Тюремные песни
Строгие тюремные правила запрещали «всякого рода резвости, проклятия, божбы, своеволия, ссоры, брань, хохот...». Преследовались между прочим и песни. Так называемых песельников смотрителям приказано «отделять от других (не поющих) в карцер до шести дней включительно на хлеб и воду». Однако люди продолжали петь и веселиться, несмотря на строгие наказания.
Песни в тюрьмах были собственно тюремными по своему содержанию и форме, воспевающие положение человека в неволе. В начале 19 века тюремные песни были двух родов: старинные и новейшие. Лучшие тюремные песни исходили из цикла разбойничьих, поскольку судьба «песенного героя» тесно связана с «каменной тюрьмой — с наказанием». Разбойничьи песни про удалую жизнь и преследования одни из самых поэтических и сочных в цикле тюремных песен того времени.
Народ приписывал разбойничьи песни самим разбойничьим атаманам. Так, народная молва уверяла в том, что Стенька Разин, сидя в тюрьме и дожидаясь лютой казни, сложил песню, в которой просил «схоронить его между трех дорог: московской, астраханской и киевской».
Степану Разину приписываются, ставшие в сибирских тюрьмах популярные песни: «Ты возмой — возмой туча грозная», имеющая два начала: «Не рябинушка со березонькой совивается» и «Ах туманы, вы туманушки, вы, туманы мои, ненаглядные», а также «Из-за лесу — лесу темного, из-за гор — гор высоких». В России тогда к разиновским причислялось довольно много песен - до двадцати.
Четыре десятка тюремных песен народ приписывал Ваньке Каину, который одновременно был вором, разбойником и сыщиком. Народ приписывает Ваньке Каину и самую популярную, известную по всей России песню: «Вниз по матушке по Волге, от крутых красных бережков, разыгралася погодушка верховая, волновая, ничего в волнах не видно, одна лодочка чернеет...»
Иван Осипов Каин обладал даром слова и умел перенести страсть к иносказательным выражениям и воровскому языку в своих песнях.
Из Каиновых песен в тюрьмах были также популярны: «Не шуми- ка ты мать зеленая дубравушка», «Усы», воспевающая подвига известного разбойника Васьки Уса, «Не былинушка в чистом поле зашаталася» и многие другие.
Каину приписывают песни: «Пал туман на сине море», «Не бушуйте вы, ветры буйные, не шумите вы, леса темные», «Ты рябинушка, ты кудрявая», «Скучно, матушка, весною жить одной», «Что вы, братцы, призадумались», «Чарочки по столику похаживают»
Ты, рябинушка, ты, кудрявая,
Ты когда взошла, когда выросла?
Ты, рябинушка, ты, кудрявая,
Ты когда цвела, когда вызрела? —
— Я весной взошла, летом выросла;
Я весной цвела, летом вызрела. —
— Под тобою ли, под рябинушкой,
Что не мак цветет, не трава растет,
Не трава растет, не огонь горит,
Не огонь горит, — ретиво сердце,
Ретиво сердце молодеческое,
Ахъ, горит, горит, как смола кипит,
По душе ль, душе, по лебедушке,
По лебедушке, по голубушке,
По голубушке красной девице.
Ты, душа ль, душа красна девица,
На заре ль, заре, заре утренней,
При всходе ли светла солнышка,
Не простившися с отцем, с матерью...
Известный малороссийский разбоиник Кармелюк был также поэтом и автором не разбойничьих, а элегических песен. Он «шалил» на Волыни.
Постепенно арестантские песни снисходили до сырых казарм и тяжелых работ. Арестанты в ущерб настоящим народным песням стали привыкать к невзыскательным камерным песням, в которых поэтическое чутье стало утрачиваться.
Вот, к примеру, песня, которая стала равносильной самым популярным старинным русским песням. Ее исполняли даже в публичных садах и народных гуляньях, вместе с цыганами, и которая уже наполнена безвкусием. Песня эта имеет довольно много вариантов. Вот одна из них:
Не в Москве, не за Москвою,
Меж Бутырской и Тверской,
Там стоят четыре башни,
По средине Божий храм!
Сидел ворон на березе,
Кричит ворон не к добру:
«Пропадать тебе, мальчишке,
В чужой дальней стороне!
Ты зачем, зачем, мальчишка,
С своей родины бежал?
Никого ты, мальчик, не спросился,
Кроме сердца своего;
На кого же ты покинул
Мать родную и отца?»
«Уж и некому мальчишку,
Меня было научить;
А теперича мальчишку,
Меня поздно научить!
Уж и жил я, веселился,
Но имел свой капитал;
Как и этот капитал
Весь я пропил-прогулял, —
Во неволю жить попал,
Во такую во неволю —
В белый каменный острог.
Хороша наша неволя,
Да кто знает про нее?
Вам не видно за стеною,
Каково мы здесь живём.
Бог Творец, один Он с нами,
Мы и здесь не пропадем!
Свет небесный во сиянье, —
Барабаны зорю бьют.
Барабан зорю пробьет, —
Вундер двери отворяет,
Писарь с требою идет.
Он по требованью кличет:
Нам к суду идти велятъ.
Взяли сумки, помолились
И отправились себе.
Нас в карету посадили
И с конвоем повезли....»
Нескладная песня эта стала любимой и распространенной, хотя нет в ней никаких достоинств настоящей народной песни. Настоящая поэзия заменилась на искусственные и прозаические образы. Новая тюремная песня стала близка к популярным уже в первой четверти 19 века лакейским, трактирным, фабричным песням.
Продолжение следует...