Предыдущая глава "Я согласен быть счастливым..."
Эпилог.
Одним холодным октябрьским вечером - температура на улице уже опускалась до плюс пятнадцати, отопление в доме приходилось включать на всю ночь - Лёшка стоял у окна и смотрел на Добрую улицу. Любовался сумерками с ало-оранжевой бахромой у земли и чёрным кружевом деревьев в последний раз.
На следующий журналист уезжал из Тихого, оставляя за спиной не только уютный домик и гостеприимных жителей посёлка, но и два месяца жизни, к которой он так и не смог привыкнуть. Приспособился еле-еле. Сделал несколько ошибок. Их необидно обсмеяли местные. Научился собирать грибы: два раза приволакивал что-то ложное и ядовитое. Потом просто предъявлял находку Лёве и ждал команды "Режь!" или "Не трожь!". Сам поймал карася на удочку и навсегда преисполнился отвращения к рыбалке. Уж больно жестокий спорт.
В конце сентября попрощался со Львом - того ждала нелюбимая работа и обожаемая жена. Полгода разлуки придавали чувствам особую остроту. Из Тихого супруга казалась лихому мужику ангелом небесным. Работа - бессмысленным и тяжким адом.
Лёшка искренне поблагодарил добровольную няньку. И попал под опеку Марии-искусницы. Он успел поучиться у неё варить яблочное повидло. А также печь хлеб в древней печи у Татьяны, выгонять коз на выпас у Ларисы, заполнять одни и те же протоколы ("Без происшествий", "Без происшествий", "Без происшествий"... "Отдыхающий же мангал спалил?" - "Мангал ему принадлежит, что хочет, то и делает. Без происшествий") у Добрыни... Сходил с Бэргэном-спасателем на пейзажную съёмку и потом отлёживался два дня. Избежал романтических поползновений Нонны. Вместе с Русланом-птицеводом приводил в божеский вид сеновал, разгромленный пьяной компанией туристов. И да, добавил-таки пару красных цветочков для гармонии.
Даже в церковь ходил и беседовал с поселковым батюшкой - отцом Геннадием. Тот наезжал в Тихое каждое воскресенье: службу провести, церковь проветрить, кладбище проверить. Помимо репетитора Маши, откровенничать с которой Лёшка почему-то стеснялся, отец Геннадий единственный в Тихом мог заменить психолога.
Ничего не случалось. Поселковый бомонд собирался каждый вечер. Жители Тихого попроще существовали привычным им образом и с фермерами пересекались только для закупки продуктов. Лёшка не стремился общаться с ними. Он смотрел рассветы и закаты, неумело шарил палкой в траве под деревьями, выискивая грибы и боясь обнаружить змею или пьяного бешеного ежа... Сушил одежду на верёвке, неделями копил посуду, чтобы запустить посудомойку, столуясь у очередной няньки. Привыкал управляться с домашним хозяйством без умной системы. Вычерпал-таки лишнюю четверть куба воды из пруда: попросил у Севы насос и полил мутной застоявшейся водой какие-то одичалые цветы.
Лёшка делал всё, что не делал раньше никогда. И знал, что заниматься подобным в будущем не будет.
Он только не написал роман. Даже завалящей повести не получилось. Ноутбук так и простоял закрытым на кухонном столе, накапливая пыль.
"Ничего ты не напишешь", - сказал Лев на прощание. - "Потому что желание творить у тебя от ума, а не от сердца. Положено молодым и амбициозным хотеть Нобелевку, вот ты и стремишься. А чего душа твоя просит - не ведаешь".
Лихой мужик, оператор беспилотного трамвая, заложник двух жизней оказался прав. Лёшка сначала спорил с ним в мыслях. А потом перестал. Просто возвращался каждый вечер в дом Михалыча и отмечал, что листья на деревьях постепенно начали желтеть и краснеть. Затем стали осыпаться.
Лёшка впервые за месяц включил смартфон. Открыл файл "Шаги.txt".
1. Забраться в глушь.
2. Отключить смартфон.
3. Закупиться провизией.
4. Писать, писать, писать днём и ночью...
Остальные шесть пунктов журналист даже не стал просматривать.
- Строить планы бесполезно, - сообщил он вечеру за окном. - Когда сам не знаешь, чего хочешь.
Перед несостоявшимся лауреатом Нобелевской премии стоял выбор. Вернуться в город и сделать вид, что этих двух безумных месяцев никогда не было. Привычная жизнь, отработанные схемы, устоявшийся график. Или вернуться в город и всё-таки понять, чего хочет его душа.
- Романтик деревенский, растуды тебя на сеновал, - устало посоветовал себе Лёшка. Ему очень понравилось слово "растуды", которое к месту и не к месту употреблял отец Геннадий. - В тридцать лет не рановато ли задумываться о смысле жизни?
Завтра он с сумкой на плече выйдет к остановке и сядет на рейсовый автобус. Ключ-карту к калитке и дому по пути бросит в почтовый ящик Марии-репетитора. Столичным друзьям привезёт деревенской ветчины и сыра, пусть обзавидуются, какими вкусностями он питался...
- Неужели ничего не начнётся? Я же ведь что-то понял.
Понять бы ещё, что.