Маршал проснулся, но глаз не открывал. Да, честно говоря, это и сном-то
нельзя назвать, но все должны видеть, что он спокоен и уверен в себе так,
что может поспать здесь, на берегу Днепра, через который предстоит
перебраться, практически в виду неприятеля. Хорошо, что ноябрьская
ночь темна и костры, разведенные по его приказу видны в лагере русских.
Пусть думают, что французы готовятся к сдаче, греются напоследок, жгут
секретные бумаги и все то, не должно попасть на глаза врагу. Конечно, и
это делалось, но для того, чтобы не тащить лишний груз через Днепр.
Адъютант легко тронул его за плечо. Пора. Маршал подхватился, вскочил
на ноги и поднял лежащее рядом пехотное ружье. Ружье он прихватил, как
шест, столь необходимый при ненадежной ледяной переправе, но на
недоумевающий жест адъютанта провозгласил с сильным лотарингским
акцентом: "Пусть видят, что их маршал готов сражаться и умереть со
всеми наравне". И опять его глаза излучали твердость и уверенность. Нет,
не сомнения мучили маршала - чего было ему боятся - к смерти он за
столько лет военной службы привык, а гибель подчиненных его тоже не
сильно заботила, поскольку он бился и рисковал наравне со всеми и не
слишком сожалел о павших: такую уж они выбрали профессию. Плена он
тоже не страшился - на этот случай у него был заряженный кавалерийский
пистолет. Маршала банально мучил холод. В конце ноября начались
заморозки, а они, отступая по дороге с разоренными еще при
наступлении на Москву селениями, уже вторую неделю не имели ни
теплого ночлега, ни горячей пищи. Отчасти выручал плащ, врученный ему
женой перед походом - из тонкого английского сукна, подбитый нежным
драгоценным мехом, - это он позволил маршалу пролежать два часа
прямо на снегу на глазах всего корпуса, вернее, того, что осталось от его
храброго воинства. Он еще посмеялся тогда над ее "глупой" заботой,
говоря, что война закончится до первого снега, но принял дар, не желая
обидеть отказом. Теперь, поплотнее закутываясь в этот роскошный
подарок, он с благодарностью вспоминал о жене. Но холод поселился
внутри маршала, и мысли о предстоящей переправе по тонкому льду
Днепра только усиливали его.
Маршал первым ступил на лед. Шаг, второй, третий. Лед трещал, но не
подламывался, только вода выступила на его поверхности. Еще через
несколько шагов промокли сапоги, но не возвращаться же из-за такой
ерунды,- выбор был однозначен: впереди ждал император с основными
силами, сзади остался Милорадович во главе авангарда русских.
Заслышав приближающийся треск льда под ногами адъютанта маршал
предостерегающе поднял руку и хрипло крикнул: "Соблюдать дистанцию".
Команду передали по цепи и потихоньку все воинство оказалось на льду.
Не все шли след в след маршалу, некоторые с шумом проваливались под
лед,- каждый выбирался, как мог, но вскоре на другом берегу оказалась
большая часть переправлявшихся. Дав своим людям передышку в
несколько минут, маршал приказал двигаться быстрым маршем по дороге,
ведущей вверх по Днепру. Вскоре авангард маршала окликнули по-
французски, - это были сторожевые посты корпуса Богарне. Встреча
соратников была искренне радостной,- "Мы Вас уже похоронили, герцог",
причитал хозяин,- "Я послал в ставку в Орше сообщить императору о
Вашем чудесном спасении". Попросив устроить своих людей, маршал
потребовал лошадей и сопровождение чтобы самому немедленно
предстать перед Наполеоном. Весть о спасении Нея мгновенно облетела
все французские войска и к моменту прибытия маршала в ставку
император уже был на ногах и ждал героя на площади. Маршал соскочил с
лошади и, приблизившись императору, склонил голову: "Сир, при Красном
я потерял половину пехоты, всю кавалерию, артиллерию и обоз, - я
проиграл Милорадовичу!",- сказал он тщательно выговаривая слова по-
французски. "Герцог! Вы храбрейший из храбрых. Вы вырвали победу из
рук Милорадовича. Просите любую награду за Ваш подвиг". Маршал,
стесняясь своего акцента, понизил голос и наклонившись к императору
попросил:"Сир! Мне бы поспать в тепле хоть несколько часов". Наполеон
не оборачиваясь кинул в свиту: "Устройте герцога на ночлег" и четко, по-
военному развернувшись ушел с площади.
Маршал проснулся, но глаз не открывал. Впервые за последние две
недели он почувствовал, что ему тепло, даже жарко. Он был раздет и
лежал на приличной кровати, застеленной чистой простыней. Накрыт он,
правда, был жениным плащом. Рядом, прижавшись к нему всем телом,
лежала красивая молодая женщина. Маршал слегка отодвинулся: "Вот
почему мне так жарко",- понял он. "Проснулся?",- спросила она по-
немецки с каким-то странным акцентом. "Да", - ответил он: "А ты здесь
откуда?". "Я служанка в этом доме",- продолжила женщина: "Меня послали
принести тебе воды, а ты кричал - холодно, холодно и звал мать. У меня
недавно умер ребенок, - я пожалела тебя и я легла согреть". В комнату
постучали. "Князь, Вас ждет император",- провозгласил из-за двери
адъютант. "Какой еще князь",- проворчал Ней поднимаясь. Он быстро
оделся и двинулся к двери. "А это",- спросила женщина, держа в руке
плащ. "Это тебе",- проговорил маршал и вышел.
Маршал вскоре забыл об Оршанском приключении, государственные
дела не оставляли места для таких воспоминаний, а для оршанки ее
благодеяние не прошло даром - взамен умершего ребенка она получила
нового с благородной кровью князя Москворецкого. Ее потомки никогда
не пытались установить родство с великим французом, да и анализа днк
тогда не было - кто бы им поверил. Но в семье эта легенда хранилась
много поколений, в отличие от маршальского плаща, который быстро
пропал в обывательских передрягах.
Предыдущий: Моя родословная преамбула.
Следующий: Моя родословная герцог Веллингтон