Евгений Ганелин о своем «убойном» герое
За творчеством этого актера я слежу не первое десятилетие. Знаю его и по театру им. В.Ф. Комиссаржевской, и по телеэкрану. Вчера порадовался, увидев в роли авторитетного адвоката в затяжном сериале «Паромщица». Роль эпизодическая, она не значится даже в фильмографии Ганелина, но какой колоритный, запоминающийся, персонаж!
Познакомились мы после выхода на экраны сериала «Убойная сила - 2», и первая наша беседа была, конечно же, о Жоре Любимове, в котором многие телезрители увидели или «узнали» Глеба Жеглова из говорухинского «Места встречи…»
- Евгений Рафаилович, на пробах у вас были конкуренты?
- Были. Одного могу назвать. Он все равно не обидится. Вовка Богданов. Я очень удивился, что утвердили меня. Мне казалось, на роль вот такого сурового милиционера Вовка больше подходит. Но не мы, актеры, решаем. Решают режиссер и продюсер.
- Я понимаю, что вас уже «достали» сравнением вашего Жоры Любимова с Жегловым. Как вы думаете, не послужило ли ваше внешнее сходство с Высоцким тому, что утвердили именно вас?
- Может, и послужило. В сценариях первых серий, тех, в которых фигурирует Жора, были ссылки типа: «Как говорил Жеглов». Или же: «Сидеть! Я сказал!»
- Получается, что режиссер и продюсер изначально и умышленно хотели загнать вас в угол, из которого вам как актеру предстояло выкарабкиваться. То есть нужно было уйти как можно дальше от образа Жеглова.
- Я старался уходить, с самых первых серий, с самых первых кадров. Я прекрасно понимал, что сыграть так, как сыграл Высоцкий, невозможно. А копировать – дело неблагодарное. Но, простите, на пробы я явился бородатым, так бородатым и снимался. А вспомните «Место встречи изменить нельзя», ну нет там у Высоцкого бороды!
- Но голос, прищур, рост! Рост – один к одному! Метр семьдесят!
- Не совсем так. Я длиннее Высоцкого. Не осмеливаюсь сказать выше - длиннее. У меня рост - «рубль семьдесят один». Это во-первых. А во-вторых… Ну что мне оставалось делать с голосом! Не мог же я говорить контртенором только для того чтобы избежать сходства голосов! Я не знаю, может, режиссер и продюсер и искали актера, внешне похожего на Высоцкого, но не думаю, что они так серьезно над этим размышляли. Не думаю, что они мысленно держали перед собой фотографию Владимира Семеновича и мучительно сравнивали: похож – не похож. Я представляю себе психологию человека, который смотрит пробы. Вот вроде бы хорошо играет, не нравится лицо. Вроде бы хорошо играет – не нравится рост. Не нравится тембр голоса. О, а этот и тем, и тем хорош!
Возможно, я подпадаю под тот фенотип, в котором существовал Высоцкий. Наверное, но - не знаю. Я никогда над этим не размышлял. Вы посмотрите, что я играю в театре! Я ни одной героической роли в театре не сыграл. Кроме как в институте в «Войцеке». Я играю все больше комические роли. Манилова играю в «Мертвых душах» Гоголя. В длинном русом парике, в косоворотке и в лакированных лаптях. Дона Чиро в «Воре в раю» Эдуардо де Филиппо. Список ролей у меня сильно не похож на список ролей Высоцкого. И я себя даже в страшном сне не могу сравнивать с ним!
- Насколько телеперсонаж Жора Любимов совпадает с человеком Евгением Ганелиным?
- Ну уж совсем не совпадает. В жизни я веду себя абсолютно не так, как ведет себя Любимов. Мне даже не свойственно употребление выражений, которые свойственны ему. «Дай ему под зад коленом, он не при делах!» - фраза органичная для него, но для меня она противоестественная. Хотя, впрочем… Уже третий год я частенько влезаю в его шкуру, и поэтому какие-то черточки его характера, которые я сам и придумал, иногда проскальзывают, прорываются в моем поведении.
- Вы хотите сказать, что сказывается влияние вымышленного персонажа на живого человека?
- Немножко, да. То есть это я сам, конечно, на себя влияю, поскольку, как я уже сказал, сам все придумал.
- Любимов вам видится таким же, как и зрителям? Или для вас он другой?
- Что касается самого характера, поверьте, я же Любимова знаю лучше, чем кто-либо, он человек не злой. Он не такой хам, как хочет казаться. Я считаю, что Жорик получил хорошее образование, но не показывает, но за его спиной либо Высшая школа МВД, либо даже университет. Чтобы не ставить коллег в неловкое положение тем, что умнее, образованнее.
- То есть судьбу, биографию героя вы придумали сами?
- Конечно.
- У Андрея Кивинова он не выписан?
- Нет. Да и я не все выставляю напоказ. Вы ни по одному фильму не сможете сказать, женат ли Жора, кто у него родители, где он живет. Кое-что из его биографии мы с Сережей Кошониным придумали. Ну, например, фраза, что «иностранцев нельзя ко мне в коммуну водить». Намек, на коммуналку. Или же в конце чеченских серий, когда его Вася Рогов приглашает в гости отпраздновать приезд, Жора говорит: «Я лучше домой, к маме». Почему – к маме? Этого я не скажу ни зрителю, ни вам как журналисту. Зачем? Это я про себя, то есть про него, должен знать все, а зритель должен только чувствовать, предполагать, додумывать.
- У Любимова есть прототип, вы можете его назвать?
- Нет. Я знаю, что и Кивинов писал Любимова не с конкретного лица. Дело в том, что когда я попал в сериал, я сразу попытался определиться, кого в этой компании оперов не хватает. А не хватало им человека чуть постарше, чуть посерьезнее, чуть пожестче в поведении.
- И образ вы «лепили» абстрактный?
- Да.
- А внешний облик кто сочинял?
- Профессия зачастую накладывает отпечаток и на одежду. Я понимаю, что водопроводчик в нерабочее время может ходить в костюме, белой рубашке и при галстуке. Но опера работают практически круглосуточно. Вот отсюда возникла кожаная курточка, такая прямого кроя, джинсики, ботинки, в которых удобно бегать. А под курткой и пистолет хорошо прятать. Мои наблюдения за настоящими операми подтвердили правильность выбора формы одежды.
- Многих зрителей интересует достоверность эпизода в чеченской серии, где Жору бэтээром сдергивают с мины, на которую он по неосторожности наступил. Я слышал разные мнения. Одни говорят: это – туфта, так не бывает. Другие наоборот: «Да ты что, у нас в Афганистане только так и сдергивали!» Но при этом уточняли, что человек, если и остается живым, то не может не быть покалеченным.
- Ну, я и сам слышал от самых разных людей такие же противоречивые мнения. Начнем с того, что снимался, естественно, каскадер. Я не стану раскрывать специально разработанную технику трюка. Было всего два дубля. Первый прошел удачно с точки зрения физкультуры, но, видимо, не очень удачно с точки зрения камеры. Во время второго каскадер получил очень серьезные травмы. И за бронетранспортером пришлось по земле «доезжать» мне. И суставную сумку руки мне при этом разорвали. Так что я думаю, скорее всего, правы те, кто считает, что человек может выжить, но уж после такого полета он не сядет и не скажет, что «погода нынче нелетная».
- Во время съемок вы, по сути дела, работали в условиях приближенных к боевым.
- Первые два дня я просто шлепался на землю от страха при стрельбе и разрывах снарядов. Мне объяснили: «Это стреляют на полигоне, там у нас полигон». Когда выстрелы раздавались с другой стороны, я думал: «Что за страна такая, Осетия, со всех сторон полигоны!» Потом привык. Но все равно, когда ты на съемках ходишь в омоновской форме с настоящим оружием, с боевыми патронами, не можешь не понимать, что, не дай Бог, кто-то из боевиков примет тебя за настоящего омоновца!..
При таких мыслях адреналин, конечно, подскакивает, и особо-то напрягаться по системе Станиславского уже не приходится. А вернувшись с Кавказа, начинаешь совсем иначе воспринимать нашу относительно спокойную жизнь.
Автор текста – Владимир Желтов
