Вопрос о власти всегда был главным вопросом христианства и таковым остаётся. Не вопросы этики и морали – представители других религий могут быть не менее добронравными. Вопросы мироустройства, тайнозрения, религиозных обрядов так же вторичны по отношению к вопросу о власти для христианства.
Христианство в отличие от язычества дало прочную основу государственной власти. Так как, Великий князь нёс на себе Божье благословение и являлся наместником Бога, воплощавшим его волю на земле, содействующим соединению повседневности и духовного начала. Права верховной власти гарантировались религией и религиозной общиной. Религия заставляла народ примирительно относиться к неизбежному в государстве социальному угнетению, считая это следствием несовершенности и греховности человека.
Религия укрепляет общество и государство в критические для них периоды. Большая часть истории России имела «критический», кризисный характер, поэтому влияние религиозного самоопределения на ее цивилизационное развитие было значительно.
Царь в православных Византии и России считал себя и царем, и иереем – носителем церковной власти, а свою волю – возведенной в закон. Он являлся фактически главой Церкви. В подобных условиях не могло быть речи о диалоге власти и населения. Все общество считалось «общиной», ради которой необходимо жертвовать своими интересами. В стране господствовал государственный контроль «сверху вниз».
В России Православная Церковь сохранила роль согласительного органа общества, она добивалась примирения враждующих князей и групп населения. Византийское православие способствовало становлению Русского государства X–XV веков, укреплению России как централизованного государства XVI–XVII веков и легло в основу идеологии самодержавной власти Российской империи.
Так, выступая на Большом Московском соборе 1666-1667 годов, митрополит Константинопольского патриархата Паисий Лигарид следующим образом сформулировал православное понимание должности царя Алексея Михайловича: «Наречется новым Константином. Будет царь и вместе архиерей, как и преданный вере Христовой великий Константин восхваляется у нас на великой вечерне - иереем и царем. Да и у римлян, как и у египтян, царь соединял в себе власть священства и царства».
Однако следует заметить, что такое понимание должности верховного правителя складывалось постепенно и явилось закономерным результатом длительного исторического процесса, начавшегося с крещения Руси князем Владимиром Святославичем в 988 году.
С введением христианства связано становление монархического строя на Руси. Неоспоримый авторитет в вопросах самодержавия - царь Иван Грозный в своем первом послании к князю Курбскому начинает отсчет «...истинного Росийского царствия самодержавство от великого князя Владимира, просветившего Русскую землю святым крещением». Митрополит Иларион Киевский признавал, что «...со страхом перед повелевшим крестились, ведь было благоверие его с властью сопряжено».
Принятие христианства и занятие пьедестала почёта великим князем там подтверждает исторически сложившееся топография города Киева. Он становится княжеским городом. При описании мести княгини Ольги древлянам «Повесть временных лет» дает топографию более раннего языческого Киева, из которой следует, что княжеский двор находился вне его территории.
Только после введения христианства ров, отделявший град Киев от княжеского двора и других городских дворов, был засыпан, а вал разметан. Топография языческого Киева позволяет сделать вывод о том, что князь занимал явно подчиненное положение по отношению к вечу и не имел права жить на территории Киева.
Следовательно, и в языческом Киеве князь занимал явно подчиненное положение по отношению к вечу.
Один из ключевых моментов древнерусской языческой мифологии – отсутствие веры в божественное происхождение княжеской власти. Отсюда логично вытекает, что подчинение князю не могло иметь религиозной мотивации. Княжеская власть - сугубо земной институт. Сакральной являлась не должность князя, а вечевая власть.
Отсутствие иерархии в религиозной системе почитания предков, возможность «непосредственного» общения с божеством, а также представление о том, что все славяне вне зависимости от социального положения имеют божественное происхождение - «даждьбожьи внуки». Особо следует указать на тот факт, что славянская религиозная традиция не знала богочеловека-героя, подобного умирающим и воскресающим богам средиземноморских мифов. Эти факторы в своей совокупности объясняют, почему в Древней Руси власть князя не могла обожествляться.
В факте переноса княжеской резиденции после принятия христианства внутрь Киева видно проявление архетипичной властной модели, которая ранее воплощалась в образах «небесного Вавилона», «небесного Египта», «небесного Иерусалима».
Становление христианской модели наместнической власти Христианство было призвано мировоззренчески обосновать, самодержавную власть князя как богоданную. Однако существовавшая в конце X века социально-экономическая ситуация отнюдь не способствовала практической реализации новой мифологии власти: в Древней Руси так и не сформировались феодальные отношения.
Принятие византийского православия означало для Древней Руси вхождение в круг христианских стран, открывало путь для политических контактов с Европой. Большие возможности давали особенности христианства как духовной основы цивилизации, общие для Западной Европы, Византии, Руси. Христианство помогло создать стабильные формы общества и государства. Церковь объединила сословия в общество, группы населения – в народ, создала духовную основу для этого единства, явилась прочной основой государственной власти, утверждая принцип «несть власть не от Бога». Она стремилась к стабильности общества, осуждая одновременно как социальный протест, бунты и восстания, так и чрезмерное накопление богатств и угнетение народа.
До XI века русские не знали условного землевладения, которое было бы связующим звеном между монархом и военно-аристократическим классом. Одним из первых этот факт констатировал В. Сергеевич, который писал, что «между князем и исполнителями его воли не было даже той поземельной связи, которая дает такую прочность отношениям феодальным и поместным. Отношения служилых людей к князю были до крайности шатки, они могли прерваться ежеминутно и по односторонней воле служилого человека». Эта слабость собственных сил князя вынуждала его искать согласия с народом, т.е. с вечем, хотя сакральный характер последнего был утрачен. Отсутствие экономических рычагов подчинения заставляло обращаться к силовым методам воздействия, что и явилось одной из причин кровавых княжеских междоусобиц. Князья стремились захватить и удержать Киевский великокняжеский престол как высшую сакральную цель.
В эпоху великого князя Московского Ивана III Иосиф Волоцкий четко сформулировал постулат о том, что великий князь Московский является «наместником Бога» на Земле: «Вас бо Бог в себе место избрал на Земле». Из этой теории вытекал и соответствующий практический вывод об отношениях московских государей к церковным делам. По словам Иосифа Волоцкого, высшая юрисдикция в церковной сфере принадлежит государю, поскольку Бог предал ему «милость и суд, и церковное и монастырское, и всего православного христианства всея Русские земли власть и попечение вручил ему». Именно в эпоху Ивана III был впервые введен особый церемониал - точная копия с «поставления» византийскими василевсами патриархов Константинопольских, - имевший целью закрепить за великим князем канонические права византийского василевса.
В результате в эпоху Ивана Грозного окончательно оформилась религиозная доктрина власти, согласно которой московский великий князь был признан не просто «могуществом, силой Бога на земле», а его реальным воплощением — Спасителем, князя от какой-либо ответственности перед народом: «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны».
В царствование Ивана Грозного происходит юридическое закрепление статуса великого князя Московского как царя. Характерно, что этот статус был закреплен не в светском кодексе, а в церковном памятнике «Стоглаве».
Именно при царе Алексее Михайловиче была закреплена практика царского согласия в делах подбора и поставления на все иерархические и приходские места. «Егда хощет кто, диакон, или пресвитер, или игумен, или архимандрит поставлятися, тогда пишет челобитную Царскому Величеству и просит повеления, чтобы хиротонисали его митрополит или архиепископ. И царским повелением на той челобитной подпишут: «По указу государя царя, его поставити попом, или диаконом, или иного чину, кто во что поставляется». И аще хиротонисают их царским словом. И егда митрополит или архиепископ хиротонисает, тогда дадут наставленную грамоту и пишут: хиротонисася диакон или поп повелением государя царя, а не по заповеди Божией и не по правилам св. апостол и св. отец», - так описывал эту практику патриарх Никон. И он же резюмировал: «Царь Алексей Михайлович чин святительский и власть церковную воспринял на ся».
Любопытно, что именно патриарх Никон предпринял первую и единственную попытку поставить власть священства выше власти царства. «Священство не от человек, ни человеком, но от самого Бога, и древнее и нынешнее, а не от царей», - так он развивал папоцезаристские идеи, опираясь на учение Папы Григория Великого. Однако не теологические построения лежали в основе русского папоцезаризма, а огромное экономическое могущество Церкви, достигшее апофеоза к середине XVII века. К тому же был выбран и удобный политический момент заинтересованности царя в поддержке со стороны церкви. В это время умом Алексея Михайловича завладела идея восстановления Греческой империи под своим владычеством.
Пётр же Великий в своей реформаторской деятельности не мог уже опираться на прежнюю, православную мифологию власти. Он ввел в русскую политическую мысль идею государства как института, стоящего над монархом, что явилось началом крушения наместнической модели власти. Знаменательны слова, сказанные Петром перед Полтавской битвой: «Вы сражаетесь не за Петра, а за государство, Петру врученное (...), а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия, слава, честь и благосостояние её».
Свою деятельность Пётр рассматривал не только как службу Царю Небесному, но и как службу Российскому государству. В связи с одной из своих побед над шведами он написал о себе как о слуге государства: «Я как начал служить, такого огня и порядочного действия наших солдат не слыхал и не видал».
Очень характерны и книги, которые царь отбирал в качестве учебных пособий для цесаревича Алексея Петровича. В «Наказе о воспитании цесаревича» велено «перевести Пуффендорфову малую книжицу «О должности человека и гражданина» на французский язык и в Голландии напечатать, дабы оное употреблять, яко введение в право всенародное и яко преддверие Гроция, или Пуффендорфа же «О праве естественном и народном», из которого следует основание всех прав».
В самой постановке вопроса о приоритете чисто земной инстанции – государства над монархом заключена оппозиция христианскому пониманию иерархии власти: «Царь - наместник Христа». Отделение понятия государства от должности самодержца являлось во всех странах первым шагом на пути заката абсолютных монархий, основанных на божественном праве. Какое значение придавал Пётр идее государства, видно, например, из того факта, что он пожертвовал одним из фундаментальных принципов неограниченных монархий - старшинством в наследовании престола. Как государственник он не мог допустить, чтобы недостойный сын или другое лицо, не обладавшее способностями к государственной деятельности, управляло Россией только в силу своего старшинства. Пётр I ввел в российскую политическую мысль новую оценку личности самодержца, который должен был своими деловыми качествами соответствовать роли повелителя великой страны.
Показательно, что даже императорские регалии не были юридически собственностью царей. При организации Камер-коллегии в 1719 году Пётр I впервые включил в ее регламент параграф «О подлежащих государству вещах». Все императорские регалии (на тот момент царские) были признаны собственностью государства и выдавались царствующим особам «для временного употребления».
С петровской эпохи в России начался процесс десакрализации должности царя как наместника Христа. Естественно, православная мифология власти (как и сама Православная церковь) не могли служить идеологической опорой реформаторской политике Петра. Среди противников реформ черному и белому духовенству принадлежала
одна из ведущих ролей. В делах Преображенского приказа процессы духовных лиц составляли около 20%. Они обвинялись в поношении царя, его мероприятий, в разбрасывании подложных писем, распространении порочащих царя слухов и т.п. Пётр же, памятуя о папских притязаниях патриарха Никона и о финансовом могуществе Церкви, стремился к её нейтрализации.
На ход исторического развития России, как и на ход западноевропейской истории, оказал решающее влияние религиозный догмат о верховном правителе – наместнике Иисуса Христа, в должности которого объединены функции светского и жреческого Мессии. Так же как и в Европе, в России идея тотальной наместнической власти, в конечном счете, исчерпала себя. С XVIII века в России начинается необратимый процесс секуляризации христианской модели наместнической власти, который завершился только в начале XX века с крушением власти последнего российского императора Николая II, считавшего себя «орудием Всевышнего, посредством которого Всевышний управляет Российскою империи».
Период некоей церковно-государственной идиллии XVII век завершился правлением государя Петра Великого, который не только окончательно отказался от византийского идеала симфонии патриаршей и царской властей, но и дерзнул разрушить каноническое устройство высшего церковного управления, упразднив, как оказалось, более чем на 200 лет церковные соборы и патриаршество. Стремясь превратить русскую церковную иерархию в инструмент, послушный воле лишь царства земного, воплощенного в российском самодержце, Пётр Великий законодательно подчинил Церковь самодержавным государям, несмотря на своё помазанничество на царство, всё же остававшимся мирянами. Впоследствии определив в Основных законах Российской империи место императора как «верховного защитника и хранителя догматов православной веры», синодальная система попыталась, как будто окончательно перенести догматическую жизнь Церкви из царства Бога в царство кесаря.
Граничившие с кощунством коронации императриц Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины Великой, когда миропомазанных на царство государынь вводили царскими вратами в алтарь и причащали по царскому чину у св. Престола, лишь подчеркивали чуждость синодальной системы не только литургической, но и канонической традициям Православной Церкви. Вошедшее в анналы истории Российского государства как «блистательный век» царствование Екатерины Великой в русской церковной истории стало периодом имущественного опустошения церковной иерархии, административного гонения на монастырское монашество, социального унижения православного духовенства и глубокой секуляризации русской духовной культуры.
Лишь открывшийся коротким, но благодетельным для Церкви царствованием императора Павла I XIX век оказался периодом медленного, подчас непоследовательного возвращения русской самодержавной монархии к исконным традициям православной монархической государственности. И все же омраченный двумя цареубийствами и трудными поисками места Российской империи в секуляризовавшейся Европе XIX век не стал временем отрешения российских государей от соблазна оставаться защитниками и хранителями догматов православной веры.
И только последний российский император Николай II глубоко осознал духовную ложь синодальной системы подчинения царства Бога царству кесаря и предпринял впервые за 200 лет конкретные меры для восстановления в Русской Православной Церкви власти Поместного Собора и Патриарха, а значит, и для возрождения в русской государственной жизни реальной, а не формальной православной монархической власти. Необъятность задач, стоявших перед Россией в период царствования императора Николая II, когда социально-экономическая и общественно-политическая модернизация страны должна была сочетаться с сохранением традиционных устоев ее духовно-исторического бытия, не позволила последнему самодержцу восстановить каноническое высшее церковное управление. И уже не при исполненном высокого личного благочестия государе Николае II, а при приверженном к безликому религиозному индифферентизму Временном правительстве Русской Православной Церкви удалось созвать Поместный Собор и в условиях начинавшейся Гражданской войны восстановить патриаршество.