Исландцы верили, что боги посылают сны не просто так, а с умыслом. И хотя герои сказаний частенько бурчали, мол, я не баба, чтобы верить в сновидения, практически все сны сбывались (те, что сохранились в сагах).
Торстейн из саги о Гуннлауге Змеином Языке был как раз из неверов, но только на словах. Как-то раз ему привиделся сон, что на его крыше завелся белый лебедь, этот белый лебедь был очень ему люб. Из-за пригожей птицы сцепились два орла, они когтили друг друга, пока не грянули мертвыми оземь. Затем прилетел сокол и свел лебедушку со двора. Толкование же было простым. У Торстейна должна была родится красивая дочь, из-за которой погибнут два храбрых воина. Когда они умрут, на горизонте нарисуется третий, он-то и станет ее законным мужем.
Казалось бы, такой расклад мог бы только польстить Торстейну. Но он вознегодовал, приперся к своей беременной жене и сказал: "Слушай, старушка, если у тебя родится дочь, надо снести ее в лесок, на съедение волкам, поняла?" Жене это не понравилось, но она знала, что разжалобить мужа не выйдет. Практика избавляться от женского пола была в ходу, но среди беднейших слоев населения. Женщина трижды вдохнула и столько же выдохнула, а потом спросила: "А что соседи о тебе подумают?" Муж был непреклонен. Жена такого человека не могла не быть себе на уме. Она передала ребенка - хорошенькую малышку - тетке, сестре мужа, и просила сохранить тайну.
Как-то раз, лет эдак через десять, тетка специально обратила внимание брата на Хельгу (так нарекли красавицу)и, когда тот признал ее достоинства, сказала, что девочка не племянница ему, а дочь. Торстейн не стал гневаться, хотя имел на то все права, а просто забрал зелье-баловницу домой. Он души в дочери не чаял, порядком размяк к старости этот старый воин.
Соседом его был Иллуги Черный, который пользовался славой самого храброго, самого могущественного человека в округе. У Иллуги Черного имелся сын Гуннлауг. Вот как он выглядел. / ..был высок ростом и силен, имел густые русые волосы и черные глаза и был хорош собой, несмотря на несколько некрасивый нос, тонок в поясе, широк в плечах, строен, очень заносчив, смолоду честолюбив и во всем неуступчив и суров. Он был хороший скальд, любил сочинять язвительные стихи и был поэтому прозван Гуннлаугом Змеиным Языком./
Когда Гуннлаугу стукнуло двенадцать лет, он решил отправится за море, чтобы себя показать и мир посмотреть. Отец запретил, ибо Гуннлауг был еще мальчишкой. Юнец хотел улизнуть тишком, но отец накрыл его, когда он разграблял кладовые. Отец вернул товары на место и еще раз повторил запрет. Мальчишка уехал к соседу, а им был Торстейн, и попросился к нему пожить. Старый воин не отказал. Погодки - Хельга и Гуннлауг - быстро сдружились. Частенько можно было видеть в свете очага склоненные друг к дружке головы. Они играли в шашки и смеялись. Сага говорит, что Хельга была красива, но кроме ее золотых до пят волос ничего не упоминает.
Когда Гуннлаугу стукнуло восемнадцать, он решил отправиться навстречу приключениям, но прежде ему было нужно застолбить за собой Хельгу. Торстейн делал вид, что не понимает, чего от него хочет юноша. И на прощанье хотел ему в знак расположения подсунуть коня. Одного гнедого, второго серого, последний жеребец был лучшем конем во всей округе. Это был дорогой подарок. Гуннлауг отказался и в первый и во второй раз: "К чему мне кони? У тебя есть то, чего жаждет мое сердце, и тебе это известно, предложи мне Хельгу!".
- Ну нет, - заупрямился Торстейн. - Ты мальчишка, который ничего не добился в жизни. Это раз. А во-вторых, ты уезжаешь, дела так не делаются.
Гуннлауг призвал на помощь отца. Иллуги Черный встал на сторону сына, хотя тоже считал, что либо женитьба, либо путешествие, и пригрозил Торстейну, что тот, если отклонит сватовство, может потерять его дружбу. Иллуги обещал, что у Гуннлауга в свое время будет вдоволь земли, а еще власть годи (он него будут зависеть судьбы людей). Торстейн был вынужден принять предложение, но выдвинул условия. Срок - три года. И еще оставил за собой право изменить решение, коли Гуннлауг ему не придется по душе, когда вернется.
Первым делом Гуннлауг посетил конунга Норвегии, ярла Эйрика, но из-за своего вздорного характера был немилостиво там принят. Вот как это вышло. У Гуннлауга на ноге был нарыв, который истекал гноем и кровью прямо через белые чулки. Конунг похвалил Гуннлауга за выдержку, но снисходительность юноше не понравилась. Он отвечал ему гордо и заносчиво, что не преминул отметить один из дружинников. Слово за слово и вот Гуннлауг напомнил конунгу, что батяня его тоже сидел в богатых чертогах, а кончил тем, что был зарезан в свином хлеву собственным рабом. Багровый конунг наверное бы убил бы на месте Гуннлауга, если бы за языкастого мальчишку не вступился бы соотечественник. Конунуг, брызгая слюной и топая ногами, велел Гуннлагу убираться из его страны с тем, чтобы никогда, никогда не возвращаться!
Однако Гуннлауг быстро учился на своих ошибках. При дворе английского ярла Адальрада (Этельреда Нерешительного, отца Эдуарда Исповедника) он сразу исполнил хвалебную песнь, чем быстро расположил к себе властителя. В песне говорилось, что народ с радостью склоняет голову перед таким щедрым королем. Конунг не будь дурак намек понял, сделал Гуннлауга дружинником и одарил пурпурным плащом, подбитым мехом. При дворе английского короля случилось Гуннлаугу поссориться с берксерком, тот был здоровый лось и не чужд магии. Дело было пустячное. Викинг взял взаймы деньги и не хотел отдавать, а Гуннлауг не хотел спускать безобразие. Конунг посоветовал Гуннлаугу перед битвой показать разбойнику свой меч, но не тот, которым он будет биться. И в тайне вручил ему другой. Берксерк, уверенный в своей безопасности, даже не защищался. Стоял, как дуб. Победа досталась Гуннлаугу легко, но принесла ему известность.
Прежде, чем плыть домой, Гуннлауг хотел выполнить намеченное: побывать в гостях у пяти государей. Английский король отпустил его, но не освободил от обязанностей дружинника. Змеиный Язык должен был вернуться, как только ему свистнут.
В Ирландии и на Оркнейский островах Гуннлауг повторил номер с хвалебной песней. Ирландский конунг Сигтрюгг Щелковая Борода был совсем неопытным правителем и за первый добрый отзыв чуть не одарил скальда двумя торговыми кораблями. Побелевший казначей едва сумел его отговорить, но награда все равно была щедрой - пурпурное платье, отделанное золотом; плащ с мехом и золотое запястье. Старик, что правил на Оркнейских островах, даже за песнь без припева (в тот день Гуннлауга покинуло вдохновение) вручил скальду широкую секиру, рукоять которой была украшена серебром. При дворе островного ярла Гуннлауг встретил послов от ярла Эйрика. Норвежцы затеяли спор, чей конунг круче - ихний или оркнейский. Судьей над спором поставили Гуннлауга. И тот, не то чтобы похвалил больше Эйрика, чем Сигурда, но по формулировке выходило, что потрафил все-таки больше норвежцу. Это прозвучало примерно так - пирог с вишней объедение, но пирог с малиной пальчики оближешь. Короче, дело было именно в этом "но".
Норвежский конунг тут же простил все обиды и пригласил Гуннлауга погостить на его "фазенде".
Последний конунг, которого Гуннлауг почтил своим присутствием, был Олав Шведский, и это был хитрейший из лис! Через него Гуннлаугу вышло много неприятностей! Сначала все шло хорошо, при дворе обнаружился исландец Храфн, который отрекомендовал Гуннлауга наилучшим образом. Змеиный Язык хотел было прочесть хвалебную песнь с порога, но конунг был занят и отмахнулся от скальда, как от досадливой мошки. Когда все сели за стол, Гуннлауг возобновил попытку. Олав милостиво дозволил. Однако тут оказалось, что Храфн тоже давненько ожидает очереди прочесть свой незамысловатый стишок. Возник спор. Гуннлауг напомнил о превосходстве своего отца перед отцом Храфна. По его мнению, это было достаточным основанием для того, чтобы ему всюду оказывали почет и уважение. Конунг хитро улыбнулся и сказал: "Пускай читает Гуннлауг, раз ему так припекло!" Когда Гуннлауг закончил, конунг попросил Храфна оценить творчество противника. Тот, конечно, не сдержался и высказал свое "фе". Та же ситуация повторилось, когда Храфн прочел свои стихи. Гуннлауг скривил губы и бросил: "Ничтожество, как и сам сочинитель".
Исландцы расстались врагами. Храфн обещал унизить Гуннлауга при первой же возможности, а Змеиный Язык усомнился в том, что такая возможность ему представится.
Однако он ошибся. Храфн первым делом, как прибыл в Исландию, посватался к Хельге. Папаша Торстейн сказал, что как только обещанный срок выйдет, тот может смело рассчитывать не только на руку, но и на остальные части девушки.
Пока Храфн возился с планом рассадки гостей, Гуннлауг был вынужден вернутся в Англию, потому как у короля Адальрада возникли проблемы с датским королем, чьих подданных он вероломно порезал под покровом ночи.
Возможно, Гуннлауг успел бы к сроку. Но вот какое дело. Как только он прибыл в Исландию, то не смог отказать себе в удовольствии принять участие в кулачном бою. Победить-то он победил, только ногу вывихнул. Пока он страдал больной ногой, Храфн праздновал свадьбу. Дело было кончено. Невеста на свадьбе сидела, как на похоронах.
Впервые после разлуки Гуннлауг увидел Хельгу на свадьбе ее сводной сестры, и с первого же взгляда стало ясно, что они по-прежнему любят друг друга. Иллуги Черный пытался воззвать к здравому смыслу, мол, Хельга не единственная женщина на свете, но куда там. После застолья Гуннлауг о чем-то долго шептался с Хельгой, а на прощание вручил ей самый дорогой плащ, тот самый, что подарил ему расточительный конунг. На тинге, последовавшем за праздником жизни, Гуннлауг вызвал счастливого соперника на поединок. Храфн с радостью согласился, ибо кем-кем, а счастливцем он точно не был. Хельга его либо тиранила, либо самозабвенно плакала. Во время поединка Храфн сломал о щит противника меч, обломок которого расцарапал лицо Гуннлауга. Соперники заспросили, кого же считать победителем - того, кто пролил кровь или того, у кого оружие осталось в руках. Гуннлауг взревел: "Я с тобой еще не покончил! Я убью тебя, убью, сво****!"
Самые достойные люди страны разводили спорщиков. Бой отложили на сутки, а утром объявили, что поединки в Исландии запрещены. Понимая, что их провели, противники разошлись по своим углам. В тот день Гуннлауг в последний раз видел Хельгу. Он пришел к Секирной реке, чтобы умыться, она была там. Влюбленные не могли оторваться друг от друга (все было невинно, не надо ля-ля), а когда Гуннлауг ушел, Хельга еще долго смотрела ему вслед. На сердце мужчины лег камень, он произнес стихи, в которых звучала горечь. Поэт предчувствовал беду, но воин отступать не собирался.
Храфн не выдержал первым, спустя несколько дней он с приятелями нагрянул к Гуннлаугу и предложил ему продолжить спор в Норвегии. Они были вежливы друг с другом, но холодны. Гуннлауг подтвердил поединок.
В Норвегии всё и все препятствовали поединку. То норвежский конунг запретит, то конунг Оркнейских островов позовет Гуннлауга воевать шотландцев. Так прошел не один год. И вот как-то раз Змеиный Язык увидел поединок и спросил кто и почему дерется. Ему зло ответили, что перед ним исландцы - Гуннлауг и Храфн, что дерутся они плохо, потому что слова держать не умеют. Змеиный Язык впервые в жизни проглотил свой ядовитый язык.
На следующей же день он отправился на поиски Храфна. Но тот ускользал от него. Где Храфн был утром, Гуннлауг был только вечером. Змеиный Язык решил продолжать погоню без ночевки и только тогда сумел догнать противника.
Сражение было жесткое, спутники исландцев тоже не остались в стороне и все полегли. Рубиловка шла до тех пор, пока Гуннлауг не отсек Храфну ногу. Тот умудрился поставить обрубок на пень и попросил своего врага оказать ему милость - принести воды. Гуннлауг прищурился и уточнил: "А не обманешь ли ты меня, брат?" Тот заверил, что нет.
Соврал, конечно. Потянувшись левой рукой за шлемом с водой, Храфн правой врезал милосердному врагу по тыковке.
Храфн умер, а через три дня умер и Гуннлауг.
Хельга Красавица, из-за которой и был весь сыр-бор, вышла замуж. У нее народились дети, муж ее был хорошим человеком. Но частенько ее можно было застать за тем, что она раскладывала по полу пурпурный плащ и гладила его рукой.