Сборник рассказов Анатолия Белкина «Великие и мелкие» я открыла наугад, удивившись, что это за «повести» Белкина (кстати, у Анатолия Павловича есть ещё книга «Повести Пушкина»), специально что ли? Оказалось, что почти. Не аллюзия на текст А.С. Пушкина конечно, но легко и со счастливым финалом.
Первое, что приходит в голову, когда читаешь про Толстого и комара: «Да ладно? Откуда это известно?» И, действительно, лежал на тропинке какой-то мёртвый комар, которых в жизни Льва Николаевича было великое множество. А Кант вдруг увидел двух спаривающихся лягушек. Ну и что? Достоевского одолели клопы. Не новость, тогда без клопов было даже как-то неприлично. Сломалась я, отчаявшись найти фактологическое подтверждение, на главе про Огарёва и Герцена: «В 1852 году в подвале загородной виллы под Парижем Герцен и Огарёв провели неслыханный эксперимент. К хвосту каждой ящерицы были привязаны маленькие бумажки с текстом на французском, английском и русском языках. Это были статьи Сен-Симона, Белинского, самого Герцена и Петра Кропоткина. Ящериц, которых уже два дня не кормили, нанятые люди в одну ночь одновременно выпустили в разных городах Европы, в том числе в портах Лондона и Амстердама. Голодные ящерицы мгновенно начали разбегаться. Многие бросились их ловить и успевали схватить животных за хвост. Повинуясь инстинкту, ящерицы в момент смертельной опасности сбрасывали хвост, и тот вместе с текстом оставался у людей в руках. Это был сильный удар!»
За основу взят жанр литературного анекдота, разросшийся до размеров гигантской Trioza apicalis — морковной листоблошки из главы о Мичурине. И здесь сомнений уже быть не может, никакую историческую достоверность автор во главу угла не ставит: «К 1920 году селекционер добился ещё одной победы над природой. Силой сознания и неустанным трудом он вывел клубнику размером с кочан цветной капусты! Местная корова, увидев её, разрешилась от бремени раньше времени абсолютно здоровым телёнком, но с тремя хвостами. В 1927 году на параде в честь десятилетия Революции его грушу пронесли мимо Мавзолея шесть стахановцев. А в 1930-м он на крепкой телеге, запряжённой двумя першеронами, отправил в Москву четыре виноградных грозди нового сорта «Сталин сладкий морозоустойчивый без косточки». Ко дню рождения Отца Народов их на специальной платформе ввезли в Кремль через Спасские ворота».
Тогда для чего всё это, если нет исторической достоверности, и не сражался Шаляпин с молью за свою «сестру Шу», на Чехова не гадили чайки, а Андропов и Брежнев не закупали ежей для ночных дежурств на территории Кремля? А для того, чтобы была литература, которая, кстати, не обязана быть исторически точной и правдоподобной. Даже у Льва Николаевича Толстого в его великом и совсем не мелком тексте «Война и мир» есть исторические неточности. Так зачем загонять в рамки исторического очерка то, что наоборот пытается выйти за пределы обыденного с помощью разящего наповал художественного вымысла?
В предисловии говорится, что «все имена персонажей этой книги являются подлинными, так же как и всё остальное. Любое сходство со случайными людьми исключено. Им просто нет места на этих страницах». И действительно ведь нет ничего малого, ничтожного и случайного в человеческой жизни, всё для чего-то. Вот так вот из сил выбиваются, тянут упрямый корнеплод (хорошо, что не «турнепс размером с товарища Сталина и даже с портретным сходством») из земли дед, бабка, кошка, Жучка, внучка, а репка держится. И тут вдруг мышка какая-то, о которой кроме кошки и не помнит никто, а результат налицо. И мелкие становятся великими.
Так что сборник рассказов Анатолия Белкина — это истории о взаимосвязи и взаимозависимости всего и всех, но эта взаимосвязь видится автору не как колесо сансары, а больше как спасательный и спасительный круг Патанджали с возможностью пройти сквозь и через и выйти за пределы обстоятельств. А проводниками в рамках художественной реальности могут быть и пчела, и крапива, и паук-птицеед, и картофельный червь, и скорпион, и муравей, и ежи, которых оформили младшими лейтенантами КГБ, и даже оглушённая штыком огромная листоблошка, чуть не испугавшая Ильича.
А что, если бы испугала? Как думаете?
