Я родился не на территории России, а в Молдавии. Тогда это было то же государство - СССР. Когда я переехал в Россию, был уже зрелым человеком, поэтому сохранил какую-то определённую отстранённость от происходящего здесь. В Кишинёве, где я прожил первые 28 лет своей жизни, у меня было множество знакомых - русских. Но оказалось, что здесь, в России, русские совершенно другие.
Этот цикл "Симптомы деградации русского народа", собственно, не только об этнических русских, а обо всех жителях России.
Как я убедился уже через 2-3 года по приезде сюда, население России совершенно деградировало во многих отношениях, - в гораздо большей степени, чем население Молдавии, хотя там тоже дела обстояли не лучшим образом. О симптомах этой деградации и пойдёт речь.
"Дружба с русскими" - часть цикла, где я расскажу несколько подлинных историй моей дружбы с разными русскими людьми.
* * *
В Петрозаводске мы купили квартиру в старом деревянном доме, на первом этаже. Над нами жила пожилая женщина, Зоя Дмитриевна. Была она уже на пенсии, раньше работала продавцом в продмаге. Жила одна, с котом. У неё был сын, сильно пьющий, которого она страшно ненавидела. Был когда-то муж, но, видимо, они разошлись, и его она терпеть не могла. Сына она как только ни честила, ругала и склоняла: что за глаза - что в глаза. По-моему, по этой причине он и пил: оправдывал мамину характеристику.
Зое Дмитриевне было уже под 70. И здоровье хромало. У нас был аппарат для измерения давления. Моя мама (она была ещё старше) как-то обмолвилась об этом в разговоре с соседкой. А Зоя Дмитриевна была очень полная - гипертоник. Как-то она плохо себя чувствовала и спустилась к нам: попросила измерить ей давление. Я измерил. Она стала регулярно за этим к нам приходить. Когда ей что-то нужно было прочесть: какие-то квитанции или рецепты от врача - она тоже шла к нам. В квартире Зои Дмитриевны были роскошные ковры, но ни одной книги. Она не очень хорошо понимала прочитанное.
В общем, мы с мамой, одинокие люди, с ней подружились. Как-то Зоя Дмитриевна была срочно госпитализирована в БСМП (больницу скорой медицинской помощи), прямо в чём была. Она позвонила оттуда: попросила кое-что ей принести. У нас был ключ от её квартиры. Я зашёл, взял, что нужно, но была уже глубокая ночь. Я пошёл пешком. "А вы кто?" - спросила меня медсестра. "Сосед". "Сосед! Хорошо иметь таких соседей!" - сказала она.
На следующий день моя мама навестила её в больнице. А когда в больницу положили уже мою маму, к ней ездила Зоя Дмитриевна.
Так продолжалось много лет. Дружба не разлей вода. Хотя Зоя Дмитриевна была человеком почти первобытным, а мы с мамой интеллигенты, но вот так случилось.
Как-то Зое Дмитриевне стало плохо, опять же, глубокой ночью. Почему-то "Скорая" долго не ехала, и она позвонила мне. Я встал, оделся и поднялся к ней. Ей действительно было очень плохо: сердце. Почти час я держал её за руку, старался успокоить, дозванивался до "Скорой".
В то же время в соседней с нами квартире, на той же лестничной площадке, жила Лариса, гроза подъезда. В прошлом - дважды судимая воровка, и тащила она именно у своих соседей. Зоя Дмитриевна знала Ларису с самого рождения. И очень её боялась. Лариса была мастерицей отравить жизнь ближнему своему, а Зоя Дмитриевна, как многие старики, любила покой и благолепие.
Случилось так, что мы с Ларисой не поладили. Тут всё было иначе: боялась она меня, а не я её. Но она не только боялась - и ненавидела. И Зоя Дмитриевна долгое время пыталась строить с ней и с нами отношения по принципу "и нашим - и вашим": и с ней ладить - и с нами дружить.
Но в какой-то момент напряжение достигло критической точки. Лариса ужасно обижалась на соседку, что та "на нашей стороне" (хотя она не была ни на чьей стороне). Зоя Дмитриевна чувствовала, что это может плохо кончиться: Лариса возненавидит и её - и устроит ей весёлую жизнь. А этого она очень боялась.
Как-то Зоя Дмитриевна уехала на несколько дней в Лоухи и на родину, в деревню Энгозеро Лоухского района Карелии, где родилась. В квартире остался кот, за которым нужно было присматривать. Я варил ему рыбу, убирал лоток и пр. У нас был ключ от её квартиры.
Варил я рыбу коту не у нас, а там, наверху. И вот как-то я поставил, как обычно, кастрюльку на плиту, зажёг газ, а пока спустился к себе. Через 10-15 мин поднялся наверх, вставил ключ, повернул - и он остался в замке. Ключ был очень старый, замок тоже. Хозяйка меня ни о чём не предупредила. Я, понятно, сильнее неё в несколько раз: я как-то слишком сильно нажал, что ли. Дверь не открылась. А там стояла кастрюлька на огне, и воды в ней было кот наплакал.
Пришлось снять дверь с петель. Пожара не случилось, но рыба-таки пригорела. Дверь я поставил на место, в тот же день вызвал мастера: он вставил новый замок.
Зоя Дмитриевна приехала, я ей рассказал об этом происшествии, отдал ключи от нового замка. Она, разумеется, меня поблагодарила. Но на следующий день Лариса устроила ей скандал. И Зоя Дмитриевна почувствовала, что надо выбирать между мной и Ларисой, что дальше "политику невмешательства" проводить не получится.
И она вдруг напала на меня. Примерно в том же стиле, как она нападала на своего сына. Поводом для нападения стала "сломанная" дверь, но вообще-то дверь сломана не была, всё с ней было хорошо, только замок новый, намного лучше прежнего. Денег, кстати, за него я с неё не взял.
Она стала каждый раз, когда видит меня, ругаться и пр. - всё это максимально громко, чтобы слышала Лариса.
Я стал её избегать. Потом я узнал, что она подавала заявление в милицию: по поводу повреждённой двери - но милиция ей отказала. Тогда она разъярилась ещё больше. Лариса ходила очень довольная, радостная.
Как-то Зое Дмитриевне привезли дрова, сырой горбыль. Мы с ней были последние жильцы, ещё топившие печи: остальные печи давно сняли. У неё были два сарая, один из них - на втором этаже. Она, настропалённая, злая и раздражённая, залезла на эту кучу дров и стала забрасывать их в свой сарай: куча была почти на уровне пола сараев второго этажа. Поскользнулась и очень неудачно упала. Упала на левую сторону - там у неё на ноге и по всему телу было много синяков. Даже один - на голове, под ухом. Было ей тогда 75 лет.
Она из-за этого ещё больше разозлилась - и стала орать на весь двор, что во всём виноват... я! Собственно о том, как она упала, как получила эти травмы, все знали - от неё же. Но Лариса - человек с воображением.
И на следующий день Зоя Дмитриевна подала на меня новое заявление. Там было сказано, что я во дворе напал на неё, ни с того ни с сего, повалил на дрова и пытался задушить. Я душил её изо всех сил 15-20 минут, при этом громко кричал: "Я тебя убью! Я тебя убью!" (К слову, я никогда её не называл на "ты") Она тоже кричала, звала на помощь, но потом одолела меня, вырвалась и убежала.
Зоя Дмитриевна ходила-то мелкими-мелкими шажочками: она небольшого росточка и очень полная, к тому же, больная, мало двигалась. Бегать она не могла совсем.
Когда меня вызвали в милицию и прочли это заявление, я улыбнулся. Не очень правдоподобно. Мне было 45 лет, я тогда прекрасно себя чувствовал. Рост мой - 185 см. Она 75-летняя старушка Божий одуванчик. Если бы я хотел её задушить, то легко задушил бы. К тому же у неё не было на горле ни малейших следов, кроме того самого синяка под ухом.
Я предложил дознавателю сделать экспертизу. Эксперт сообщила, что асфиксии у жертвы не было, в тот самый день она себя чувствовала обычно: то есть, ругалась и кричала на весь двор, ходила в центр города в травмпункт (после падения на дрова), заявление в полицию тоже отнесла самолично. В то же время эксперт заключила, что такие телесные повреждения "могли быть получены при указанных пострадавшей обстоятельствах".
Началось дознание, потом суд. Я был осуждён на 2 года условно, и Лариса, которая возила на машине Зою Дмитриевну в суд и была очень вдохновлена всем происходящим, оказалась крайне разочарована приговором. Она надеялась, что меня посадят, так как Зоя Дмитриевна, собственно говоря, обвинила меня в покушении на убийство, но почему-то дознаватель указал другую статью - "Угроза убийством". Говорят, у нас эту статью очень любят, так как по ней можно обойтись практически без доказательств.
Интересно, что сама милиция обнаружила старушку из соседнего дома (они проводили опрос жильцов), которая именно в то время, когда я совершал своё преступление, стояла во дворе, в 15 метрах от нас. Она сообщила, что Зою Дмитриевну она видела, а меня нет. Потом услышала звук падения. Потом Зоя Дмитриевна зашла в свой подъезд, который находится прямо напротив того, где живёт эта старушка. Шла пострадавшая медленно, по словам свидетельницы.
Эти показания были оценены судом как доказательство моей вины.
Ещё в суде выступали Лариса и одна соседка-приятельница Зои Дмитриевны. Она сказала, что на шее Зои Дмитриевны видела следы от пальцев. Правда, экспертиза их не заметила, но эти показания тоже доказали мою вину.
В общем, вся эта невротрёпка довела старого и больного человека до такого состояния, что она уже и во двор не могла спокойно выйти, непрерывно ругалась и плевалась, хрипела, срывала голос. У нас под окном росли посаженные моей мамой два куста смородины. Зоя Дмитриевна, выходя во двор, прежде всего шла к ним и яростно ломала ветки на этих кустах. Один куст потом засох, а второй выжил.
В конце концов, она не выдержала всего этого. И уехала. Видимо, на родину: там у неё оставался дом. Приехала большая машина, был и её сын, погрузили все вещи, квартиру продали, там поселился другой человек.
Так закончилась наша дружба с Зоей Дмитриевной.
Сорвалась она случайно. Если б не Лариса, мы бы дружили до конца её жизни. Но - вот так вышло.
А у всех русских есть интересная особенность: они никогда не признают своих ошибок. Я, во всяком случае, никогда не видел здесь, в России, такого. Если русский случайно совершает некрасивый поступок - за ним следует другой, ещё хуже. За ним - третий - ещё гаже, и так по нисходящей. Как камень, сорвавшийся с горы, не может остановиться, пока не докатится до самой низкой точки.
Здесь не принято признавать ошибки. Более того, это считается проявлением слабости. Что бы кто ни сделал, нужно упорно твердить: "Я прав! Я всегда прав!" "В своих дерзаниях всегда мы правы!" - как пелось в одной советской песне.
Не признают ошибок ещё потому, что признание их означает принятие на себя ответственности, признание себя свободным, а это считается в русской культуре самым страшным. От ответственности, по мнению русских, нужно во что бы то ни стало увильнуть, уйти, избежать её.
Поэтому любые случайные ошибки тут неизбежно выливаются во что-то такое, что волосы дыбом встают.
Почему Зоя Дмитриевна нас так возненавидела (не только меня, и маму)? Потому что мы себя вели очень хорошо по отношению к ней, а она себя повела по отношению к нам ужасно. Именно из-за этого она чувствовала себя самой грязной свиньёй, какая только может быть, - а это крайне мучительно для человека. Но себя обвинить она не могла: она русская. А русские никогда не ошибаются. Поэтому виноваты оказались мы. Маму мою она винила в том, что она меня плохо воспитала (не так, как сама Зоя Дмитриевна воспитала своего сына: она его воспитала хорошо).
Кстати, чтобы быть правильно понятым, добавлю: я вовсе не считаю Зою Дмитриевну исчадием ада. Она была обычным человеком, способным на хорошие поступки. Например, одно время рядом с ней снимали квартиру очень симпатичные люди, врачи, с маленьким ребёнком. Они часто пропадали на дежурствах, а нянчилась с малышом, гуляла с ним - Зоя Дмитриевна. Делала она это бескорыстно и с удовольствием. И к маме моей в больницу приезжала. Она не была плохим человеком, вовсе нет. Но признать, что ошиблась? Как можно!
Подобная позиция: мы всегда правы, мы никогда не признаём своих ошибок - это симптом деградации. Социум, населённый такими людьми, обречён на разложение и гниение.