Сегодня, 29-го марта, умер писатель Юрий Бондарев
Этот материал я давал в газете "Литературный маяк" на один из юбилеев Юрия Васильевича Бондарева
Из поколения победителей
15 марта исполнилось 90 лет живому классику русской литературы Юрию Васильевичу Бондареву.
Юрий Бондарев прошел Великую Отечественную войну, был ранен. Стал писателем.
Его перу принадлежат романы: «Батальоны просят огня», «Тишина», «Горячий снег», «Берег», «Выбор», «Игра», «Искушение», «Без милосердия» и др.; повести, рассказы, статьи…
Юрий Бондарев Герой Социалистического Труда, Лауреат Ленинской и двух Государственных премий СССР.
И сегодня Юрий Васильевич в строю, он пишет, он своим словом, взывает к нашей памяти и совести.
Всю свою творческую жизнь Юрий Васильевич пишет короткие рассказы, очерки, эссе, объединенные общим названием «Мгновения». Некоторые из них публикуем здесь
Юрий Бондарев
Из цикла «Мгновения»
Начало и перерыв
Иногда думаю, что в июле сорок первого года молодые немецкие солдаты были возбуждены тем, что началась в России не очень трудная, заманчивая война с театральными заревами по ночам, заполненным мощным гудением «юнкерсов» среди множества теплых звезд, каких никто не замечал над фатерландом, с ежедневно выданными фельдфебелем сигаретами и шнапсом, с ожиданием удобных квартир в захваченных чужих городах, товарищеских пиршеств в богатых трофейных складах, дозволенных развлечений с синеглазыми славянками, щедрых наград вермахта, праздничных подарков из рейха, что радуют воспоминаниями о доме, особо приятными после упоения завоевателей жестокой стихией огня.
А в это же время мы, молодые русские солдаты, ещё жили недавней беспечностью школьной свободы, и мы не сомневались, что подвиги, мужественные поступки отпущены нам самой судьбой, и мы были убеждены в скорой нашей победе (конечно, без потерь), которая вновь вернет и продолжит любимое лето, июльскую пору футбола, тополиного пуха, школьных каникул, прерванных войной на короткий срок.
Для них война в России была началом разрушительных удовольствий, для нас — внезапным перерывом каникулярного лета.
И спустя много лет я с печалью вспоминаю ту пору, хорошо зная, что чистота, наивность и романтизм стоили многих жизней моему поколению в сорок первом и сорок втором годах!
* * *
Патриотизм — это бесценное чувство Родины, влечение к ее красоте неизреченной, которую всю жизнь сознательно и подсознательно ищут в искусстве, как доброту матери, как справедливость и как «положительно прекрасного человека», по определению того же Достоевского. Такой поиск — благодатная ступень душевного равновесия.
Без образованности широчайших пластов народа нельзя организовать жизнь в соответствии с большими замыслами — построить общество человеколюбия. Без веры в силу разума ради всеобщей благоразумной пользы становятся никчемными все человеческие усилия. Известно: жизнь надо прожить в сказочной неповторимости самой жизни, щедро подаренной нашей земле и каждому из нас.
Мы же как будто с легкостью неунывающих искателей счастья отдали обретенное в течение семидесяти лет социальное благополучие за иллюзорную рыночную свободу, иллюзорное богатство, обещанное политическими лукавцами, возносившими до небес процветание частной собственности в объятиях новорожденного российского эдема.
Кто может ответить, какой же это сатанинский ракетоноситель вынес на орбиту России обветшавшую американо-западную меркантильную модель и в озарении какого наваждения мы проявили крайне опасное доверие «пятой колонне» и разнокалиберным забугорным советам, подменяющим здравомыслие казуистическим хаосом? Политическая ложь, опирающаяся на выработанные вековечные традиции, преступно бесконечна в своем извилистом многостороннем видоизменении.
В октябре расстрельного 1993 года я с пронзительной болью почувствовал, что такое ложь и что такое правда, но в особенности глубоко и горько, до слез, почувствовал, что я – частица великого и униженного народа, чья боль – моя боль. И эта боль, не затихая, живет во мне. И все-таки я верю, что зло возвращается к тому, кто сотворил его, и творец зла познает кару судьбы – жестокую и праведную.
Некто скажет, что я в чем-то не прав. Но я живу в своей стране и говорю о любимой своей стране, где я родился и где рядом ощущаю мученический дух лучших сынов и дочерей Отечества.
И я верю: кто-то, мудро познав жизнь нашу тяжкую, все испытания, которые случились в России и со всеми нами, скажет: давайте же не ловить ускользнувшее древко, а мужественно, со спокойной стойкостью осмысливать, что же в конце концов на нашей родимой земле произошло и как мы будем жить дальше.
Ещё о себе
В годы студенческие я писал короткие рассказы; руководитель семинара Константин Георгиевич Паустовский называл их рассказами настроения. Долго искал свой стиль, свой ритм, свою интонацию, почитая за высоту художества прозаический язык Бунина и Чехова, однако понимая, что мой стиль должен быть моим стилем.
Моя любовь к Толстому, Чехову, Бунину – этим ясновидцам чувства и плоти – велика и непоколебима. Вместе с ними много думал и писал о Михаиле Шолохове. Его наиредчайший дар вызывал и вызывает до сих пор завистливую ненависть недругов.
В догнавшем меня преклонном возрасте, оглядываясь на свою в целом удачливую жизнь в литературе, я не способен наигранно-кокетливо краснеть или стыдливо закрываться рукавом, опустив очи долу, или принимать позу игрушечной «звёздности», или, наконец, кумира и учителя. Это отвратительно. Но когда из писем я узнаю, что мои литературные герои в какой-то степени изменили судьбу читателя (или читательницы), я с удовлетворением думаю: ради этого стоит работать.