Сегодня, 31 марта, экс-секретарь бывшего руководителя администрации главы Хакасии Владимира Бызова Екатерина Ковалева после освобождения из-под домашнего ареста согласилась приехать в редакцию 19rus.info и дать эксклюзивное интервью.
Разговор длился около получаса и проходил в присутствии адвоката Ковалевой Владимира Дворяка.
Все в общем прозвучало от первого лица. Впервые в жизни публично из уст самой Екатерины Ковалевой.
О «деле Бызова и компании» 19rus.info писало неоднократно. Напомним, что Ковалева была арестована в начале января 2016 года, а 30 сентября 2019 переведена под домашний арест.
«Дело Бызова» в Хакасии громыхнуло сенсацией: на свободу выходит Екатерина Ковалева
Ранее ее адвокату удалось на уровне президиума Верховного суда России при поддержке Генеральной прокуратуры РФ доказать недопустимость столь долгого содержания под стражей своей подзащитной и незаконность судебных решений республиканского правосудия, продлевавших сначала нахождение в СИЗО, а затем домашний арест.
Владимир Дворяк: Судейскому корпусу Хакасии преподан в Москве хороший урок
Таким образом, секретарь главы администрации Виктора Зимина провела в следственном изоляторе 2 года и 9 месяцев, после чего последовали полгода домашнего ареста.
Ранее, после своего задержания, она указала следователям место в собственном гараже, где был обнаружен пакет, в котором оказались 12 миллионов рублей. Как пояснила сама Ковалева, эти деньги на хранение передал ее начальник Владимир Бызов.
Следствие считает, что Ковалева вела тайную бухгалтерию по поступлению денежных средств группе Бызова. А это покушение на мошенничество и получение взятки в составе ОПС (организованного преступного сообщества).
Обо всем этом и о многом другом в своем уголовном деле, круто изменившим ее жизнь, женщина согласилась рассказать 19rus.info.
Вот лишь некоторые заявления Екатерины Ковалевой из ее интервью в первый день выхода на свободу в качестве обычного гражданина Российской Федерации (правда, статус «обвиняемая» за ней все еще закреплен законом).
«Я устроилась на работу к Владимиру Бызову секретарем 23 августа 2012 года и была уволена в 2017 году в связи с уголовным делом. За мной пришли 4 января 2016-го, а 5 января Абаканский городской суд отправил меня под стражу. Конечно, мне было очень тяжело, там всем тяжело, но мне было тяжело, поскольку я знала, что не совершала преступлений. Думала: разберутся в этом. Ожидала, наивно полагала, что будут разбираться, но этого не случилось — мне каждый раз продлевали срок содержания под стражей».
«С кем только я не находилась в СИЗО. Довольно часто мне подсаживали — так можно сказать? - людей, которые работали на оперативных сотрудников. Периодически я содержалась и одна. Меня очень часто переводили из камеры в камеру. Я слышала, что с остальными участниками дела было не так, а со мной вот именно так поступали».
«Ой... Кормили тогда — это был старый следственный изолятор — ужасно. Я об этом неоднократно говорила, я на это жаловалась. Я обращалась к уполномоченному по правам человека Чистотину, царство ему небесное. Он приходил, со мной разговаривал по этому поводу. Нет, мне не улучшали питание, улучшали его только на время проверок. Стандартный обед? Обычно это суп и что-то второе. Макароны, в основном. Картошка. То есть практически всегда одно и то же. Рыбу давали на ужин вечером, но я бы не сказала, что это рыба. Ну это похоже на рыбу, просто она очень сгоревшая. На что я больше не могу смотреть — как раз на рыбу и не могу. Я думаю, что все те люди, кто там находится, меня поймут».
«Я слышала там много разных историй, я же сидела с женщинами. Я бы не сказала, что там все невиновны, есть люди, который действительно виновны. Но есть люди, которые совершили преступление или так сложились обстоятельства, что-то подтолкнуло их на совершение преступления. Но наказание они слишком большое несут за это. То есть несправедливо. Жестоко. Да, мне жалко этих людей. Мне всегда было их жаль. Я всегда старалась помочь им с юридической точки зрения, помогала писать апелляционные жалобы, если это было возможно. Было жаль. Потому что нет женщин, которые шли целенаправленно на преступление. Или — были такие, но их было мало».
«Первое время меня садили только с обвиняемыми в распространении наркотиков и обвиняемыми в менее тяжких преступлениях. Но когда мне предъявили статью о причастности к организованному преступному сообществу, то стали садить в камеры с обвиняемыми в убийстве».
«Да, люди старались меня там поддержать. Мне везло — со мной сидели достаточно хорошие люди».
«Конечно, я получала и посылки, и передачи, которые мне отправляли родители. Естественно, это во многом спасало. То есть совсем уж здоровье не испортили».
«В старом СИЗО не было телевизоров, холодильников, чайников. Их просто не было. Ну периодически какие-то камеры, куда я попадала, были с холодильниками. Но в основном ничего не было, нам разрешали кипятильники. Телевизор иногда выдавали, но крайне редко — в связи с какой-нибудь, например, датой. На 8 Марта. В новом СИЗО все соответствует — там есть и телевизоры, и холодильники, и чайники. И также камеры намного лучше, чище, светлее. Условия уже были нормальными. Я так полагаю, это европейское качество, стандарты, к которым стремятся».
«Да, я помню свой первый допрос. Меня привезли в Следственный комитет, позвали назначенного мне адвоката. Я сослалась на статью 51 Конституции, дающей право не свидетельствовать против себя. И на следующий день, 5 января — я была в ИВС (изолятор временного содержания), меня повезли в суд. Я уже настроилась, что будет суд. Но суда не было. Пришел заместитель главы Следкома Вячеслав Павин и замначальника ФСБ. Они пришли, все вышли из зала судебного заседания — и мне дали поговорить по телефону с Владимиром Михайловичем, который на тот момент находился в Минусинской тюрьме».
«В течение 2017 года я крайне редко видела следователя по своему делу. Ко мне не приезжали и практически не вывозили меня. Я все время находилась в камере. Если других возили на очные ставки, на допросы, то меня не дергали вообще. То есть практически в 2017-м я просто сидела в камере. Конечно, мне не угрожали, со мной не разговаривали грубо. Этого не было. Если и были следственные действия, это были предъявления новых обвинений. В то время меня уже защищал Владимир Дворяк. Конечно, я все время боялась. Мне просто говорили: вот тебе листы бумаги, пиши показания. Да, все это, что я сидела без допросов — это было психологическое давление. Мне было очень тяжело, у меня болел отец. Я просила свидания, понимала, что не дадут, но просила. Просила звонка, но не давали — мотивировали это тем, что разговор с отцом помешает установлению истины по уголовному делу».
«Последний мой допрос произошел после предъявления окончательного обвинения — в июле 2018 года. Тогда мы знакомились с материалами дела, следователи нашли какую-то ошибку, им пришлось возобновить следствие».
«Честно говоря, мне очень сложно. Наверное, мне сложнее, чем остальным обвиняемым, ответить на вопрос, известно ли мне, в чем я обвиняюсь. Я так и не поняла».
«На вопрос обвиняемым, знаете ли вы Ковалеву, все они отвечают: мы эту фамилию первый раз слышим, мы ее не видели и никогда с ней не контактировали».
«Вопросы следователей? Так а мне их и не задавали. При аресте я отвечала на вопросы, а потом ко мне просто приходили и предъявляли обвинения».
«Владимир Михайлович Бызов — я знала его только как хорошего руководителя. Я видела, как он работает, видела, как к нему относятся люди. Плохо я о нем сказать не могу. Это работа была».
(Вопрос: У вас были с ним очные ставки?) «Нет. У меня ни одной очной ставки ни с кем не было вообще. Вообще ни с кем».
«Да, меня привозили попрощаться с отцом сотрудники ФСБ. В квартиру я зашла и попрощалась».
«Конечно, после СИЗО на домашнем аресте мне было лучше дома, рядом с мамой. Да, меня проверяли сотрудники УИНа. Замечаний не было».
«В порядочности Владимира Михайловича я не сомневалась».
«У меня пока нет планов на будущее. И я, столкнувшись с правосудием и вообще с этой системой, не надеюсь на какой-то справедливый и объективный приговор».
«К своему стыду живу я сейчас на пенсию мамы».
Подробности в видеосюжете.