Герцог Веллингтон был послан в Россию для поздравления Николая I в
связи с восшествием на престол. Он был обласкан царем, награжден
высшими орденами Российской империи, проживал в Зимнем дворце и во
время этого краткосрочного визита ему старались предоставить все
возможные удобства и удовольствия, возможные в ту эпоху. Дело в том,
что во время визита еще великого князя Николая Павловича в Англию,
сопровождавший его герцог, видя живейший интерес гостя ко всем
тонкостям британской промышленности (Николай был по образованию
инженер), заметил:"Ваша светлость готовится стать правителем России и
внедрить у себя эти новшества?". Никто не предполагал тогда, что
Николай станет на долгие годы императором Российской империи и это
замечание оставило в его душе глубокий след и чувство признательности.
Привыкший к походной жизни, герцог совершал ежедневные длительные
пешие прогулки, не изменил он этому правилу и в Петербурге. Тогда
первые лица не заморачивались с охраной и сопровождал герцога лишь
молоденький адъютант, приставленный к нему по настоянию жены, сильно
ревновавшей своего мужа, известного своими любовными похождениями.
Этот великий полководец не пропустил ни одной пассии поверженного
Наполеона, желая закрепить свою победу не только на поле брани, и не
брезговал ни великосветскими красавицами, ни простолюдинками. Жена,
потеряв былую красоту из-за перенесенной оспы, не могла остановить
своего любимого ловеласа, но просила адъютанта герцога (ее дольнего
родственника), что бы он удерживал ветреника хоть в рамках приличий.
И вот, сопровождаемый одним адъютантом, герцог вышел из Зимнего,
пересек Дворцовую площадь и направился вверх по Невскому проспекту.
Ветеран шел уверенной, но неспешной походкой, что позволяло его
спутнику легко сохранять приличную случаю дистанцию, держась со
стороны здорового уха (на другое ухо герцог после неудачной операции
был абсолютно глух). Они бодро дошагали до Грязной улицы(теперь
Марата) и пошли по ней в сторону Преображенских казарм - нет, нет
не шпионажа для - все-таки верховный главнокомандующий сухопутных
сил его величества,- просто там больше некуда было идти. Герцог с
удовольствием разглядывал вывески, многие из которых были на
немецком и вдруг, как раз возле мастерской сапожника Шульца, герцог
неудачно споткнулся и подошва его походного сапога, знававшего еще
Ватерлоо, за что-то зацепившись, оторвалась от носка. Можно было
вернуться во дворец и в таком виде, но это было как-то не comme il faut.
Решили зайти к Шульцу.
Это оказался немолодой добродушный, толстый немец, хотя что значит
немолодой, герцогу в то время было не меньше лет, чем сапожнику, но он
был по-военному строен, аристократически подтянут и свеж, хотя и
накопил немало болячек и хворей за время службы его величеству. Шульц
был мастер средней руки, к описываемому времени уже овдовел и удачно
пристроил двух дочерей - старшую выдал замуж за аптекаря Менгеле, а
тот вместе с новобрачной отправился на vaterland вступать в права так
кстати подвернувшегося к свадьбе наследства, а младшую - за немца
булочника жившего и торговавшего в этом же околотке. Оставшись один
Шульц решил нанять служанку, для чего отправился на Никольский рынок.
Здесь прижимистому немцу повезло - почти сразу удалось за еду и постой
найти девушку для услуг- с виду настоящая субретка, молодая, красивая,
чистоплотная, здоровая (кровь с молоком), - смуглое лицо, белые крепкие
зубы и зеленые глаза. Родственников у нее не было - сирота и приехала с
продуктовым обозом откуда-то из западных губерний. Одна плохо - Цирля
(так звали девушку) была жидовкой и о виде на жительство в столице и
речи быть не могло. Но ушлому немцу она так понравилась, к тому же, как
выяснилось, она прекрасно понимала по-немецки, что он воспользовался
своими связями (слава богу сколько лет прожил в столице) и за малую
толику, врученную околоточному со всем почтением, решил эту проблему.
Девушка оказалась находкой - расторопная, умелая, аккуратная, веселая,
в меру болтливая и совсем неглупая, несмотря на молодой возраст. Шульц
уже подумывал, как бы осчастливить красотку своим мужским
вниманием, но днем занятый делами в мастерской, вечером дремля у
комелька за газетами, к полуночи забывал о своих добрых намерениях -
все-таки возраст и дородная конституция давали себя знать. А может оно
и к лучшему,- по утрам думал он,- вон сосед шляпник женился на старости
лет, а сейчас мычит теленком после удара, случившегося, как раз в разгар
венериных утех с молодой.
Посетителя Шульц узнал сразу: в "Северной пчеле" был напечатан
портрет герцога, прибывшего для поздравления нового императора.
Поняв, что требуется необычному визитеру, сапожник вообще потерял
дар речи. Последнее время, с появлением Цирли, дела и так шли неплохо,
а тут - у Шульца в глазах зарябила надпись на вывеске "поставщик двора
его величества". Проводив, со всем почтением высокого гостя в гостиную
залу, Шульц кликнул Цирлю и велел ублажать гостя, как только может,-
кофе, сливки - все самое лучшее,- крикнул он ей выметаясь в мастерскую с
прижатым к груди пострадавшим сапогом герцога. Поняв из бессвязного
бормотания сапожника, что ремонт займет около часа, герцог отослал
адъютанта во дворец, сообщить гофмаршалу, что он задерживается и,
возможно, не сможет участвовать в заранее назначенном мероприятии.
Оставшись наедине с Цирлей, герцог, наконец разглядел это чудо
женственности, а приняв из ее рук чашечку дурного немецкого кофе, с
благодарностью поцеловал девушке ручку и указал на место на диване
рядом с собой. Беседа этих двух была затруднена отсутствием общего
языка, хотя какой язык нужен охваченному страстью мужчине и трепетной
девушке страшащейся неведомого, запретного, но такого желанного...
Герцог предложил девушке сесть к нему на колени, та подчинилась,
раздались звуки первых поцелуев... Короче, когда Шульц вернулся в залу с
починенным сапогом, дело было сделано. Цирли в комнате не было, а
герцог со скучающим видом перелистывал газеты, лежащие на столике.
Немец, пока возился с обувью великого человека подготовил целую речь о
том, как он любит императора и как мечтает служить ему лично, но когда
герцог достал кошелек, смутился и, повинуясь привычке, просто взял
предложенную золотую монету.
Через три месяца плоды греха Цирли стали заметны, а учиненный немцем
допрос раскрыл ему глаза на случившееся. Виновник давно отбыл в свою
Англию, да и как такого достанешь, даже если он и оставался бы в столице.
Немец чужого ребенка, да еще и от жидовки, в своем доме не хотел,
быстро собрал служанку и, дав ей на прощание полтину ассигнациями
(добрая душа), отправил обратно на Никольский рынок ожидать оказии на
родину. Как бы то ни было, девушка на родину вернулась и роды застали
ее в семье шинкаря Абрамовича, которая приютила сироту. Родился
мальчик и когда пришла пора его записывать ребенку, естественно, дали
фамилию Цирлин (чей же еще?) Когда мальчик подрос, мать, помятуя свой
столичный опыт, отдала его в ученье к сапожнику и со временем он стал
искусным мастером. Так и началась династия Цирлиных - сапожников,
кузнецов и ремесленников, не замеченных в занятиях торговлей и
ростовщичеством. Видимо гены великого труженика войны давали о себе
знать.
Предыдущий: Моя родословная маршал Ней