Любая критическая, экзистенциальная ситуация в жизни представляет собою исключительный способ проверки человеческих качеств. Шкурничество или забота о ближнем, порядочность или продажность, деловой подход или головотяпство – всё это как нельзя лучше обнажается во времена лихолетья, войн и революций.
События 1917 - 1921 гг. служат прямым подтверждением данному постулату. Причём, эта «моральная рентгеноскопия» имела распространение отнюдь не только на бытовом уровне повседневных межличностных связей. Проникла она и во властные структуры различных уровней. Нам бы хотелось остановиться на сравнительном анализе морально-нравственного облика и профессиональных качеств советских управленцев двух Верхневолжских губерний – Ярославской и Костромской.
Как 100 лет назад, так и на сегодняшний день географически территория Ярославской и Костромской губерний входит в Верхне - Волжский регион. Обе губернии в начале прошедшего ХХ века в экономическом отношении включались в состав Центрального Промышленного района (ЦПР). В Ярославском крае находилось, по разным данным от 37 до 50 тысяч чел. рабочих и порядка 250 крупных и средних заведений фабричного типа. В самом Ярославле по данным на 1916 г. насчитывалось 58 фабрик с 16,5 тысяч рабочих (около 40% трудовых кадров края)i. В городе на 1916-1917 гг. проживало порядка 120 тыс. жителей. Таким образом, пролетарские массы составляли отнюдь не доминирующую группу населения, а именно – около 13%. В Костроме при населении к 1917 г. около 50 тыс. чел. насчитывалось 6 тыс. рабочих, то есть чуть более 10% горожанii. По сравнению с соседними промышленными центрами, такими как Иваново-Вознесенск, Владимир, Ярославль и Кострома имели вовсе не пролетарский облик, а более пестрый социальный состав граждан.
По имеющимся на 1908 год статистическим материалам, потомственные и личные дворяне обоего пола числили в своих рядах в Ярославле - 6% граждан, люди купеческого звания – 3%, военные с семьями – 6%, мещане – 33%, крестьяне – 46%, лица духовного звания чуть больше 2%. Рабочие по законам дореволюционной статистики причислялись, как правило, к мещанам или крестьянамiii. Социальный облик Костромы мало чем отличался от Ярославля.
Сходные регионы, сравнимая социально-экономическая база, вполне схожий сценарий развития революции, но всё-таки простые горожане в Костроме после Октябрьского переворота оказались более сытыми, более социально защищёнными, не обременёнными острейшим жилищным кризисом, в отличие от соседей – ярославцев. Одним словом, в чём же секрет «костромского экономического чуда» при прочих равных с ярославской губернией условиях и каким же образом костромичи стали жить лучше Ярославцев в годы революции и гражданской войны. В этом, наряду с характеристикой личностных качеств местного советско-партийного руководства, состоит узловая проблема данной статьи.
Переход власти в руки большевиков в Ярославле произошёл ночью с 27 на 28 октября, в Костроме днём позже - 29 октября 1917 г. Специфика ярославского варианта развития ситуации заключается в том, что из пяти губерний Верхнего Поволжья на территории данной в годы гражданской войны наблюдалось наиболее напряженное положение с точки зрения социально-политической конфликтностиiv. В этой связи вполне закономерным выглядит тот факт, что именно здесь произошли крупнейшие в Центральной России антиправительственные городские выступления на заре гражданской войны: 6-21 июля в Ярославле и 8-10 июля 1918 г. в Рыбинске, втором по величине городе губернии.
Мятежи вспыхивали и в городах Костромской губернии: 26-27 февраля 1918 г. в г. Солигалич, 24 марта 1918 г. в г. Кологрив. Масштаб и длительность костромских событий не сопоставимы с ярославскими. В целом устойчивость власти большевиков в городах Костромской губернии проявлялась в гораздо большей степени, нежели в соседней Ярославской.
Возможно, причиной тому служила популярность в массах большевистской партии. Например, уже в марте 1917 г. во главе костромского Совета стоял большевик С.С. Данилов, тогда как в Ярославле, как и в Петрограде, – умеренные социалисты. Кроме того, не последнюю роль сыграла бОльшая бдительность карательных органов. В июне-июле 1918 г. костромские чекисты сумели предотвратить выступление офицеров «Союза защиты Родины и Свободы» в Костроме, чего не удалось их ярославским и рыбинским коллегам. Первостепенным фактором устойчивости и постоянства советской власти нам представляется более высокий моральный уровень поведения и высокая степень деловых качеств костромских совчиновников.
Наиболее рельефно это утверждение прослеживается при сравнении докладов уполномоченных ЦК РКП и ВЦИК о состоянии партийной и советской работы в Ярославской и Костромской губерниях. По первой ревизором от центра был назначен Н.Ф. Доброхотов, а по Костромской губернии – сам наркомпрос А.В. Луначарский. Их обследования пришлись на май-июнь 1919 г.
По мнению Н.Ф. Доброхотова, который сам с марта по июнь 1918 г. занимал пост председателя Ярославского губернского исполнительного комитета, очередной глава губисполкома Волгин «очень слаб», не опытен и не активен. Глава Ярославского губернского комитета партии - питерский 21-летний рабочий-печатник Цветков – неразумный диктатор, которого необходимо срочно сменить на посту. Ярославский губернский Совет народного хозяйства во главе с «поверхностным рабочим» с ЯБМ (Ярославской Большой мануфактуры) Нефёдовым – «пустое место», дела там «из рук вон плохи», без интеллигентного работника на СНХ «можно будет поставить крест». В Губотделе государственного контроля 115 служащих с неприкрытым преобладанием «старого духа и старого чиновничества», которые называли «по привычке» место своей работы контрольной палатой.
Оставались на поверхности местной политической жизни того времени и традиционные для советского Ярославля трения между городскими и губернскими властями с временным преобладанием губернских в лице Любимско-Пошехонской «группировки».
В более успешном Рыбинске обратил на себя внимание аудитора вечно «заболевающий» в ответственные моменты глава парторганизации Бухарин. В Даниловском же уездном исполкоме, по словам Доброхотова, были представлены «совершенно безответственные работники»v.
Вот, для сравнения, слова из доклада наркомпроса А.В. Луначарского о положении в соседней Костромской губернии: «Рядом же есть Ярославская губерния, в которой дело обстоит неизмеримо хуже, за исключением Рыбинска … Конечно, немыслимо сравнивать костромскую партийную группу, скажем, с ярославской и виденными мною провинциальными группами… В общем в Костроме дело идёт, конечно, значительно лучше, чем в большинстве других губерний или, по крайней мере, губернских городов…»vi.
Поименный список местной партэлиты подтверждает общие наблюдения. «Настоящим мужем совета» и достойным лидером губернского комитета партии являлся 30-летний рабочий Козлов. Председателем губпродкома был в то время П.К. Коганович, которого не только «знают все», но и уважают и рабочие, и обыватели. На взгляд Луначарского, его можно было бы поставить и на пост наркомпрода. Отмечал ревизор и верность идее и честность коммуниста председателя Ревтрибунала Машталлера. Удивительно, но далеко не на первом месте в рейтинге костромской партэлиты от наркомпроса стоял бессменный в рассматриваемый период глава костромского горисполкома, знаменитый писатель и один из основоположников советской киноиндустрии П.А. Бляхин (Сафонов)1: «Умный, надежный, не дурной оратор», но не произведший на Луначарского впечатления идеального администратора.
Мобилизованный председатель губисполкома Растопчин, «железный» латыш из губчека Кульпе и прочие, каждый из которых украсил бы ЦК РКП (б), по мнению наркомпроса. Автор резюмировал, что в Костроме партийная организация «вполне удовлетворительная и даже высоко стоящая». Единственный минус, ставший «определённо костромским явлением», - пьянство некоторых ответственных работников.
В докладе (начало 1919 г.) представителя НКВД т. Зинге пьянство власть имущих названо «определённо явлением Костромской губернии». Автор указывал: «Много ответственных работников из партии и Совета пьянствуют или нюхают кокаин, дебошируют и, дискредитируя Советскую власть, отрываются от масс». Например, заведующий Костромским губернским земельным отделом Воронов в подпитии «режет дорогую мебель, требуя новой из имений»vii.
Весной 1919 г. А.В. Луначарский, ревизор от ВЦИК и ЦК партии большевиков, представил центру схожую картину. Наркомпрос подтверждал мнение т. Зинде о Воронове: «Этот оказался действительно горьким пьяницей и буяном». За двукратное уличение в сильном пьянстве был смещён с поста председателя Костромского губисполкома т. Хитров. ЦК его направило в соседнюю Ярославскую губернию. Равно как и хорошего работника, но «запойного» т. Д.С. Малинина («действительно страдает запоем, хотя всячески сам борется с ним», - уточнял Луначарский). Он был снят с должности председателя Костромской губчека ещё осенью 1918 г. Вскоре ЦК его реабилитировал и из-за «тяжкой мобилизации» партийных кадров Малинин в марте 1919 г. оказался председателем Костромского Ревтрибуналаviii. Через некоторое время его перевели в Ярославскую губернию, где он на начало 1921 г. занимал ответственный пост председателя Ярославского губотдела управления.
Пьянство расцветало и в небольших уездных городах Костромской губернии. В январе 1920 г. начальник солигаличской уездной милиции М.Р. Абаимов «позволил себе выпить». Его посадили на семь дней под домашний арест. Спустя неделю он опять оказался на своей должностиix. Ещё один яркий случай. По р. Ветлуга на пароходе «Василий» в июле 1919 г. наряду с прочей публикой плыли четверо красноармейцев и компания, состоявшая из председателя Варнавинского уездного исполкома Шишкина, заведующего отделом здравоохранения Михайловского, члена Контрольной комиссии Борисенко и доктора Коноплянского. На станции Баки эта группа совчиновников взяла спирт и начался на пароходе пьяный дебош. Угрожая пассажирам, Михайловский размахивал револьвером, Коноплянский шашкой. На просьбы утихомириться с их стороны в ответ летели выкрики: «Нам всё равно…», «А мы монархисты…». В Варнавине наблюдавшие за этим безобразием четверо красноармейцев вызвали милицию. Прибывший начальник местной милиции Воинов, сам вдребезги пьяный, арестовал солдат-жалобщиковx.
Несмотря на слабость к алкоголю Кострома, Буй, Галич, Ветлуга, Варнавин и другие города Костромской губернии в целом показали себя в ходе ревизий 1918 - 1919 г. с положительной стороны. Например, инспектор от Наркомата Госконтроля, проводивший обследование Буйского уездного Совета Костромской губернии ещё в августе-сентябре 1918 г., был близок к выводам Луначарского: «…здесь нет ни злоупотреблений, ни злой воли вообще»xi. Нерехта и Солигалич на весну 1919 г. выглядели слабее. Лишь в Кологриве дошло до ареста председателя исполкома Туракова, поскольку А.В. Луначарский увидел здесь «ужасное положение», «какую-то вакханалию подлогов, хищений, грубости и т.п.»xii.
Отмеченное выше перемещение слабых и скомпрометировавших себя соответствующим поведением кадров из Костромской в Ярославскую губернию – не единичный случай, а тенденция. Последняя подтверждает мнение центра о Ярославле как о «епархиально-купеческой колыбели», «гнезде контрреволюции» и о ярославском партийно-советском руководстве, как об изначально менее способном к адекватным положению действиям. Во многом именно местные коммунисты «довели» город до июльской катастрофы 1918 г. Насколько «ярославские робеспьеры» не дорожили своей репутацией накануне дней ярославской Помпеи широко известноxiii. К сожалению, эти негативные традиции управления (беспрерывные конфликты городских властей с губернскими, дискредитация властных структур коррупцией и т.д.) прошли красной нитью сквозь весь период гражданской войны в Ярославле и уездных городах губернии.
Проблемы с личностными качествами руководства нашли прямое выражение в частой смене должностных лиц городского и губернского статуса в Ярославле. По нашим подсчётам, за 1918 - 1921 гг. сменилось более десяти председателей горисполкома (периодичность ротации - один раз в квартал) и девять глав губисполкома (Доброхотов, Сырнев, Нахимсон, Киселёв, Раевский, Волгин, Смирнов, Румянцев, Левин). В ярославском местном (будущем коммунальном) отделе горисполкома за 1918 г. председатели менялись с рекордной частотой - один раз в месяц. Такой «чехарды» в Костроме не наблюдалось.
Безусловно, последствия разрушительного подавления июльского 1918 г. восстания в Ярославле, близость к Москве, к линии Северного фронта, удалённость от производящих хлебных губерний юга России отрицательно сказывались на обыденной жизни ярославцев в значительной степени. Всё-таки кроме этого важную роль играла и позиция власти: «для народа» как в Костроме или «для себя» как в Ярославле.
Строительство новых домов и поселков для рабочих в Костроме, не наблюдавшееся в Ярославле. Чего стоит строительство "обыденного" дома на две пролетарские семьи в рамках первого всероссийского субботника 1 мая 1920 года. Дом до сих пор сохранился.
Как видите, "об един день" строили не только обыденные храмы в древности (Ярославль, Вологда и др.) ... Живой пример - дом от 1 мая 1920 года для двух семей рабочих.
Ранний запуск - с осени 1919 г. - программы с продовольственными поездами для борьбы с голодом. Ярославские власти пришли к идее продпоездов на полгода позже костромичей: лишь с весны 1920 г.
Важную роль в выживании горожан играл бесплатный детский общепит. Между прочим, Кострома в деле развития системы детского общественного питания опередила не только Ярославль, но и столицы. С 22 февраля 1918 г. (на семь месяцев раньше выхода в свет декрета СНК от 20 сентября 1918 г.) Кострома стала пионером в сфере устройства бесплатного детского питания в Советской России. На начало 1920 г. Кострома обеспечивала бесплатными завтраками и обедами уже 16700 детейxiv.
В Ярославле дело с детскими столовыми обстояло хуже. Бесплатное детское питание было введено в Ярославле фактически только с ноября 1919 г., то есть почти на два года позднее Костромыxv.
Всё это говорит нам о том, что проблемы в городской повседневной жизни Советской России в 1918-1921 гг. были одинаковыми (с различием в масштабах), но решения у них были разными в силу желания и способностей к творческому подходу к делу местного руководства. Вероятно, в этой прямой зависимости ситуации в регионах от действий властных структур в известной степени и кроется секрет «костромского социально-экономического чуда» времён революции и гражданской войны.
1 Бляхин Павел Андреевич (07.01.1887, с. Верходым Саратовской области, - 19.06.1961, Москва) — советский писатель, сценарист. Член Коммунистической партии с 1903 г. Участник революции 1905-1907 гг. В годы гражданской войны - председатель костромского горисполкома. В 1921 г. Бляхин занял пост секретаря Костромского губернского партийного комитета и председателя местной комиссии по улучшению быта рабочих. Литературную деятельность начал в 1919 г. В кино с 1923 г. П.А. Бляхин — автор революционно-приключенческой повести и сценария фильма «Красные дьяволята» (1923 г., режиссер И. Перестиани). Эта картина - один из первых откликов художественной кинематографии на события революции и гражданской войны. Фильм, проникнутый революционной романтикой, сыграл значительную роль в развитии приключенческого жанра советского кино. В 1960-е годы вторую жизнь его произведению придала кинотрилогия о «Неуловимых мстителях». Бляхину принадлежат также сценарии фильмов «Во имя бога» (1925 г.), «Иуда» (1930 г.), автобиографическая трилогия «На рассвете» (1950 г.), «Москва в огне» (1956 г.), «Дни мятежные» (1959 г.), посвященная первой русской революции и др. С 1926 г. Бляхин возглавлял производственно-художественный отдел «Совкино», затем работал в Главном репертуарном комитете, с 1934 г. состоял в должности председателя ЦК профсоюза кино- и фотоработников. П.А. Бляхин был награжден орденом Ленина, двумя другими орденами, а также медалями.
i Груздев П.Н. Борьба за Октябрь в Ярославской губернии. Ярославль, 1927. С. 7; Очерки истории Ярославской организации КПСС (1883-1937). Ярославль, 1985. С. 138; Критский П.А. Путеводитель-справочник по Ярославлю на 1916 г. Ярославль, 1916. С. 19.
ii Установление Советской власти в Костроме и Костромской губернии. Сборник документов (март 1917-сентябрь 1918 г.). Кострома, 1957. С. 8, 17.
iii Ярославль. История города в документах и материалах от первых упоминаний до 1917 года. Ярославль, 1990. С. 366.
iv Бриль Г.Г. Социальный конфликт как явление общественно-политической жизни советского общества. 1917- начало 1930-х годов (На материалах Верхневолжского региона): Автореферат дис. … канд. ист. наук. Кострома, 1995. С. 18.
v Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.Р-1240. Оп. 1. Д. 3. Л. 2об., 4, 7-8, 10об., 22, 27.
vi ГАРФ. Ф.Р-1240. Оп. 1. Д. 70. Л. 5, 10, 14, 17.
vii ГАРФ. Ф.Р-1240. Оп. 1. Д. 70. Л. 19.
viii Там же. Л. 5-7, 12-13.
ix Государственный архив новейшей истории Костромской области (ГАНИКО). Ф.Р-678. Оп.1. Д. 92. Л. 18.
x Красный мир. Орган Костромского губернского Исполнительного Комитета советов и губернского Комитета РКП (б). 1919. 30 июля.
xi ГАРФ. Ф.Р-4390. Оп.5. Д.247. Л. 229об.-231.
xii Там же. Л.1, 7-10, 16-19.
xiii Курцев Л.Н. Начало формирования советской бюрократии (октябрь 1917 - 1918 гг.) // Путь в науку: Сборник научных работ аспирантов и студентов исторического факультета / Под ред. д-ра ист. наук А.М. Селиванова. Яросл. гос. ун-т. Ярославль, 2002. Вып. 7. С. 153-156.
xiv Красный мир. Орган Костромского губернского исполнительного комитета Советов и губернского комитета РКП (б). 1920. 24 февраля.
xv Государственный архив Ярославской области (ГАЯО). Ф.Р-180.Оп.1.Д.166. Л. 103-103об.