Читайте другие рассказы цикла "Петрович и Соболюк" в нашем журнале: 1 - Центнер интеллекта
Автор: Александр Лышков
Летом Петрович обычно совершал велосипедные прогулки за город. Прогулкой, правда, это не назовёшь: поездка до Зеленогорска и обратно, на круг под сотню вёрст набегает. Любил он это дело, и даже не столько за эндоканнабиноиды, о которых он тогда понятия не имел, сколько за радость покорения пространства и ощущения тепла живительных лучей солнца на своих плечах. Ведь на севере этим себя не особо побалуешь. Но всё это летом, а вот зимой…
Как уже упоминалось, Петрович решил возобновить своё старое увлечение и совместить эти пробежки с дорогой на службу. А что – удобно и очень даже мудро: и времени до академии даже в режиме «трусцой» уходит столько же, сколько на поездку трамваем, и для здоровья, опять же, полезно.
Задумано – сделано: процесс пошёл. И всё бы хорошо, если б не одна неприятность. Случилась она в первый же месяц апробирования новой схемы ежедневного развёртывания им своих сил на заданном нынешним этапом службы направлении.
Как-то утром заместитель начальника факультета, а если короче – замначфака Соболюк, их старший строевой командир и вдобавок личность, легендарная в среде многочисленных выпускников факультета, решил проверить форму одежды своих подчинённых, прибывающих на службу. Кстати, замечу, что легендарность его обязана не столько тому, что он, как это часто бывает на флоте, умел лихо, в «черномырдинском стиле», скроить фразу и поставить нарушителя дисциплины на место (что он не раз блестяще демонстрировал), столько тому, что мог проникнуть в суть происходящего и вынести мудрый, отнюдь не солдафонский вердикт. Впрочем, излишняя строгость его тоже порой отличала – а как без этого строевому командиру?
Почему решил он проверить форму – потому, как некоторые слушатели, освоившись в расслабляющей и щедрой на различные искушения атмосфере культурной столицы и почувствовав прелесть не стесняемого погонами пребывания в ней стали оставлять свои шинели в академии. Непорядок! А где такую проверку лучше осуществить? Ну, конечно же, на проходной.
И вот тут-то наш Петрович ему под руку и подвернулся а, правильнее сказать, предстал пред начальственные очи. В олимпийке, в трениках, выразительно обтягивающих его мускулистые ноги и всё прочее, что полагается мужчине. Ни дать ни взять, готовый натурщик для скульптора, получившего неожиданный заказ на статую Аполлона Бельведерского.
– Это что за вольности, товарищ Илюхин? – лицо Соболюка вытянулось. – Даже и не знаю, как к вам правильно обратиться, – добавил он, окидывая Петровича с ног до головы и задерживая взгляд где-то в средней части его туловища. – Может, мин херц?
Он-то рассчитывал поймать здесь кого-нибудь в гражданском пальто, или в куртке, скрывающей погоны. На худой конец – в нечищеных ботинках. А тут – в кроссовках «Динамо»! А выше – и того хлеще...
Петрович пыхтит что-то невразумительное в ответ. В том смысле, что для офицера спортивная форма и форма одежды если не родные братья, то, по крайней мере, двоюродные. Нашёлся, чем крыть и кого вразумлять, чудила! Излагает что-то в таком роде и даже не краснеет. Потому, как дальше уже некуда – и так уже весь пунцовый, запыхался от бега. Хотя и мог бы, увидь он себя, такого красавца, со стороны.
У Соболюка от этих откровений глаза на лоб вылезли. На службе у него всякое бывало, но таких вот философских обобщений и филологических смычек слышать ещё не приходилось. Опомнился он немного, пришёл в себя и ну радоваться – не зря ведь припёрся в такую рань на службу. Доволен уловом.
– Илюхин, вы определитесь для себя: вы спортсмен или слушатель?
Словом, срезал он Петровича с его новой схемой по самые кроссовки, да ещё и дилемму перед ним поставил. Подумал, Петрович, подумал, и решил остаться слушателем.
Но природа всё равно время от времени брала своё.
Самоподготовка. Петрович уныло сидит в классе и с завистью наблюдает в окошко за двумя байдарками, рассекающими водную гладь Невки и состязающимися между собой в скорости. Ему вспоминаются курсантские годы, когда, сидя загребным на шестивесёльном яле, под команду старшины «Навались!» он что есть мочи тянул на себя валёк, помогая шлюпу обойти соперников. За сломанное весло не ругали: напротив, «виновнику» даже полагался краткосрочный отпуск.
Сидит Петрович, мечтает о своём. А наблюдать мечтающего Петровича, доложу я вам, – событие редкостное. Потому что, как природа не терпит пустоты, так и Петрович не терпит бесполезного времяпровождения, особенно за партой. Сидя за ней, он или осмысленно конспектирует излагаемое лектором, если информация представляется ему полезной, или делает это автоматически, в состоянии анабиоза. Но как только возникает пауза, он тут же засыпает, причём независимо от степени его вовлечённости в суть вопроса. Преподавателей это часто пугает. Потому как, несмотря на то что Петрович сидит в первом ряду, сквозь очки традиционный прищур его глаз воспринимается педагогом, как состояние бодрствования подопечного. Но это обманчиво, поскольку, когда Петрович засыпает окончательно, он тут же начинает сучить ногами и при этом неизбежно задевает ими стол преподавателя. Хотя не все преподаватели такие пугливые – бывают внимательные и чуткие. Последние не обижаются и воспринимают эти удары, как сигнал к тому, чтобы поскорее завершить лирическое отступление и вернуться к диктовке.
Так вот, сидит Петрович и мечтает. Он сегодня выспался, и нерастраченная энергия ищет своего выхода. Пробежки уже в прошлом, в спортзале баскетбол, а это не про него. Скучно.
И вот тут в их класс заглядывает Шура Тарасов, известный в академии каратист и, вообще, непоседа по жизни. Кстати, тоже волейболист-любитель. Что привело в их края слушателя с другого факультета, никто в толк взять не может, да, в общем-то, и не утруждает себя поисками ответа на этот вопрос. Главное, что ему все, похоже, рады. Устали в буквари пялиться. А он, видимо, просто пробегал мимо, и, почувствовав идущий из-за дверей зов родственной, метущейся души, заглянул туда. Так это или иначе – суть не в этом.
Тарасов, окинув взором сонную братию, ни с того ни с сего бросает ей странный клич: «А кто прыгнет дальше меня? Сомневаюсь, что сможет!» Он хватает мел с доски, проводит им черту на полу, делает прыжок и ставит отметку у себя за пятками. Победно взглянув на обомлевших зрителей, он исчезает за дверями – словно его и не было.
Народ ошарашен. Разинув рты, все смотрят ему вслед – что это было? – и снова возвращаются к своим учебникам. И только Петрович по достоинству оценивает это явление каратиста народу. Прекрасный повод размять затёкшие от долгого сидения, не побоюсь этого слова, члены. Почему делаю на этом слове акцент, поймёте позже. Петрович поднимается места с твёрдым намерением опровергнуть заносчивое утверждение этого выскочки. Да и кому, как не ему, пристало отстаивать честь коллектива?! Но его прыжок оказывается менее удачным. Это явно не устраивает нашего героя, и он выполняет новую попытку. Уже лучше. А ну-ка, ещё раз!
Народ начинает проявлять интерес к этой затее и осторожно пробует свои силы. Всяк занимательнее, чем конспектировать речь генсека на очередном пленуме ЦК. Но вот же незадача – кабинет Соболюка находится аккурат напротив помещения будущих военных экономистов. И было бы удивительно, если бы его чуткий слух не уловил странный звук методичных ударов в пол каким-то тупым предметом, доносящийся из-за соседних дверей и напоминающий работу сваебойной машины. Это сходство дополняет слабое дребезжание стёкол, которое временами сопровождается одобрительными возгласами, раздающимися в знак приветствия очередной забитой сваи. А тут ещё и звонок из приёмной начальника академии.
– Что там у вас происходит? В кабинете начальника люстра уже качается!
Когда черёд выполнить очередную попытку выпадает долговязому Олегу Чербакову, любителю вздремнуть на занятиях и во сне соскользнуть в проход между партами (что и было наглядно продемонстрировано им накануне на лекции по тактике флота), дверь в класс бесшумно открывается. Находясь лицом к товарищам, Чербаков не в состоянии адекватно оценить происходящее у него за спиной. Поэтому он продолжает сосредоточенно готовиться к осуществлению задуманного. Он низко приседает, группируется и, заводя руки далеко за спину, впивается глазами в ближайшую к нему черту на полу – нужно постараться обойти хотя бы Веню Шустрова. Тот сегодня вернулся из «ночного», еле живой, а, гляди ж ты, – сиганул, как обоссанный олень. Но тут по воцарившейся в классе тишине он осознаёт, что происходит что-то неладное. Он застывает в своей нелепой позе и медленно поворачивает голову назад.
– Товарищи офицеры! – запоздало реагирует на появление Соболюка старший офицер группы Слава Мухалёнков. Все вскакивают со своих мест и вытягиваются.
Увидев замначфака, Чербаков, словно застигнутый врасплох за каким-то неблаговидным занятием, стремительно поднимается вверх, причём так резво, что можно подумать, что он собирался сделать прыжок именно вверх, а не туда, куда, не дай бог, мог бы предположить Соболюк, но внезапно приросшие к полу ботинки не позволили ему этого сделать.
– Та-а-а-к! – протягивает Соболюк. – И чем это мы тут занимаемся?
Ему на глаза попадается жирная линия, прочерченная на полу возле ног Чербакова, и несколько других на некотором удалении от него.
– Поня-я-ятно, – не дождавшись ответа, всё также растяжно заключает он. – Кто инициатор? – Соболюк переводит взгляд на аудиторию.
Петрович опускает глаза. Остальные искоса поглядывают в его сторону. Он ощущает на себе эти скромные «знаки внимания». Тоже мне, товарищи! Про Тарасова и упоминать нечего – его след уж давно простыл. Да и ссылка на третье лицо прозвучала бы несолидно, как попытка оправдаться.
– Я.
– Илюхин, кто бы сомневался! Выходит, что вы не только сами так и не определились с тех самых пор, но и других в этот блуд втягиваете! А производите впечатление вполне половозрелой (видимо, вспоминает треники) и сознательной особи. Целый капитан третьего ранга!
Он поворачивается к Мухалёнкову.
– А вы куда смотрите? Развели тут ипподром, скачки с барьерами. У начальника академии в кабинете люстра вот-вот с потолка рухнет!
Что ему на это возразить?! В общем то, не совсем скачки, и барьеров тоже нет. Но сути это не меняет. Кони-то в наличии, даже ещё не остыли. Сам то он, правда, в этой затее участия не принимал. Но разве можно укротить эту стихию под названием «Петрович»?
– Мухалёнков, объявляю вам замечание за низкую организацию хода самоподготовки.
– Есть, замечание.
Продолжение цикла "Петрович и Соболюк" следует...
Уважаемые читатели! Согласно правилу платформы Дзен сообщаем, что в тексте цикла упомянуты табак и/или алкоголь, которые могут повредить Вашему здоровью.
Нравится рассказ? Поблагодарите журнал и автора подарком.