– Саш, привет. – у калитки стоял сосед, Иван, в простонародье и за глаза, Ванюня. – Представляешь, эта ведьма опять чего–то такого понамешала, второй день не могу понять что это, давай помогай.
– Заходи. – Дядя Саша понял что полить огород ему сегодня вряд ли удастся. Да и солнце светило что поливке вовсе не способствовало, а скорее наоборот, мешало.
Слова Ванюни означали, что пришел с бутылкой, потому что хоть выпить и любил, но не любил это делать в одиночестве, а лучшим участником процесса распития и собеседником во время оного считал дядю Сашу.
Ванюня тоже был пенсионером, правда пенсионером ещё совсем молодым и неопытным, так как вышел на пенсию всего лишь год назад. Выйдя на пенсию и находясь, по мнению некоторых из соратников по пенсии, ещё в юношеском возрасте работать дальше он не захотел так как для этого пришлось бы ездить в город, а потому жил в свое удовольствие.
Ванюня являл собой яркий пример того, чего в природе быть не должно, как в нашей стране, так и в природе человеческой вообще. Дело в том, что он постоянно хотел выпить а если быть честным до конца то он выпить не хотел только тогда, когда закусывал. И что никак не укладывалось в головы местных знатоков всех случаев жизни, каким–то образом умудрился не спиться.
Как раз это, при всей своей странности, было бы объяснимо – пьёт мужик потому, что неженатый и пригляду за ним никакого нет. Стоит сказать, Ванюня однажды много лет тому назад развелся, а жениться по новой забыл да так и жил один о чем, в отличии от прекрасной половины человечества деревни, нисколько не сожалел.
Дело в том, что Ванюня был специалистом не только по части выпить, но и по женской части тоже, и не давал покоя местным незамужним молодкам лет этак пятидесяти. Своих ровесниц по этому поводу он избегал и игнорировал, за что был ими, почти поголовно, нелюбим, много раз обсуждён, осуждён и заклеймён.
Но не только незамужние сверстницы время от времени принимали участие в его осуждении и пригвазживанию в мыслях к позорному столбу. Активными участницами этого увлекательного и справедливого процесса были, как ни странно, женщины замужние, начиная лет этак с сорока. Эти, по словам Манюни, не любили Ванюню за то, что тот любил как выпить, так и за то, что любил и ох как любил женщин. Причем, создавалось такое впечатление, что за вторую любовь его не любили больше.
Чего греха таить, пьёт наш мужик, не важно какой – женатый, неженатый, всё равно пьёт. Но если мужик холостой, существо хоть иногда кем–то и желанное, но как ни крути, бесхозное, то о женатых мужиках такого не скажешь. Иная жена так внимательно относится к мужу, вернее к статусу женатого человека и его соблюдению, что охране любого президента впору удавиться от зависти.
Дело в том, что в своем большинстве, ну не может наш мужик подобно Цезарю совмещать два дела, в нашем случае пить водку и не давать покоя своей жене как днем так и ночью, обязательно какое–то из этих двух дел пускается на самотёк и идёт по остаточному принципу. В том–то и дело, что внимание к питию и распитию не ослабевает, а внимание к жене наоборот, ослабевает и иногда ослабевает до такой степени, что по своей повседневности становится сродни снежному человеку ждущему автобус.
Какое там: где сгрёб там и супружеский долг не в долг, а в удовольствие и так каждый день! Некоторые женщины такие случаи вообще считали брехней и киношными выдумками. Раз в неделю и то, неделя эта наступает раз в месяц, в лучшем случае. Так оно как–то ближе к суровой действительности. А Ванюня это совмещал и совмещал даже не на все сто, а на все двести и даже триста процентов, остаточных принципов в этих вопросах для него не существовало, оба были первоочередными и первостепенными. Подозреваю именно за это Ванюня и был так нелюбим замужними соседками и не соседками, а вот мужики почему–то относились к нему вполне нормально и не завидовали.
***
– Жаль, что передача «Контрольная закупка» далеко находится, а то я бы туда обратился, пусть определяют. – Ванюня присел на лавочку и закурил.
И точно, юный пенсионер пришёл, как говорится, не с пустыми руками, а с бутылкой самогонки. Водку он не жаловал вообще, а покупать её в магазине да ещё за такие деньжищи, считал извращением и образцом грехопадения. Вообще–то самогонку он тоже покупал, вернее будет сказать, иногда покупал и вот почему.
Безусловной, хоть и не афишируемой, звездой местного самогоноварения считалась Мария, в простонародье, между собой и за глаза – Манюня. Справедливости ради стоит сказать, что самогонку она гнала не ради наживы, а скорее всего ей просто нравился сам процесс. Подходила она к этому ответственному мероприятию с душой о чем свидетельствовало то, что весь произведенный ею продукт настаивала на корешках и травах. Самое интересное, никто не знал на каких и в каких пропорциях, это была, так сказать, её профессиональная тайна, как рецепт Кока–Колы наверное. Самогонка в её исполнении имела тонкий букет за что и была ценима.
Мария, она же Манюня, являла собой женщину неоспоримых достоинств видимых невооруженным глазом вопреки одежде. Об её невидимых достоинствах и внутреннем мире вообще оставалось догадываться, что время от времени, то есть почти постоянно, не давало покоя некоторым жителям деревни, впрочем, как и внутренние миры других односельчан.
Так что качественный и ни в коем случае не мутный, и не вонючий напиток у Манюни был всегда в наличии и любой из желающих, и знавший её лично, а в деревне друг друга знали все, завсегда мог его приобрести за в общем–то небольшую плату. Единственными ограничениями в продаже для жаждущего были: его невменяемое состояние и темная ночь.. В этих случаях никакие уговоры и якобы объективные причины не действовали.
Такова в общих чертах была алкогольная обстановка и диспозиция на просторах этой деревни. Что происходит по этому поводу в других деревнях, сказать не могу потому что не знаю, да и не интересуюсь.
Безусловно постоянным и наверное самым желанным клиентом для Манюни являлся Ванюня. Их наверное так и прозвали в деревне, как сказочно–былинных Ивана да Марью, только применительно к конкретной местности и характеру их взаимоотношений. Уж очень похоже, что Ванюня сумел разглядеть внутренний мир самогонной королевы, а она разглядела его внутренний мир.
Время от времени товарно–денежные отношения между ними приобретали характер товарно–неизвестно каких. То зайдет Ванюня к Манюне и уже через пару минут выходит довольный, получив желаемое.
А бывало что зайдет и тоже выходит довольный, но выходит не через пару минут, а минут этак через тридцать–сорок а то и через час. Что и в каком количестве он получал за столь длительное время остается только предполагать и догадываться. Но недремлющие деревенские глаза и очи мало озабочены достоверностью и незыблемостью доказательной базы. Для них важна и первична душевная составляющая происходящего, причём их душевная составляющая.
Разумеется, и Манюня и Ванюня никому и никогда не рассказывают о своих взаимоотношениях, каким бы они ни были, да оно и не надо, потому что переубедить кого–то в чем либо да ещё в деревне просто невозможно. С расспросами не пристают и на том спасибо.
Надо хоть своим подсказать, а если иностранцам, то за деньги, и за большие деньги. Ведущим аналитикам всех разведок и контрразведок мира надо приезжать в эту деревню и: учиться, учиться, и ещё раз учиться.
Итак, ничего не предвещало бури, а воздух если и сгущался, то сгущался незаметно для его сгущавших.
– Саш, я так думаю, Манюня в самогонку дурман–траву какую–то подсыпает, не иначе. – Ванюня не давал себе скучать в ожидании стопок и соленых огурчиков, которые в исполнении дяди Саши были очень даже недурны. Вот ведь, вроде бы нормальный мужик, а огурцы делает так, что любая баба позавидует.
– Значит Ванек, ты и есть самый первый одурманенный, Дуремар, одним словом.
– А ты?
– А что я? Я уж вслед за тобой и неизвестно в каком десятке. Ты ж у Манюни почитай каждый день самогонку берешь. – дядя Саша поставил на стол две рюмки и тарелку с огурцами.
– Не, не каждый. Позавчера не брал, в город ездил. Представляешь, на улице столько народу шляется… Когда работают? Непонятно.
– А может они тоже на пенсии.
– Что прямо–таки все? Вряд ли. Ну ладно, давай задегустируем обед из двух блюд. На первое самогонка, на второе огурцы. Они чокнулись, выдохнули, выпили и захрустели «вторым блюдом».
– Хороша зараза. И что она такое в неё добавляет? Молодец баба, прямо–таки самогонная волшебница. – Ванюня разлил по второй. – Ну давай ещё по одной а там и перекурить можно.
– Поехали. – они выпили. Дядя Саша захрустел огурцом, а Ванюня с удовольствием закурил. – Вот и женись на волшебнице–то самогонной, в самый раз тебе жена. Из себя видная, хозяйка хорошая, а уж про самогонку и всё остальное ты лучше меня знаешь. Ты ж ещё молодой, тебе жениться надо. Без бабы плохо, по себе знаю.
– А сам–то что не женишься? Или сил осталось только на то, чтобы других с пути истинного сбивать? – засмеялся Ванюня. Стоит сказать что этот разговор у них был, так сказать, дежурным и с небольшими импровизациями повторялся при каждой встрече за столом, по поводу и без него.
– Сил–то у меня хватает, с тобой могу поделиться. – дядя Саша говорил правду. Не смотря на преклонный возраст, был он статен и могуч как дуб и выглядел лет на десять–пятнадцать моложе. – Я-то уже старый, помирать скоро. Да и за кого выходить, за вертихвостку какую–нибудь? Так ей дом нужен, а не я. Такая в могилу–то побыстрее и спровадит. Так что поживу–ка я один, да и привык уже.
– Ага, тебя значит спровадит, а меня не спровадит получается?
– Тебя скорее от других баб отвадит. Ну а спровадит, если ты не успокоишься, и то, не иначе как под горячую руку.
– Да уж, что–что, а рука у нее действительно горячая. – Ванюня было, то ли замечтался, то ли ещё что, но быстро опомнился. – Неча разговоры разговаривать, давай еще по одной. – Вот ведь баба. Наверняка в школе на двойки училась, а какую самогонку вкусную делает. Ей бы производство самогонное организовать, миллионами бы ворочала.
– Не, не получится, депутаты с олигархами не дадут. – тема для разговора о кровопивцах и дармоедах появилась как ей и было положено, после третьей, точно также, как и «за тех, кто в море», и не потому что была такой уж злободневной, а потому что больше–то особо и разговаривать было не о чем.
Но сегодня видимо звезды закапризничали и расположились у себя на небе как–то не так как им было положено располагаться в этом случае, потому что разговор свернул можно даже сказать в неожиданную сторону.
– Саш, а вот интересно, ещё какой–нибудь народ водку на травах настаивает или только наши додумались? – Ванюня разлил ещё по одной.
– Не знаю Вань, наверное. Раз уж Манюня додумалась, то и другие наверняка смогли. Не грей, поехали. Это надо у Ботаника спросить, он всё знает.
– Кстати, А где он? Я ему Примы принёс, целую пачку.
– Не знаю Вань, шляется где–то как обычно. Был бы неподалеку, уже все сигареты у тебя выцыганил.
***
Несправедливо и непростительно будет не рассказать о том, кто такой Ботаник. Хозяйство дяди Саши невелико и немудрено. Помимо огорода есть у него и живность в наличии: кур, поросёнка по кличке Октябренок, потому что жизнь очередного носителя пятачка и этого имени, как правило, обрывалась аккурат на октябрьские праздники и козла по кличке, а справедливее будет сказать, по имени Ботаник.
С виду это обыкновенный и ничем не примечательный козел: четыре ноги, рога, борода и наглый взгляд. Если судить только по этим признакам, то ничем особенным от других своих как деревенских, так и в масштабах страны сородичей, Ботаник не отличается, но это если разве что на первый взгляд. Ну ходит сам по себе, а не пасется на лугу привязанным к колышку, такое тоже встречается, хоть и не так часто. И точно также, как и от других козлов, толку от него было никакого, тем более что коз дядя Саша не держит, а потому подобно своему хозяину Ботаник – холостяк, что впрочем не мешает ему время от времени навещать представительниц прекрасного пола среди себе подобных.
Ни для кого не секрет, что козы и козлы, в частности, все без исключения, любят бумагу и с удовольствием её поедают. Ботаник не был исключением и точно также съедал всю бумагу, которая ему попадалась. Но, в том то и дело, что он предпочитал бумаге вообще – газеты, книги и журналы. Столь своеобразное пристрастие Ботаника хоть и звучало фантастически, но на самом деле объяснялось довольно–таки просто, прежде чем съесть газету или журнал, он их прочитывал, причём от корки до корки. Да, не удивляйтесь, Ботаник умел читать и делал это с большим удовольствием.
По словам всё знающих жителей деревни виной всему были однажды пролетавшие мимо инопланетяне. Они увидели Ботаника, правда тогда ещё не Ботаника, а обыкновенного деревенского козла неизвестной породы, который стоял перед неведомо каким образом попавшей на стену автобусной остановки афишей и приноравливался, как бы ему эту самую афишу слопать. То, что было написано на этой афише его совершенно не интересовало, потому что он даже не подозревал о существовании букв и слов и уж тем более, что их можно на чём–то писать.
Может из жалости, может быть из озорства, а скорее всего от нечего делать, инопланетяне просканировали тогда ещё не Ботаника, а обычного козла Борьку и заглянув вглубь его тёмной и невежественной натуры научили читать и говорить. Так и стал козел Борька Ботаником. И хотя уже будучи прекрасно осведомленным о двух основных значениях слова «ботаник», всё равно считал, что назвали его так только потому, что он травоядный. А вот жители деревни на этот счет придерживались другого мнения что, впрочем, не мешало другому, в смысле, мнению.
По первости народ от него шарахался и чуть ли не падал в обморок, но со временем попривыкли. Говорящий попугай первые полчаса тоже в диковинку, а потом вроде бы как и ничего, вроде бы так и должно быть. Так и с Ботаником, поудивлялись, некоторые даже дяде Саше пытались жаловаться на то, что Ботаник к ним с разговорами приставал. На что дядя Саша и посоветовал, мол, если понимает человеческую речь, то если послать куда подальше тоже поймет, а обидится–не обидится, тут уж неизвестно.
Правда из–за нежданно–негаданно обретенного дара чуть было не пошел Ботаник по «скользкой дорожке». Дело в том, что ведомый жаждой общения, пару раз попадал он в компании выпивавших мужиков. Те с радостью его угощали, а что, бесплатный цирк с доставкой на дом, но вот как раз домой после этого Ботаник возвращался еле–еле, даже на четырех ногах. За это был он в первый раз дядей Сашей отруган на чём свет стоит, а второй раз отлуплен, причём, судя по тому, что после этого стал трезвенником, отлуплен основательно и со знанием дела. Единственное к чему Ботаник так и остался неравнодушен, так это к сигаретам и очень сокрушался, что дядя Саша некурящий. Поэтому приходящим в гости мужикам Ботаник был всегда рад, а особенно был рад приходу Ванюни который иногда приносил ему целую пачку сигарет Прима. Сигареты Ботаник не курил, а тоже съедал, правда съедал не читая, наверное потому что читать на них было нечего, ну разве что название.
***
– Дядь Вань, привет. Дай закурить.
– Вот он, только вспомнили, тут как тут. – Ванюня вытащил из кармана пачку Примы и дал одну сигарету Ботанику, который быстренько её сжевал и уставился на Ванюню наглым и бесхитростным взглядом. – Ну, рассказывай, где был, что видел, что нового в мире творится?
– Реклама, дядь Вань, в мире творится. Продыха от неё нет, просто сплошной информационный голод. – Ботаник получил ещё одну сигарету и с удовольствием принялся её пережевывать. – Ну разве что американцы всё воду мутят, никак не могут успокоиться.
– Да уж, паскудный народишка. И за каким хреном, спрашивается, Колумб поплыл в эту самую Америку? Что мы, без них что–ли не прожили бы? Саш, давай ещё по одной. А ты, Ботаник, в завязке, ты когда пьяный вести себя не умеешь, к людям пристаешь.
– А я и не хочу. – сейчас для Ботаника сигареты, которых он увидел аж целую пачку, были гораздо важнее, чем какая–то самогонка. – Дай лучше закурить.
– Вот выпьем, после и перекурим. – Ванюня с дядей Сашей выпили, закусили огурцами, после чего Ванюня и Ботаник, каждый по своему закурили, и светская во всех отношениях беседа готова была продолжится.
– Ладно, вы тут покуда про американцев поговорите а я пойду, собрался сегодня пирожков испечь, тесто наверное уже подошло. – дядя Саша поднялся и направился к крыльцу.
– А с чем пирожки–то, Саш?
– С луком и с яйцами, мои любимые. С мясом возни много да и покупать его надо, Октябренок ещё не созрел, а этого добра завсегда в достатке. Не скучайте тут.
– Ну тогда я до Манюни сбегаю. Под пирожки это же почти святое дело! А про американцев, Ботаник, мы с тобой потом поговорим, заодно и покурим. – Ванюня подскочил как по боевой тревоге и быстрым шагом направился к калитке.
– Иди, иди. Всё равно же не отвяжешься. Денег дать? – почти вздохнул дядя Саша, хотя выпить ещё был совсем не против.
– Не надо. – крикнул Ванюня с улицы.