Это самое дорогое, что у меня отнял развал Советского Союза.
Свой своему поневоле друг! Произнося эту русскую народную поговорку, имели прежде всего ввиду кровную родню. Но чтобы быть роднёй надо состоять не только в кровном родстве, но и жить, как родственники. Может поэтому часто нам друзья ближе, чем родня!
Семья моей мамы жила до войны в сибирском шахтёрском городке. Её отца, моего деда, с первых дней войны забрали сразу на фронт. Во время войны на угольных шахтах работали женщины и старики. Моя бабушка всю войну в шахте уголь добывала. Опасная и требующая больших физических сил работа, по десять часов смена.
Паровозам, ходившим по ТРАНССИБу нужно было топливо, а стране и промышленности уголь! А когда война закончилась, попробовали вывести с шахт женщин, по крайней мере с тяжёлых работ в забое, но заменить их оказалось не кем, война мужиков- шахтеров повыбила. Не многие вернулись, а те, что пришли были искалечены войной. Не все, особенно овдовевшие женщины, хотели уходить из шахт, там платили больше всего. Но как им, работавшим под землей на километровой глубине с кайлой, отбойным молотком (такой тяжеленный постоянно вибрирующий инструмент и подводящим воздушным шлангом), кувалдой, часто придавленные горем потерь самых близких людей, удавалось сохранить женственность и красоту, не объяснит никто!
Стали пригонять военнопленных и тех, кто побывал в немецком плену. Немцев и других представителей народов, желающих пограбить Советский Союз стали через три четыре года отпускать по своим странам. Бывшим красноармейцам, побывавшем в плену ослабили режим содержания. Стали выпускать в город, сократили время рабочей смены. На замену пленным стал приходить молодой народ, который по малолетству повоевать не успел, но к 47-48 году уже подрос.
Так в шахту попал мой отец 1933 года рождения, после окончания Горного техникума.
Жизнь постепенно возвращалась на мирные рельсы. В Сибири конечно разрухи не было и голода тоже, но и досыта не ели, сидели на чёрном хлебе и картошке.
Познакомилась старшая мамина сестра, а было их, у овдовевшей уже тогда бабушки, три дочери и маленький сын, на танцах в шахтерском доме культуры с молодым армянином, который почти два года провёл в фашистском плену, а после освобождения Красной армией попал в фильтрационный лагерь, где получил пять лет поселения и отправлен был в Сибирь. Так и оказался в Сибири, на работе в угольной шахте.
Случилась у них любовь. Армян был красавчиком, высоким, правда сильно стройным от недостаточного питания и тяжёлого труда. Эта стройность сохранилась у него на всю жизнь. На армянина он совсем не походил, разве что смуглый цвет кожи. Глаза с прищуром, нос скромный без горбинки, копна густых кучерявых волос, которые почти не слушались расчёски. Говорил всегда тихо и спокойно, вывести из себя его было не возможно. Легких мягкий акцент. Права все это описание уже более позднего дяди Саши, когда я уже появился на свет и видел его воочию.
По окончании срока поселения, забрал мою тётку, с которой он уже совместно проживал года три и у них родился мой двоюродный брат Юра, и уехал, почему-то, в Туркмению. Его родня жила там в городе Красноводск. Но многие поселенцы с южных республик так и остались в Сибири на всю жизнь, переженились на местных красавицах и стали горячими парнями из Сибири.
Чистенький городок на берегу Каспийского моря со знаменитым нефтеперегонным заводом, который в войну обеспечивал горючим нашу армию. Был торговый морской порт и военных много, граница недалеко. С трёх сторон - пустыня Кара-Кум, и скалы, с четвёртой - прекрасное море.
Там у них родился ещё один сын - мой двоюродный брат Сергей.
Пара была огонь! Две противоположности. Ярко рыжая, с волнистыми огненными длинными кудрями, лицом в веснушках и белой до голубизны кожей, пышноватая тётка и рядом смуглый с чёрными кудрями дядя Саша.
Маминой сестре, звали её Катерина, вначале было трудно. По сути, в чужой стране, с другими порядками и климатом, с другим образом жизни. С другим народом, своих ни кого не было. Даже сбежать хотела, бабушка ей тайно на дорогу деньги высылала. Но видно притёрлась и всё улеглось.
Армянская диаспора была большая, половина из них были дяде Саше родственниками, естественно, все друг друга знали. Некоторые были женаты на туркменках. Ребятни было много и все они были похожи между собой и на дядю Сашу. Могу только предположить, что это от смешения армянской и туркменской крови. «Метисы» всегда красивы из-за проявления лучших доминантных признаков (что-то такое припоминается с уроков биологии в школе).
Все торжества отмечали сообща. В больших оградах накрывали длиннющие столы, которые ломились от изобилия блюд и собиралось человек по сорок, а то и больше. Это я уже о шестидесятых годах прошлого века.
Мои родители жили не просто в Сибири, а в «районах приравненных к крайнему северу», поэтому, иногда, заезжали в отпуске к «армянам», так называли свою южную родню, на недельку другую, погостить и отогреться, а это там можно было сделать, температура в тени летом, достигала сорока пяти градусов. Но дольше мы не выдерживали. Днём асфальт плавился в городе и в модных тогда шпильках, женщинам ходить было не возможно. Несмотря на близость моря, только у самой кромки воды чувствовалась морская свежесть. Морская вода нагревалась до двадцати семи- восьми градусов. За все наши приезды, всего один раз, там шёл случайный двадцати минутный дождик, как -то ночью. И все об этом говорили, как о большом и редком событии.
Для нас, сибиряков, многое там было в новинку. Например - летний кинотеатр без крыши. Там летом в девять часов вечера, уже темно и можно смотреть кино. Большое обилие фруктов. Южные городские базары не шли ни в какое сравнение с нашими сибирскими по изобилию, многолюдности и, вообще, тогда в шестидесятые они играли большую роль в жизни горожан и магазины им были слабыми конкурентами.
Самым большой трудностью для нас привыкших к её изобилию, был дефицит пресной воды. Нет она была, но вся привозная и не вкусная. Дядя Саша покупал воду за 10 рублей (тогда это были немалые деньги) куба три в большой алюминиевый авиационный подвесной бак, для хозяйственных нужд и для полива небольшого сада и огорода, ещё - душа с баней. Питьевую воду покупали отдельно и на ралив. Сейчас это не удивительно даже для нас сибиряков, но тогда было очень странно. В РСФСР можно было из любого крана на улице напиться или водопровода, бутылированными были только напитки и считалась лакомством для детей.
Тётка тогда уже говорила на трех языках: армянском, туркменском и русском. Однажды произошёл курьёзный случай. Пошли тётя Катя с моим отцом на базар, а он там начинал работать рано утром, часов в шесть, и часам к одиннадцати, когда начиналась жара, заканчивал. Нужно было купить больших арбуза, штуки три. Их часто использовали в доме вместо воды. Подошли к одному развалу ( пирамидой прямо на земле, лежит большая куча арбузов), повыбирали, потрогали и, несмотря на агрессивную продажную политику продавца, ничего не выбрали и двинулись, было, к другому развалу.
Вдогонку, расстроенный продавец, зло бросил какую-то фразу на туркменском (наверное, «ослом» обозвал отца, у них тогда это оскорбление было входу, как в России - дебил), тётя Катя резко развернулась и на туркменском стала громко на весь рынок отчитывать продавца.
Туркменский рынок был а шоке! Белая огненная русская женщина на чисто туркменском отчитывает продавца! Это ещё слабо сказано! Продавцы, а там в основном это мужики, набежали со всех сторон, начали её поддерживать, махать руками на этого продавца, зло кричать, пинать его арбузы, думал побьют. Мы стояли с отцом и не чего не понимали.
Разгорячённая тетя Катя, бросив напоследок пару резких фраз, развернулась и пошла под одобрительные поцокивания толпы мужиков.
Расталкивая их и, держа под мышками два огромных арбуза, за ней бежал продавец и, перемешивая русские и туркменские слова кричал:
- Прости, красивая, на возьми совсем бесплатно, сразу два, хочешь возьми три, больше возьми, сколько хочешь возьми. Даром! Дарю! Пожалуйста! Уважь!
Так и бежал за нами до самых ворот рынка. Тётка пояснила, что она указала продавцу, что он, нечестивый, нарушил законы гостеприимства, потому был не прав, обидев моих гостей. Как обидел, она так и не сказала.
Тётя Катя была красивая женщина, статная, прямо на пике вкуса южных мужчин, а ещё и в гневе, «вооще» прекрасна, на императрицу похожа! Туркмены чуть в обморок не падали, но глаза закатывали точно и что-то шептали по своему, наверное, " А, какая женщина, ну прямо персик, и почему не моя?!"
Городок был небольшой, наверное тысяч сорок, тогда в начале шестидесятых. И их семья была известна. Тётя работала в большом магазине, а дядя Саша на складах. Какие должности они там занимали, я по малости лет не знал, но сам факт работы в таких учреждениях в Советском Союзе вселял уважение, а уж в южных республиках и подавно.
Разделение на хорошо живших и бедных там было сильнее выражено, чем в сибирской глубинке. Были райончики, где стояли большие дома, сделанные из местного камня, который вырезали прямо из скальных пород большими кирпичами, за каменными заборами, с садами и большими оградами, под тенью виноградников. Конечно, с современными особняками они ни в какое сравнение не идут, но для тогдашнего времени впечатление богатства производили. Но по окраинам можно было наткнуться на трущобы из глиняных кибиток, стёкла- то не везде были в окнах, похожих на бойницы, и вопиющей бедностью в рваных, с торчащей ватой из дыр, полосатых грязных халатах.
Тогда, по малости лет, я не понимал, что ещё не прошло и двадцати лет с самой большой ВОЙНЫ! Это как сейчас для нас 2002- 2004 год! Совсем рядом. Не понимал, почему у некоторых моих сверстников есть деды, хотя бы по одному, а у меня нет ни одного. Только грохот, заходящих со стороны моря и ныряющих за скалистую гору, самолётов с красными звёздами, как-то ассоциировался в моём детском мозгу с войной.
Городок отстраивался, но было видно, что стране на всё сил не хватает. Тётя с дядей жила в конце улицы, которая упиралась в огромную скалистую гряду, с красивым названием «Фиолетовая». Сейчас сказали бы: « Креативно». А тогда везде улицы в населённых пунктах назывались одинаково: « Ленина», «Коммунистическая», «Социалистическая», «Карла Маркса» и далее по списку всех немецких социалистов и теоретиков коммунизма и это после войны с их фашисткой страной! Мы часто говорим: - « Россия страна крайностей», а Германия тогда что?! Но это так, не к теме.
Напротив их богатой усадьбы, через дорогу стояли несколько длинных, полуразрушенных досчатых бараков — пристанище для не всегда безобидных ребячьих игр.