Маму свою я помню лишь лет с 4. Более ранние воспоминания связаны либо с деревней, либо с серым котом, который мурлыкал на всю нашу маленькую комнатку, большим и мягким кожаным диваном, печкой, о дверцу которой я обожгла себе руку. Память об этом осталась на всю жизнь на моем запястье. Еще помню огромное окно, которое со второго этажа открывало панораму на весь наш небольшой дворик. Когда я засыпала или просыпалась, видела ветви старого тополя, которые покачиваясь словно гипнотизировали меня. Говорят, что младенцем я была спокойным, все как будто размышляла о чем-то.
Потом батюшка мой объявил маме, что разлюбил ее и отправился покорять сибирские просторы. Маме ничего не оставалось, как снова выйти на работу, а меня отправить к бабушке в деревню. Бабушка жила не одна, а с семьей старшего сына Александра. Так я попала в большую дружную деревенскую семью на руки к бабушке, которая души во мне не чаяла, как впрочем и в других внуках. Чуть не до двух лет спала я в большой люльке, подвешенной в середине центральной комнаты. Когда бабушка пряла свою нескончаемую пряжу ловко орудуя деревянным веретеном, одна нога ее раскачивала мою люльку, опираясь на кожаный ремешок, крепко прицепленный к внешней стороны люльки. При этом она что-нибудь напевала или рассказывала своим тихим нежным голосом. Я росла, ноги мои уже свисали с этой колыбельки, но на простой кровати спать отказывалась, хотя бабушка старательно раскачивала теперь пружины этой кровати.
Так наша борьба продолжалась до тех пор, пока в семье не появился маленький братик. Меня подвели к колыбельке и показали, что она занята. Бабушка объяснила, что маленькому Коленьке спать негде, ведь если его положат вместе с мамой и папой, они во сне его могут раздавить. Пришлось мне уступить. Утешало, что спала я с бабушкой. Каждый вечер, когда я засыпала, руки ее перебирали мои кудрявые волосы. Но вот по утрам, когда она пыталась меня расчесать, я вырывалась и убегала в какой-нибудь затаенный уголок сада и не откликалась на призывные вопли родственников. Еще я не любила баню, топилась она по-черному, а значит, омовение в ней сочеталось с принятием изрядной дозы углекислого газа. Вода в Калинниках, которую брали для бани, была твердой, поэтому в нее бросали черные угольки и я громогласно заявляла, что не буду мыться в грязной воде, в которой плавают черные штуки. С баней был связан еще один эпизод из моей жизни. Дело было летом, к нам в гости приехала тетя Аня.
Топили баню, а она носила воду сразу в двух ведрах, ручки которых одевались на коромысло. Это было похоже на какую-то игру, поэтому привлекло мое внимание, и я ее сопровождала по пути от колодца до бани. Но вскоре эти походы мне надоели, тем более, что она не разрешала держаться хотя бы за одно ведро. а то вода расплещется. Спорить я с ней не стала. Воображая, что в руках у меня два маленьких ведерка, я взяла подходящую палку, положила ее себе на плечи, как настоящее коромысло и степенной походкой отправилась к колодцу, здороваясь со всеми встречными, как делают это взрослые. Мне охотно отвечали на приветствия.
Подойдя к колодцу, я поняла, что воды мне из него не достать, игра потеряла свою привлекательность. Отправилась я домой, размышляя о нелегкой жизни детей, тети которых не позволяют вместе с ними носить ведра с водой. Дорогой встретила бабушку, которая имела неосторожность послать меня снова к колодцу на поиски пропавшей тети Ани: "Печь почти протопилась, а воды мало, поторопи ее!". Я конечно, выполнила бы просьбу бабушки, если бы почтальон не вручил мне целую кипу газет и журналов, которые выписывала тетя Клава. Все взрослые дети с нашей улицы уважительно называли ее Клавдия Филипповна, потому что учились у нее в школе. Я с гордостью отметила, что никому этот важный почтальон столько почты не приносит.
Взяв всю охапку, я бережно понесла ее в дом. Но в сенках, запнувшись о порог, упала. Газеты рассыпались, при этом умудрились развернуться. Пришлось собирать их. Уставшая за день, полный событий, разомлевшая от полуденного зноя, я не заметила, как уснула. В то время нашлась тетя Аня, болтавшая с соседкой. Но она не видела меня, о чем и сообщила бабушке. Паника началась страшная. Взрослые видели меня около колодца, но никто не помнил, вернулась ли я обратно. Всполошилась вся улица, взрослые и дети кричали мое имя, обежали все заветные уголки большого тенистого сада. В сутолоке никто не обратил внимание на ворох газет в углу. В сенках было темно и прохладно, пахло сушеными яблоками и так прекрасно спалось. Так что я не видела, как прошествовал к колодцу степенный наш сосед, держащий в руках железную "кошку" - специальное приспособление для вытаскивания из воды утопленников. Все жители нашей улицы (а это домов 20) собрались у злосчастного колодца, наступила зловещая тишина, в которой прозвучали слова нашего соседа, как приговор: "Подцепил".
Канат веревки натянулся и вверх вытянули... большую корягу. И как эта коряга попала в колодец, а мы-то из него воду пьем! На бабушку было страшно смотреть, наконец, слезы потекли из ее глаз и она впервые заголосила:. "Ой, Прасковья, не уберегла я твою доченьку!"
Видимо от бабушкиных стенаний я проснулась. Что-то очень страшное произошло, если моя невозмутимая, спокойная бабушка так плачет. Кто ее обидел? Ворох газет зашевелился, и я заспанная и испуганная бросилась на зов своей бабушки.
Меня подхватили большие сильные руки. Мгновенно взлетевшая вверх я увидела заплаканные, но счастливые лица взрослых и поняла, как все меня любят. Но за что? Это долго оставалось для меня загадкой.
Вот такая история. Пишите в комментариях о своих историях из детства и подписывайтесь на мой канал!