: истерики, капризы, нелепые требования. Она даже говорить начала не так четко, как в два года, многие звуки не выговаривала, ну и конечно никогда больше не заикалась ни о той маме, ни о девочке из маленькой испанской деревни. Как-то я словно в шутку спросила ее, была ли она когда-то шустрой малышкой Розой, которая не боялась леса и гор. Полина посмотрела на меня непонимающе, засунула в рот палец и тут же схватила Барби, пытаясь стянуть с той туфельки. Она сломала кукле ногу, я начала ее отчитывать, но дочка, хитро посмотрев на меня, сказала: «Папа купит длугую!»
Папа и правда купит, и не одну. Он так любит свою дочку, так балует, что я иногда ревную, мне кажется, что и Поля любит отца больше, чем меня. Но все это ерунда конечно, обычные семейные отношения. А у нас самая обычная семья, и я так этому рада...
