Поучителен пример эпидемии чумы в Москве в 1771 г. В ноября 1770 г. в Лефортовском военном госпитале умер раненый офицер, привезенный в город из-под Константинополя. Вскоре скончался его лечащий врач, а затем 22 из 27 сотрудников госпиталя. Вторым источником распространения болезни стал Московский суконный двор - склады тканей, шерсти и прочих товаров, привезенных с востока. За одну только первую неделю марта 1771 г. умерло 130 работников Суконного двора. Власти в тот момент уверяли население, что речь идет всего лишь о "заразительной горячке". Таким образом, с серьезными карантинными и медико-санитарными мерами явно запоздали. А когда московский военный губернатор Салтыков начал организовывать чумные бараки, карантины и изоляторы, возникла новая проблема. Простолюдины с большим недоверием восприняли эти ограничения. Поползли слухи, что из чумного барака назад никто не вернется, даже если выздоровеет. Подозрения суеверных людей усиливались еще и потому, что они с недоверием относились к докторам, большинство которых было иностранцами. В городе возникла паника. Ее пик пришелся на сентябрь, когда обезумевшая толпа растерзала московского архиепископа Амвросия, запретившего верующим прикладываться к иконе Божьей матери. Толпа стали громить больницы и карантинные учреждения, а затем особняки и дома московской знати. Смертность в тот момент достигла тысячи человек в день. Московское начальство в панике покидало город (уехал и сам Салтыков). Из "старших" в городе остался генерал-поручик Еропкин. Императрица Екатерина Вторая приказала ему не выпускать никого из города, чтобы чума не перекинулась в другие места, в первую очередь в Петербург. В этот момент в Москве уже царил хаос. Трупы лежали не захороненные, - на улицах, в садах. Тогда в Москву были посланы войска под командой графа Григория Орлова. Он силой подавил бунтовщиков (убито свыше 100 человек), но, одновременно, развернул строительство карантинных палат, изоляторов, а также организовал уборку трупов.
Орлов разделил город на 27 участков, был произведен учёт и изоляция больных, проведено захоронение умерших. Для этой работы были приавлечены арестанты, содержавшиеся в московских тюрьмах. Их называли "мортусами", то есть смертниками. Выздоровевшим после лечения в больницах оказывали материальную поддержку. Жителям окрестных с Москвой селений за пребывание "за заставой" платили - мужчинам по 15 копеек в день, женщинам — 10. Женатых людей, выписавшихся из больницы, награждали 10 рублями, холостых — 5-ью. Для сравнения жалованье сержанта русской армии было тогда 12 рублей в год. Эта мера стала более эффективным средством по привлечению людей в карантины и по борьбе с чумой, чем самые строгие запреты.
Холерные бунты в России при Николае Первом.
В 1830-31 гг. по стране прошла волна Холерных бунтов. Они стали печальным следствием недоверия населения к превентивным мерам, предпринимаемым властями, по случаю эпидемии холеры, бушевавшей тогда в Азии. Этот пример особенно поучителен. Попытки властей, с учетом опыта Чумного бунта 1771 г. предотвратить заранее вспышку эпидемии, натолкнулось на непонимание. По стране поползли слухи, что правительство объявляет карантины, вводит запрет на передвижения для того, чтобы "извести и потравить простой люд". Поддавшиеся таким паническим настроениям люди стали нападать на полицейские участки, больницы, лазареты. Начались убийства врачей, чиновников, офицеров, да и просто представителей высшего сословия - помещиков. В этих волнениях участвовали не только городские низы и крестьяне, но и обитатели военных поселений, то есть военнослужащие русской армии, переведенные в мирное время в сельскую местность для для занятий аграрным производством.
В июне 1830 го года взбунтовались мастеровые флотских экипажей в Севастополе. Они были помещены в карантин в собственных жилищах, но обеспечить их питанием местное начальство не удосужилось. К ним присоединились другие жители города, недовольные взлетом цен. Поэтому жертвами бунта стали в первую очередь купцы и торговцы, а также командный офицерский состав. Местное военно-морское начальство укрылось в своих особняках или бежало из Севастополя. Город в течение пяти дней находился в руках возбужденной толпы. Присланные на подавления бунта войска, усмирили восставших (военно-полевому суду было предано почти 1600 человек, семеро зачинщиков расстреляно).
В ноябре 1830 г. аналогичный по сценарию бунт произошел в Тамбове. Несогласные с причинами введения карантина, а также не верившие в реальность эпидемии, люди захватили городскую больницу. Взяли в заложники местного губернатора Миронова, который пытался их вразумить. (Миронова пришлось отбивать у толпы силами конной жандармерии). После чего Миронов приказал батальону местного гарнизона открыть стрельбу по нарушителям порядка. Но солдаты отказались выполнять приказ. Для усмирения бунта в Тамбов были брошены регулярные войска. Личный состав гарнизонного батальона был сослан на Кавказ, двое зачинщиков неповиновения отправлены на каторгу.
22 июня 1831 г. на Сенной площади Петербурга собралась возбужденная толпа, в которой раздавались призывы идти громить холерные больницы. Суеверные и невежественные люди воспринимали меры по борьбе с заболеванием как источник распространения болезни. Площадь была оцеплена батальоном Измайловского полка и жандармами. Вскоре на площадь прибыл император Николай Первый. Он въехал в саму гущу толпы. Встал в карете и громко крикнул "На колени!". Толпа, сняв шапки, опустилась на колени. "Вы, что, подражаете французам и полякам? Русские ли вы? Вы забыли долг покорности. Я приведу вас к порядку. Идите в церковь и мтолитесь за души, убиенные вами". Многих участников бунта на Сенной, однако, отправили не в церковь, а в ссылку, военные поселения на Новгородщине.
Но там, спустя всего пару недель, вновь вспыхнули волнения. Эпицентр был в Старой Руссе, вокруг которой было немало военных поселений. Их обитатели были недовольны санитарными мерами властей, заключавшимися в специальном "окуривании" помещений, дезинфекции предметов, одежды и прочего имущества. Люди воспринимали это в обратном смысле, уверяя друг друга, что медики и начальство, наоборот, сознательно рассылают по городам заразу, отраву и яд. Вот, мол, были больные в Питере, а теперь появились у нас. Парадоксальным образом, для такой оценки были основания. Неверие усиливали как раз высланные к тому времени из Петербурга работные люди, принимавшие участие в волнениях против санитарно-медицинских мероприятий по борьбе с холерой. Они рассказывали военным поселянам о том, как "кольями выгоняли из Питера холеру". Поскольку речь о возмущении людей вооруженных, военные поселенцы были солдатами резервных батальонов регулярных войск, восстание приобрело кровавый характер. Начались настоящие бои. В итоге за неделю жертвами бесчинств стали более 100 офицеров и врачей. В районы восстания были введены несколько оставшихся верными присяге полков с артиллерией. Эти полки были лично осмотрены императором Николаем Первым, прибывшим в Новгород, Им удалось подавить возмущение. Его участники были разделены на 5 разрядов по степени вины и сосланы в каторжные работы, отправлены в арестантские роты, в дальние сибирские гарнизоны, а также биты кнутом и шпицрутенами.
А.С.Пушкин посвятил Николаю 1 стихотворение "Герой", в котором есть такие строки:
Одров я вижу длинный строй / Лежит под каждым труп живой / Клейменный мощною чумою, / Царицею болезней... Он / Не бранной смертью окружен / Нахмурясь ходит меж одрами / И хладно руку жмет чуме / И в погибающем уме / Рождает бодрость... Небесами / Клянусь: кто жизнию своей / Играл пред сумрачным недугом, / Чтоб ободрить угасший взор, / Клянусь, тот будет небу другом, / Каков бы ни был приговор...
Часть вторая