Сначала определимся, что можно считать счастьем, иначе не имеет смысла рассуждать о нём.
Философы определяют счастье как состояние человека, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворенности условиями своего бытия, полноте и осмысленности жизни, осуществлению своего человеческого назначения.
Как это было в течение веков?
Вернулся коми мужик с работ (привезя сено для лошади и коровы, принеся добычу с реки и из тайги, наколов дров – главное, сделал своё трудное мужское дело). Жена встретила тёплой печью (горячими объятиями, радостным известием, что непраздна, и бабки обещают ещё одного сына по всем приметам), дети – весёлым хором голосов, баня готова, рубаха свежая, пирог на столе! Счастье? Да!
Только если это ХІ век, дальше будет приход стариков, старейшин рода-котыра, которые повестят, у соседей уже появились новгородские ушкуйники, требуют дань за прошлые три года, когда их не было.
Новгородцы записывают в летописях ХІ века, что «пермь и печора» дают им дань. Трудно сказать, что за народ назван печорой, где именно новгородцы бывали, но понятно, что дань – это не налог. Дань – это то, что я, сильный, могу забрать у тебя, слабого.
Конечно, раскопками древностей в Коми занимались недостаточно, но в городище вблизи устья Ижмы найдены предметы, подтверждающие приход русских: наконечник копья, наконечники стрел, боевой топор скандинавского типа, широко употребляемый в Новгородской земле.
Но пришедшие с оружием часто встречали вооружённый отпор: в 1187 г. был разбит отряд данщиков, ещё через пять лет разгромом закончился большой (очевидно, карательный) поход воеводы Ядрея, рать побита, воевода погиб. Так что со счастьем в этот период явно существовали проблемы. Впрочем, печорские мужики их умели решать.
А дальше начинается период, когда на эти земли накладывает тяжкую бюрократическую руку Москва: в Коми край в 1481 г. приезжают московские дьяки для переписи людей и угодий. Уж брать, так серьёзно, по-взрослому, а то новгородцы приплыли, ухватили… как дети!
Москва сознаёт, что эти земли практически непригодны для земледелия, поэтому здесь не будет помещиков, живущих трудом крестьян, но житель получает определённый налог в пушнине, которая была главной ценностью этих мест. Да, под Москвой не очень забалуешь, одна радость – начальство далеко, а родовые порядки, держащиеся у коми практически до ХХ века, помогают облегчить жизнь мужика.
Коми историк М.Б. Рогачёв говорит о московских дьяках, которые заботились не столько о поступлении налогов в казну, сколько о приходе мехов в их торбу.
Не лучше было положение коми мужиков в бюрократической России более позднего периода, о чём повествует история Усть-Куломского бунта, начавшегося в 1842 г. из-за присвоения, то есть простого разворовывания, сначала местными мелкими крестьянскими начальничками, а затем и уездной бюрократией податей крестьян. Суммы вроде бы невеликие, но для крестьян ощутимые: пропали (украдены!) 3 тысячи рублей налогов и 700 рублей, собранные в подарок (взятку) начальству в уезде.
Мужики отказались платить новые подати, сбросили старосту, выбрали собственную власть и написали 25 коллективных жалоб самому шефу жандармов А. Х. Бенкендорфу. Жалобы подействовали, был прислан разобраться на месте полковник Витковский, который рапортовал, что хищения были, излишние поборы тоже были, поэтому для прекращения беспорядков необходимы (замечательный вывод!) две роты солдат и 4 пушки – и они прибыли!
Против пушек, направленных на деревню, не побунтуешь. Мужиков выводили на лёд реки и пороли: «На следующий день в присутствии начальства началась порка розгами. Для порки были привезены четыре воза прутьев. Пороли беспощадно, без счета ударов. Били так жестоко, что со спины истязуемых сучья и оконечности розг пришлось снимать щипцами».
Получается, что особого счастья коми мужик до ХХ века не обрёл. Что было дальше?