Не хлебом единым...
Недели за две до Песаха во всех израильских магазинах с прилавков убирался хлеб, макароны и все, что содержит муку. Во время Песаха здесь не едят и не хранят дома такие продукты. Она с уважением отнеслась к такой еврейской традиции и в первый же год жизни в Израиле подчинилась общепринятым правилам: в праздничную неделю Песаха и в их доме не было ни крошки хлеба. Ее муж, проживший в Израиле уже добрых три десятка лет, не был человеком религиозным, но старался придерживаться еврейских ценностей и был ей благодарен за понимание. Поначалу, правда, она чуть было не совершила промах, приготовив мужу с собой традиционный бутерброд для утреннего кофе на работе.
- Ты что! – возмутился он. – Сейчас нельзя на работу с бутербродом! Это же хлеб! Зачем раздражать коллег!
Больше таких ошибок она не совершала и во все время Песаха никаких бутербродов мужу с собой не предлагала, уяснив раз и навсегда, что на хлеб в это время табу. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не лезут…
А местный устав она, что называется, «читала» с уважением, открывая для себя неизвестные ей ранее страницы жизни еврейского народа. Она с интересом наблюдала за всей этой новой для нее предпраздничной суетой. И многое было для нее удивительным и необычным. Соседи по коттеджу выносили на улицу практически всю кухонную утварь, на время Песаха менялось все, хозяйки доставали специальную посуду, которой пользовались только раз в году и которой не касалась и крошка ничего мучного. В еврейских домах к празднику готовились серьезно: многие приурочивали к песхальным датам замену мебели, белили стены, покупали новые шторы. Были и такие, кто менял холодильники, занося на время Песаха в дом специальный холодильник, которым пользовались только раз в году – в дни праздника.
- Что же, молодцы, что так чтут свои традиции, - с уважением думала она, глядя на весь предпраздничный переполох соседей.
И только одно резало ей глаз в эти дни. Когда она увидела это в первый год своей жизни в стране, то даже вздрогнула, настолько противоестественной была для нее эта картина. Прошел уже не один год, но смотреть на это спокойно она так и не научилась, каждый раз внутренне сжимаясь от невероятности происходящего. Горы выброшенного хлеба, валяющегося возле мусорных баков. Это тоже была примета надвигающегося праздника.
Однажды она увидела, как мальчишки пинали, словно мяч, друг другу такую вот выброшенную булку. А раскрошив ее ногами, брали из кучи выброшенного хлеба новую. Этот хлебный футбол мог длиться вечность, брошенного хлеба хватило бы ни на один матч. Но им быстро наскучило пинать мягкие булки, которые стремительно ломались от первого же удара ногой, и они убежали, оставив после себя целое поле из раскрошенного хлеба.
Ей почему-то вспомнился дед-фронтовик, старательно сметающий крошки со стола в шершавую ладошку. Вспомнился звонкий подзатыльник, которым он молча наградил ее, когда она проткнула батон пальцем, пытаясь проверить его на свежесть.
- Хлеб тебе не игрушка! Не хлебом единым жив человек, но и хлебом все же, – крякнул дед, накрывая пораненный батон холщовой салфеткой.
Почему-то ей тоже сейчас захотелось накрыть весь этот брошенный у мусорного бака хлеб. Она оглянулась вокруг, увидела большой пустой черный пакет и накрыла им лежащий на земле хлеб. Края пакета она прижала камнями. Разбросанные всюду хлебные мякиши после азартного матча подхватывали вездесущие вороны. Она была им благодарна. Почему-то больно было смотреть на этот растерзанный хлеб. Больно и стыдно…
