Остров был маленький.
Затерянный в горячих просторах индийского океана у южных берегов Африки, а, может – у северных.
В конце концов, это не имело особого значения.
Гораздо важнее казалось то, что коралловый песок, перемолотый водой с усердием трудяги-мельника, был рассыпчатым и ослепительно-белыми, гигантские пальмы негромко шумели в вышине, им вторили волны, лениво набегавшие на берег.
И дожди - даже зимой - проливались редко, и штормы, которые - нет-нет - случались в акватории, бушевали где-то вдалеке.
И не было в том никакого чуда.
Остров хранили коралловые рифы.
Толстой крепостной стеной уходили они в темную глубину океана, и это была впечатляющая, но довольно мрачная картина, однако наблюдать ее могли лишь те, кто спускался вниз, а таковых было немного.
Здесь не увлекались дайвингом.
Большинство предпочитало наслаждаться тишиной и покоем земного пальмового рая, оставаясь на поверхности горячей земли.
Маленький отель был совершенно под стать острову: уютным и трогательно-домашним. Здесь работали подолгу, нанимаясь на службу в ранней юности и оставляя работу едва ли не глубокими стариками. Почтенный возраст официантов в ресторане и даже боев на пляже никого не удивлял, и уж тем более не раздражал, ибо вполне соответствовал всему, что было вокруг – тишине, покою, устоявшимся традициям.
Шумные молодежные компании: лохматые юнцы со своими длинноногими подругами, глянцевые тела которых, накачанные силиконом, призывно лоснились, умасленные средствами для загара - заглядывали на остров нечасто. В туристических справочниках про него все было растолковано предельно ясно: не Ибица, и уж тем более, не Гоа. Так что, явившись ненароком, молодежь спешила убраться к иным берегам, где грохотали модные дискотеки, дикие всполохи неземного света разгоняли ночь до зари, а воздух полнился ароматом тлеющей марихуаны.
Здесь вечерами играл небольшой джазовый оркестр – в одном баре, и седой, гривастый русский пианист – в другом. По воскресеньям, наезжая с соседнего острова, публику развлекали пожилые усатые латиносы - вечные мачо, со своими зажигательными песнями. Тогда на веранде отеля случались танцы - моложавые пары лихо отплясывали нечто, полагая, что танцуют румбу.
Или самбу.
Европейцы - за исключением редких ценителей - как правило, не в состоянии, усвоить разницу.
И даже очень пожилые джентльмены в широких брюках из тонкого льна пускались в пляс со своими седыми, безупречно причесанными женами - аккуратно шаркая подагрическими ногам по темным доскам террасы.
Большинство - приезжали сюда постоянно, из года в год, спешили, едва выпадало короткое время отпуска, от сезона к сезону, на протяжении десятилетий. В принципе же, выходило так, что постоянные клиенты старились вместе с обслугой, почти, как родственники.
Но - полагаю - сказанного достаточно для того, чтобы понять, каков был этот маленький остров и отель со своими неизменными обитателями.
...
Потому, наверное, трудно представить, что именно здесь в тихом пальмовом раю случилось такое.
Впрочем, если поразмыслить, именно здесь и должно было произойти нечто подобное. Вроде кровавых следов, проступивших в положенное время на поблекшем ковре старинного замка.
Историю эту не любили рассказывать в отеле, но все равно рассказывали – негромко, с оглядкой и, разумеется, сугубо конфиденциально - как семейную легенду, не делающую чести приличной семье и - одновременно - придающую ей налет исключительности.
Наподобие мутной патины на дорогих странных вещах.
Костлявого привидения в родовом гнезде потомственного аристократа - наследия далеких предков, придушивших – по случаю - какого-то непрошенного гостя.
...
История тоже началась давно, но - разумеется - не в древности, когда рождались кровавые легенды мрачных замков, а в тихую гавань острова заходили потрепанные пиратские шхуны.
Лет тридцать назад. А может и больше.
Но совершенно точно - в январе.
Стоял «высокий сезон», и, разумеется, отель был полон, но молодая британская пара забронировала номер еще осенью.
Основательная и в высшей степени приличная пара.
Молодожены - это было видно невооруженным глазом, хотя известных вольностей на людях они не позволяли.
Чинные англичане, хорошо воспитанные молодые люди.
Очень хорошо, пожалуй, даже отменно.
Вполне возможно, он закончил Итон, или какую-нибудь другую закрытую школу для мальчиков, древнюю, как сама Британия, столь же неповоротливую и пресную, с сырыми крохотными комнатами в старом нетопленом доме, узкими солдатскими койками, тонкими колючими одеялами, казарменной муштрой.
И первыми опытами плотской любви с однокашниками - такими же субтильными мальчиками, как правило, страдающими истерией, чьи лица бледны, а кожа не совсем здорова, зато безупречны манеры и обеспечена карьера, потому что потом был Оксфорд или Кембридж, в крайнем случае - Лондонский Королевский колледж.
И - работа.
Незаметная - для начала – должность клерка, в компании, хорошо известной по обе стороны Атлантики, а в дальнейшем - в ближайшие двадцать лет – самые, что ни на есть блестящие перспективы.
А она?
Закрытые купальники сдержанных пастельных тонов, плоская грудь в глухих поролоновых чашечках, тонкая бледная кожа, мгновенно покрасневшая под безжалостным экваториальным солнцем, хотя женщина почти не покидала шезлонга, заботливого упрятанного супругом в густой тени пляжного зонтика.
Она носила легкие полотняные сарафаны с мережками, длинные и слегка мешковатые, иногда – просторные джинсы или хлопчатобумажные брюки, не широкие, и не узкие, безразмерные майки и аккуратные блузки с отложными воротничками.
Вечером - шляпки, прямые, слегка приталеные платья без рукавов, тонкие ноги - несмотря на теплынь - в капроновых чулках, неброские, но вполне достойные украшения, летящие газовые шарфики на плечах.
А за плечами - разумеется - именитая школа для девочек, какой-нибудь Вестминстер или Чилтенхейм, и после, разумеется, колледж.
Оба были, пожалуй, по-своему, красивы. И уж как минимум, милы, но это был тот сорт привлекательности, которая не бросается в глаза всем и каждому, порой - и вовсе – остается незамеченной, возможно именно потому, что приятна глазу, но не более того.
Окружающим хотелось думать, что они влюблены и эта трогательная влюбленность требует особого деликатного обхождения. Их старательно, но незаметно опекали и с радостью отмечали робкие приметы романтической связи, которой еще только предстояло перерасти в подлинную страсть, полыхнуть раскаленными ночами на горячих простынях супружеского ложа. И тихо сойти на нет, обернувшись устойчивой родственной привязанностью или холодным отчуждением посторонних людей, вынужденных коротать время под одной крышей.
Впрочем, так далеко никто не загадывал.
Люди, наблюдавшие за молодой парой в первом свадебном путешествии, умилялись медленным - рука в руке - прогулкам вдоль берега, и долгим безмолвным вечерам в открытом ресторане на берегу, когда глаза одного устремлены в глаза другого, а между ними тихо трепещет на ветру крохотное, лучистое пламя свечи, отражаясь в рубиновом омуте бокала.
Все сходились в одном: молодой муж предупредителен и нежен.
Она немного заторможена, очевидно, смущена непривычным пока положением жены, и задумчива, но не грустна. Скорее – витает в облаках, вспоминая длинные ночи в маленьком бунгало, их первые ночи, вдали от родины и родни, и то, что постепенно открывается ей теперь – молодой женщине, едва вступившей на стезю супружества.
Так думали все, и гадали – приедут ли они сюда на следующий год, либо станут заядлыми путешественниками, покатят по миру, в поисках новых стран и впечатлений, или - напротив – окажутся убежденными домоседами, предпочтут всем городам и весям уютную скорлупу собственного жилища.
Они приехали спустя ровно год, день в день - и снова провели под пальмами три недели. Ничто в их отношениях не изменилось: он был предупредителен, она - слегка заторможена. И те же закрытые купальники, и тихие вечера в ресторане на открытой террасе.
Так продолжалось четыре года.
Потом - они пропустили «свое» время в пальмовом раю целых два года подряд. А на третий - объявились уже втроем. В компании с очаровательным младенцем – девочкой, белокурой и синеглазой, похожей одновременно на обоих родителей.
Все вернулось на круги своя и продолжалось – от сезона к сезону - целых пять лет, а потом снова настала пауза. Два года, как и в первый раз, чтобы воспроизвести на свет очередного младенца - теперь мальчонку - и дождаться, пока ему исполнится год.
Больше они не пропустили ни одного сезона....
....продолжение следует