Автор: Казаков М. М.
Наш пеший путь по Смоленской, а потом и по части Калужской области был труден и опасен. Ведь колонна состояла из подростков 15-16 лет, пожилых людей и 3-4 детей работников в возрасте от 1,5 до 2 лет, для которых стоящая все лето жара, пыль проселочных дорог, жажда, утоляемая из попадавшихся на пути разных источников, длительные переходы и неполноценный ночной сон где попало, были тяжелы. Кроме всего этого постоянно находящиеся в небе немецкие одиночные самолеты неоднократно обстреливали нас из пулемётов. В этих случаях, заслышав шум самолета, все разбегались и прятались во ржи или пшенице, которые в это лето 1941 года были особенно густыми и высокими.
Несмотря на такие тяжелые условия пути, на всем его протяжении никто не заболел и не был ранен, никто не отстал в пути. Видимо, серьёзность и опасность окружающей действительности увеличили сопротивляемость организма каждого, вызвали мобилизацию резервов для преодоления этих неблагоприятных условий. Мальчишки как – то сразу духовно повзрослели и вели себя соответственно обстановке, в которой мы все находились. Нарушений дисциплины, свойственных этому возрасту, на всем протяжении пути не было.
Шли мы только по проселочным дорогам, держась как можно дальше от железных и шоссейных дорог и обходя города и другие населенные пункты, так как не знали в чьих руках они в данный момент находятся.
Мы начали свой путь на правой стороне Днепра, но, чтобы идти на восток, нам нужно было переправиться на левую сторону Днепра. Воспользоваться мостами в больших населенных пунктах было опасно. Я узнал, что в верховьях Днепра, примерно в 50 километрах к востоку от Смоленска, недалеко от деревни Соловьево, есть старинная переправа через Днепр, и я повел людей к деревне Соловьево. Это место называлось и сейчас называется Соловьевой переправой. По легенде она так названа по имени Соловья-Разбойника, который, подстерегал купцов в густых зарослях, обступающих въезд на мост. Позже Соловьева переправа вошла в историю Великой Отечественной войны, как место ожесточенного сражения с фашистами за переправу. Подошли мы к Соловьевой переправе уже в сумерках, не видя впереди ничего подозрительного, но метрах в двухстах нас остановил окрик. К нам подошел солдат и сказал, что дальше идти нельзя. Подошедший затем офицер, проверив имевшиеся у меня документы и увидев учеников сказал, что мост заминирован, но он нас пропустит. Проходили через деревянный бревенчатый мост не все сразу, а по очереди, по несколько человек, последними провели под уздцы лошадей, копыта которых предварительно обмотали тряпками – каждую отдельно. Офицер сказал нам, чтобы мы уходили как можно скорее и дальше, т. к. части немцев уже недалеко. Кто-то из солдат добавил: «Мы им приготовили хороший сюрприз. Пусть сунутся!». Примерно в километре от переправы заметили замаскированные в кустах наши пушки. Мы не останавливаясь шли всю ночь. Слева от нас по ходу, примерно в 10-15 километрах был большой промышленный город Ярцево, над ним стояло огромное зарево, город горел. Шли мы очень долго, Ярцево осталось позади.
Под утро я решил сделать привал. Разместились в очень большом деревянном сарае на пригорке вблизи какой-то деревни, в сарай же завезли обе подводы, чтобы не привлечь постороннего внимания. Все очень устали и сразу же легли на разбросанное там сено. Когда окончательно рассвело, я увидел, что сарай стоит на возвышенности. Примерно в километре от него церковь с высокой колокольней. Только успели покушать, как один из учеников, забравшийся по перекладине под самую крышу к слуховому окну крикнул вниз, что по дороге проехал немецкий танк. Мальчишки всегда мальчишки! Они бросились карабкаться по стропилам наверх, к слуховому окну. Я еле согнал их вниз. Среди взрослых началась паника. Александр Иванович Сорокин накрыл собою двухгодовалую дочку и заплакал. В этот момент кто-то толчком открыл ворота амбара, и туда вбежали офицер и двое солдат с катушками полевого кабеля, один из солдат по стропилам полез наверх к слуховому окну. Офицер сказал: «Быстрее уходите. Немцы идут!». Я крикнул: «Все бегите к церкви!», а сам с возницей Зюриным побросали вещи в телеги и выехали вслед за всеми. Поскольку второй возница в суматохе куда-то подевался, его подводу я вёл сам. В телеги мы с Зюриным не садились, а бежали рядом. Впереди Зюрин, за ним я. На бегу я ещё подумал, как хорошо, что мы не распрягли лошадей. Только мы собрались под стенами колокольни и я хотел всех завести внутрь, под защиту толстых стен, так как совсем близко слышалась сильная стрельба, как вдруг из казалось бы, безлюдной церкви выбежал офицер: «Кто здесь старший?». Я подошел к нему. «Быстрее уводите людей от колокольни, у нас здесь наблюдательный пункт!». Он показал вверх. Я увидел в верхнем проёме колокольни, рядом с колоколом, человека с биноклем. Мы сразу же начали уходить от колокольни в сторону, противоположной той, от которой была слышна стрельба. Шли мы быстро и, насколько хватило, сил долго.
В темноте обошли и оставили позади себя справа большой город и железнодорожный узел Вязьму. Над городом стояло огромное зарево. Временами вспыхивали ярким белым светом осветительные бомбы. Доносились глухие мощные удары. Привал для отдыха мы сделали глубокой ночью. Ночевали в лесу, как всегда, на траве. В это время Духовщина и Смоленск были уже заняты немцами. Фашистские войска рвались к Москве. Все время над нами по направлению на восток строем, с противным воем пролетали «юнкерсы». Иногда, видимо заметив нас, они, не отклоняясь от курса стреляли вниз.
Продолжение следует.