Напомню: зимой 1959 года в горах Северного Урала пропали девять туристов, ушедших в поход под руководством Игоря Дятлова. Через месяц спасатели обнаружили их разрезанную палатку. А в радиусе полутора километров от нее - пять замерзших тел. Трупы остальных нашли только в мае. Почти все туристы были разутые и полураздетые. У некоторых - смертельные травмы. До сих пор не разгадано, почему ребята убежали на лютый мороз и на свою погибель. Моё расследование даст ответ на этот и многие другие вопросы. Попутно очищу трагическую историю от массы мутных мифов, вранья, фантазий, бреда, которые налипли на неё.
До Вижая добирались весело. В крошечный автобус ГАЗ-51 рассчитанный максимум на 20 пассажиров, набилось около двух десятков весёлых и жизнерадостных ребят и девчат. Плюс собака Ольва. Да рюкзаки. Да лыжи. Было тесно, но не настолько, чтобы не петь, а они как начали петь, едва автобус тронулся, так и пели всю дорогу до Вижая. Юдин отметил в дневнике: «Приехали на машине без тормозов, сломанные рессоры и пр. (В тайге можно на любых машинах ездить»…
Смелые, видно, шофёры были в тех краях – запросто без тормозов отправлялись в неблизкий путь…
Вот так и ехали согласно пословице - в тесноте, да не в обиде.
С лесничим Вижайского лесничества Иваном Дмитриевичем Ремпелем Дятлов советовался, как проложить маршрут. Он высказал опасение: идти в зимнее время по Уральскому хребту опасно, свирепствуют сильные ветры, которые сносят людей. Они обрадовались: то, что надо! Это будет считаться первым классом трудностей. Лесник заметил: вы сначала его пройдите, а потом радуйтесь.
Ремпель дал Дятлову псомотреть план местности, тот сделали выкопировку для своего маршрута. Выкопировка – это копия с большого плана или чертежа.
Пути группы Дятлова и группы Блинова в Вижае разошлись. Блинов со своими ребятами на попутной машине уехал на 105-й участок. На прощание сфотографировались. Они и вообразить не могли, что видят друзей в последний раз.
Дятловцев встретила медсестра Зоя Никитична Савина – уже в наши дни вспоминает: «Я тогда молоденькая была. Видела их на автобусной остановке. Весёлые все такие. Смеялись громко. А потом их в морг привезли, я в окошко заглядывала. Девушка там лежала и парни, не помню, сколько. У девушки на ногах носочки были надеты. А их товарищ, который не пошёл с ними, стоял у морга и плакал». Плакал Юдин.
Дятловцы встретили в глухом таёжном краю замечательных людей. Запись из дневника Юдина:
«Нас здесь тепло, хорошо встречают… Нет радио, нет газет. (До сих пор не могут проверить лотерею. Я обещал им сразу же прислать из Свердловска эту газету.) Живут в вагончиках, никакого порядка. Но люди есть люди везде. Читают, что есть под рукой…» И Колмогорова отметила в дневнике: «Особенно запомнился среди всех Огнев с бородой рыжей и прозвище у него «Борода». Вообще очень редко встречаются в такой дыре такие люди. Истинный романтик, геолог и вообще развитый».
У Юдина в дневнике тоже запись о «Бороде»: «Огнев Мих. С 1931 г. – длинная борода. Знает район всего Северного Урала. Бывал участником нескольких геологических экспедиций. Разбирается по многим вопросам. Кончил Уфимский техникум».
В общем дневнике дятловцев запись: «Многие из ребят играют на гитаре». И ещё запись: «Все поют, рабочие живущие в бараках, не пошли на работу, поют. Мы сидим и пишем песни. Как много среди рабочих очень талантливых, умных людей. Особенно «борода» он очень много знает, а борода рыжая-рыжая, а глаза тоже рыжие, коричневые».
Кстати, меня удивило, что дятловцы взяли в поход не гитару, а мандолину. У меня было представление, что мандолина – это что-то вроде балалайки. Как же я ошибался! Во-первых, мандолина напоминает гитару. Такой уменьшенный вариант. Струн – четыре двойных. Используется техника тремоло И какой звук! Мандолине подвластна любая мелодия. В умелых руках, разумеется. Взял мандолину в поход Рустем, руки у него привычные к музыкальным инструментам. В те времена гитары в ходу почти исключительно семиструнные, а они сложны в освоении. А вот когда войдёт в моду шестиструнная, да ещё под три аккорда, которые легко мог освоить любой, то стали брать её в походы, и она вытеснит мандолину… Кстати, и Игорь Дятлов, и Юра Дорошенко тоже играли на мандолине.
Экзотичная для тех мест семейная пара – её описывает в дневнике Юдин:
«Аптекарь – художник Герцег. Немец, жена – немка. В семье идиллия. На стенах рельефные картины с филигранной отделкой, очень мастерски, необыкновенно тонко выполнены. Шкатулка – вид на Лозьву летом и то же зимой, другие шкатулки. Картины – везде. Большие. В аптеке – восковые, из красного воска розы, все флюорографируемые. Кремль – из пробирки, светится. Часы ручные «Победа» вмонтированные, идут ежедневно. Необычайно мягкий, добрый человек. Жена очень приветливая, гостеприимная, за лекарства болеет душой. Для детей бережёт лучшие лекарства. Очень меня просил взять пенициллин в таблетках в Ивделе. У него очень мало».
Но вернёмся к «Бороде». Запись в дневнике:
«Разговаривали с Огневым. Очень много он уже знает и с ним интересно, сейчас он рассказывает о пути нашем и вообще много такого. Это, по-моему, наиболее интересный об'ект здесь на участке. У него такая длинная рыжая борода, хотя ему всего 27 лет, а выглядит он старше. А ещё тут есть Валя, который хорошо играет на гитаре (многие играют) и про которого я шутя говорила, что он мне нравится. Сейчас большинство из ребят сидят здесь и поют песни под гитару, по случаю как они сегодня пока не работают. Вообще, кажется в последний раз услышали столько новых хороших песен. Но мы надеемся, что Рустик заменит нам их в походе».
Позже начальник лесоучастка энерголесокомбината Георгий Иванович Ряжнев вспоминал: «Когда туристы находились в 41 квартале то вели себя очень хорошо, пели, танцевали с рабочими. Мастеру Венедиктову Евгению Петровичу они подарили художественную книгу и Тутинкову Анатолию тоже что-то подарили».
И ещё характерная запись в дневнике дятловцев: «Здесь работают просто рабочие, не заключённые, а вербованные. Есть много умных из них». Край-то был лагерный, полно зэков, потому особо отмечают, что Борода и его друзья – свободные. Зина делится в дневнике впечатлениями: «Те ребята играют на гитаре, Рустик подыгрывает на мандолине. Прямо за душу берет. Это последнее место цивилизации, даже это не то, где мы видим людей ну таких. Вообще очень люблю гитару и обожаю всех музыкальных людей. А ребята в общем все неплохие, пляшут, музыкальные». И Юдин отмечает в дневнике: «И как поют! Тихо, от души. Песни старые, которые мы забыли и никогда не поём… Это так хорошо! Почему мы не поём таких хороших уже забытых песен. И вообще у нас уже давно не поют обду (фраза не закончена), в местах, где есть какие-то посторонние люди, поют вообще без души, громко».
Услышали они от новых знакомых много песен, которых не знали.
Запись из дневника: «Ребята занялись переписью песен. Один парень прекрасно пел. Услышали ряд песен запрещённых тюремных (58 статья)». Так уж и запрещённые! Да, были популярны песни, которые называли блатными, по радио не услышишь, но их пела, считай, вся страна. И в те годы уже не грозила 58-я статья за их исполнение под гитару. Статья эта, напомню, карала даже за анекдоты. Но ни анекдоты, ни песни в этой уголовной статье не упоминаются. Анекдотчикам давали срок по статье 58-10, которая формулировалась так: «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой лишение свободы на срок не ниже шести месяцев». Однако типичный срок был 10 лет. В хрущёвские времена 58-ю статью применяли очень редко – уж слишком одиозно формулировались обвинения. Но как велик был страх, что действовал и через 6 лет после смерти Сталина.
И бесконечные дискуссии
Вот ещё одна пламенная черта того времени – дискуссии.
Дискуссии у дятловцев вспыхивали спонтанно. Едут в поезде: «Приходил Юрка, попел с нами немного и ушёл. А мы чего-то пели, пели а потом вдруг как-то незаметно перешли на тему о любви, в частности о поцелуях. Болтали всякую ерунду, конечно, всем было интересно, все говорили, стараясь перекричать друг друга и опровергнуть другие высказывания. Сашка Колеватов так превзошёл всех наверное, он это говорил со слов других».
Да, тогда были жгучие дискуссии на тему: не отдавай поцелуя без любви. Сегодня это смотрится смешно.
Запись из дневника: «Во время нашей прогулки получился один казус – застряла шедшая навстречу машина с лесом. Наши ребята кинулись на помощь. Наконец-то вытащили с грехом пополам. Тут подошёл наш автобус и мы опять взгромоздились в него. Дискуссировали на сей раз о счастье. В основном наши ребята были наиболее активными. Пытались дать определение счастью, но у каждого получилось своё».
Вечные споры о счастье! А ведь и спорить вроде бы не о чем: у каждого счастье, действительно, своё. Зина Колмогорова, видимо, была самым горячим участником споров, занесла в дневник: «Я говорила много того, что совершенно несвойственно мне и лишь иногда старалась, даже на старалась, а прорывалось искреннее. Но это всё ерунда».
Да не ерунда это! Было тогда поветрие в стране – дискуссионные клубы. Опять же веяние времени. При Сталине такое и вообразить было невозможно – дискуссии.
Слободин, Кривонищенко, Тибо вроде и не намного старше остальных (не считая, конечно, Золотарёва) – они выпускники политеха, уже познали реальность, потому уровень понимания жизни у них уже иной. Людмила Дубинина отмечает в дневнике: «Рустик с Колей рассуждали понемногу обо всём, о работе и т. д. Вообще мне нравятся вот эти ребята. Большая разница между ними, окончившими институт Рустиком, Ко, Юрой и нами. Все-таки у них суждения наиболее зрелые и умнее гораздо наших. Господи, я уже вообще не говорю о своих».
Дискуссии разводили в любой, даже в самой неподходящей обстановке. Едут из Вижая в 41-й посёлок. Едут в кузове грузовика. Намёрзлись страшно! Но пели и пели. А всласть напевшись, ударились в дискуссии на самые разные темы, начиная с темы о любви и дружбе и заканчивая проблемами раковых заболеваний и их лечении. Запись в дневнике: «Во время еды опять возникла дискуссия о правах мальчишек и девчонок, свободе и т.д. По моему, такие дискуссии ни к чему не приводят. Так просто, для отвода души».
Ну, так уж и для отвода души! Дискуссии полезны – оттачивают умение мыслить, расширяют мировоззрение, помогают понять других и себя…
Вот что интересно: они были аполитичными. Ни разу в дневниках не встречается даже намёк на политическую тему. Будто и не коснулись их тектонические перемены в политике тех лет. Ведь не так уж давно прошёл ХХ съезд КПСС, на котором была сказана хоть какая-то правда о Сталине. Доклад Хрущёва на съезде возбудил в молодёжи интерес к политике, к истории. В Москве, в Ленинграде вспыхивали дискуссии – и политически они были весьма острыми. А в Свердловске вроде как тишина. Ни в одном воспоминании это не встречается. Только вот Брусницын обронил: «На политику мы не обращали внимания, у нас не было времени на политику».