В те, теперь уже далёкие, времена строящегося социализма, когда в стране поднималась целина, возводились электростанции и заводы, а человек уже стоял на самом пороге в космос, от хлеборобов тоже требовалась максимальная отдача и геройство. Однако героями становились далеко не все трактористы или доярки, а единицы, зачастую искусственно выращенные из общей среды сельских тружеников. Ни чего не поделаешь: герои, товар штучный. И пока герои почивали на лаврах и передавали опыт на собраниях и конференциях, остальные продолжали исправно пахать землю, доить коров и полоть капусту, по возможности выполняя и, если повезёт, перевыполняя сменную норму. Но норма нормой, а жизнь оставалась жизнью. Поэтому, то там, то сям случались на хлебных нивах непредвиденные хозрасчётным заданием ситуации.
Так, однажды, в начале лета, когда посевная уже отошла, сенокос не начался, а солнце, как сказал однажды пролетарский поэт Владимир Маяковский, «палило в три тыщи дизелей», молодой тракторист колхоза имени вождя всех времён и народов товарища Сталина Виктор Савинов, принялся лущить то поле, где в настоящее время всё ещё пытается выжить Форштадтский фруктовый сад. Работал он на чуде Советского машиностроения, тракторе с гордым названием «Универсал». Конструкция «Универсала» не предполагала никаких излишеств, связанных с намёками на комфорт и защиту тракториста от меняющихся с завидным постоянством условий внешней среды. Железный руль, такое же сиденье, на котором доживала век старая фуфайка, служившая для защиты мягкого места от мозолей, педали и рычаги - вот и всё, на что мог рассчитывать тракторист. О кабине, или, хотя бы о какой-нибудь зонтике, речи не велось. Несмотря на лишения, испытываемые молодыми сельскими тружениками во время дневной деятельности, ночные похождения по улицам Форштадта, утром давали о себе знать, что усугубляло и без того тягостные ощущения. И тот день не отличался от череды предыдущих. Полевой стан на меже описываемого поля тогда сторожил, преклонного возраста дед Федот по фамилии Ротоносов. - Здорово, дед, - хмуро поздоровался с Федотом Виктор, залил, положенное количество солярки в бак железного коня, нехотя поматерился на сменщика, не помазавшего должным образом лущильник, и, игнорируя желание старого Федота поговорить, поехал в поле выполнять норму. Однако, круга через три-четыре, когда недоспанные часы начали давать о себе знать, в его утомлённый ночным бдением ум, пришёл необычайно простой и, вместе с тем, гениальный план облегчить свои страдания без ущерба для производства и собственной зарплаты. Осуществлять задуманное Виктор принялся не откладывая. Этим же утром в колхозную контору прибыл представитель районного управления сельского хозяйства для участия в ежегодной повсходовой комиссии. Так было заведено – после каждой посевной, как только изумрудная зелень всходов покрывала сплошным ковром колхозные нивы, комиссия в составе местного агронома, трактористов, принимавших участие в кампании, представителей партийных структур и вышестоящих органов, выезжала в поля для изучения качества всходов. От этого зависел размер премий всех участников весенне-полевых работ, поэтому данному мероприятию отдавалось самое пристальное внимание. Но, как это часто случалось в нашем Отечестве, в сей день что-то не срослось, и по Форштадтским полям поехали на колхозном Карьке всего трое: управленец, местный агроном Николай Михайлович Степанов, и тракторист Борис Ясинский, которому досталось представлять весь механизаторский корпус.
Ближе к обеду, сделав подходящий крюк по полевым дорогам, комиссары подъезжали к Никифоровым кустам со стороны Самарской грани. - Ну что, - с важным видом знатока подытожил поездку управленец, - всходы у вас в этом году добрые, можно рассчитывать на урожай. Если овсюг не задавит. - Не задавит,- с уверенностью в голосе заявил агроном, - мы зябь пахали чуть не до глины и провоцировали на три раза. -Осень покажет, хотя ты агроном опытный и, думаю, все будет хорошо. - Был бы дождик, был бы гром – на фиг нужен агроном,- продолжил тему Борис. -Ты это брось,- дуэтом возмутилось начальство и начало тянуть носом знойный воздух. И действительно: со стороны кустов сначала еле ощутимо, а потом всё гуще, перебивая благоухание разогретого лошадиного тела, стал доноситься запах дыма, замешанного на аромате пережаренного лука, варящегося мяса и ещё чего-то, чем обычно пахнет любое заведение общественного питания. - Слушайте, давайте заедем в столовую,- предложил Борис,- всё равно у Пиявки что-нибудь и для нас найдётся. А то протрясло так, что пупок к позвоночнику прилипать начал. Карька, как будто понял о чём идёт речь, и без лишних понуканий свернул к кустам. Там, под осинками, на время полевых работ ежегодно разбивалась полевая кухня, под навесом устанавливались длинные столы и лавки, а трактористы с ближайших полей подтягивались к обеду под сень вечно дрожащей листвы. Кашеварила там нормальная колхозница Анна. Варила она знатно, и даже время от времени баловала охочих до еды мужиков немудрящими деликатесами. Хоть и говорят, что в поле и жук мясо, а поесть чего-нибудь вкусненького, пельменей там, или беляшей, ни кто ни когда не отказывался. Стоит отметить, что всё, как будто, устраивало посетителей полевой столовой, но только чей-то острый язык назвал её однажды пиявкой. За что, никто не помнил, да и внешне Анна мало походила на эту живность, а вот прилипла кликуха и всё тут. В глаза, правда, её Пиявкой не называли, а уж между собой, так за здрасти. Так вот о пельменях. Так как на вверенной Анне кухне мясорубка была не предусмотрена, она для приготовления фарша прибегала к несложной хитрости: сначала отваривала мясо и жир, который из борща или там, лапши, выбрасывался, затем мелко нарезала все это обычным столовым ножом, добавляла туда нарезанного же лука, разбивала пару яиц и солила по вкусу. Полученная масса интенсивно перемешивалась, с добавлением воды и всё. Нареканий от трактористов, по поводу пельменей с такой начинкой, Анна не слышала. - Доброго здоровьичка, Анна! – Привязав в теньке лошадь, поприветствовал повариху агроном Степанов, - осталось там у тебя что-нибудь перекусить? - Осталось, как не осталось! Еще почти ни кто и не обедал. Идите пока к рукомойнику, а я вам пельмешек отварю на скору руку! И, правда, пока мужчины смывали дорожную пыль, на столе появились три глубоких тарелки с пельменями солидных размеров и три кружки с компотом. - А у меня и уксус есть! Будете? - Давай! Сорок копеек и спасибо стоил тогда обед. Было вкусно до предела. Отмахиваясь от мух и потея лбами, мужики в момент прикончили предложенное, и отправились дальше. Все было хорошо. Вволю напившийся Карька, бойко трусил по полевой дороге, из седоков – один курил, другой кусал былинку, и только пытливый ум управленца искал ответ на праздный, но, как вскоре оказалось, неуместный вопрос. - Интересно,- ни к кому конкретно не обращаясь, изрек он.- Вот на кухне у той Пиявки я не заметил мясорубки… Как же она фарш делает? - Да никак не делает, - выплюнув травинку, на полном серьёзе ответил Борис. - То есть? - Да она сама мясо жует. - Как? - Ну, как-как. Нарежет мясо на кусочки, и по одному в рот. Пока один пельмень лепит, следующий кусочек жует. Деваться ей не куда – мясорубку-то никак не купят на бригаду. А так – ничего – пельмени рассольные получаются! С этими словами управленец резко позеленел лицом, утробно вякнул и принялся извергать из собственного нутра все, что совсем недавно было пиявкиными пельменями, при этом издавая звуки, отдаленно напоминающие во зле названное имя Ральф. - Ну, что ты за помело, Борька! – Вступился за начальство агроном Степанов,- человек-то, видишь, интелегентный и шуток твоих пакостных не понимает. - Не слушайте Вы этого баламута, - уже обращаясь к слабому на желудок товарищу, продолжил Николай Михайлович, - не жует Пиявка мясо! Как можно? Там же слюни! Новый приступ рвоты накрыл районного чиновника. Пока он стонал и плакал, агроном Степанов в мыслях прощался с премиями, добрым отношением района к колхозу и лично к нему, а так же желал самых страшных испытаний на голову тракториста Борьки. К счастью, все вскоре закончилось и Карька, как ни в чём ни бывало, продолжил движение комиссии в сторону Форштадта. Скорее всего, тот день не преподнес бы больше никаких приключений, не заинтересуйся агроном трактором с лущильником, который елозил по полю не понятно как и явно с нарушением всех агротехнических требований. Профессиональная гордость агронома Степанова этим фактом была серьезным образом задета: - Это же Витька Савинов? Он что, пьяный? – спрыгивая с ходка, спросил Николай Михайлович у Борьки и, маша руками, помчался по пашне на перерез агрегату. Вслед за ним, передав вожжи опять голодному управленцу, устремился и Борис. Недоумению обоих бегунов по пересеченной местности не было предела, когда за баранкой «Универсала» они рассмотрели совсем не того, кого ожидали. То есть того, кого совсем не ожидали увидеть. С лицом, переполненным страданием и радостью, с каким, наверное, встречал Робинзон Крузо после вынужденного многолетнего заточения на своем острове первых людей, на первой передаче трактора мимо оцепеневших членов повсходовой комиссии, проехал дед Федот. Первым пришел в себя Борис. Оценив ситуацию, он догнал и остановил трактор, а пришедший, через некоторое время, в себя дед рассказал историю, в которой выступил сначала в качестве благодетеля, а потом – пострадавшего. Оказалось, что за баранкой «Универсала» он оказался по собственной воле, после того, как Витька Савинов, оставив трактор с лущильником на краю поля, притопал на стан, окатил голову водой из ковша и с видом умирающего лебедя пожаловался: - Засыпаю я, дед, капитально. Боюсь, как бы в Урлядку не уехать. Может ты, дед, проедешь за меня круга два, а я чуть – чуть покимарю? - Да ты чё, Витька? Я же кроме лошади, ни на чем ездить даже не пробовал. - Так, а чё тут пробовать-то! Я покажу. Первую включим и гоняй себе потихоньку. Короче, талант убеждения и зарытый в землю педагогический дар Витьки сделали свое дело. Федот сдался, а Витька, отправив новоявленного тракториста в поле, пошел под навес спать. Три часа ездил кругами по полю дед Федот, потому что ему не показали как останавливать эту чертову машину. Уверовав, что его гениальный план сработал, три часа безмятежно спал Витька. И еще бы спал, не появись в пределах поля агроном Степанов. Рассказывают, что возле сторожки Федота Ротоносова, в тот день любой мог слышать крики, отборную брань и угрозы. Однако не долго. Время было послеобеденное, до вечерней смены было еще далеко, выполнение нормы никто не отменял, да и представитель районного управления опять плохо себя почувствовал.
Спасибо, что дочитали до конца! Если понравился материал, ставьте лайки, комментируйте, подписывайтесь на канал и будете первыми получать новые публикации, а автору будет ну очень приятно!