По мере расширения глобальной пандемии коронавируса, на первый план выходит способность экономик различных стран противостоять всё более вероятной мировой рецессии.
В течение прошлого года, росло число экономистов, предсказывавших ухудшение международной и страновой конъюнктуры в 2020 году. Однако в тот момент речь шла, как правило, о «классических» макроэкономических причинах – торговой войне, замедлении ведущих экономик, растущих «пузырях» на фондовых рынках, факторах циклического характера. Редкие прогнозы более радикального характера даже сами их авторы относили к категории «шокирующих» и «невероятных». Однако фактор глобальной эпидемии, способной в буквальном смысле слова «посадить на карантин» миллиарды людей, не рассматривал, по крайней мере, применительно к 2020 году, никто.
«Борьба с пандемией оказалась шоком размера если не Великой депрессии 1930-х, то, по крайней мере, Великой рецессии 2008–2009 гг.», отмечает профессор Российской экономической школы Олег Шибанов в «Ведомостях». Перед лицом коронавируса реально обозначился водораздел между странами, продемонстрировавшими способность быстро и эффективно реагировать на эпидемию – «это Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг», с однопартийным Китаем, который мобилизовал на борьбу с коронавирусом хорошо вымуштрованный военный и гражданский госаппарат, «и теми странами Запада, которые оказались неподготовленными», - указывает в интервью Le Figaro Пьер Лелуш, бывший госсекретарь Франции по европейским делам.
Со структурной точки зрения, закрытие десятков предприятий и даже целых отраслей экономики в большинстве стран мира в сочетании с падением фондовых рынков «в течение февраля и марта» спровоцировало падение спроса в большинстве стран мира. Карантин неизбежно ограничивает доступ потребителей к сфере услуг, что угрожает катастрофой для малого и среднего бизнеса, который, к примеру, в Южной Корее, составляет более половины национальной экономики. При этом совершенно неясно, в какой мере смогут восстановиться после кризиса индустрия перевозок, туристическая отрасль, общепит. Кроме того, одной из главных проблем остается отсутствие – по объективным причинам, по-настоящему надежных эпидемиологических моделей, которые бы позволили правительствам прогнозировать развитие пандемии с высокой достоверностью, включая ее экономические последствия.
К примеру, в распоряжении экспертов есть данные о динамике экономических показателей городских агломераций США в годы пандемии «испанского гриппа» в 1918-19 гг. Они показывают, что чем более решительные меры использовали власти для борьбы с эпидемией, тем выше оказывались их экономические показатели после ее окончания. Вместе с тем, отмечает The Economist, возрастные характеристики смертности коронавируса сильно отличаются от «испанки». Кроме того, тогда речь шла об индустриальной экономике; а сегодня – о преимущественно экономике услуг. Поэтому результаты могут оказаться различны.
Экономисты традиционно используют понятие «модель роста» для описания ключевых характеристик хозяйственных систем отдельных стран. А также для предсказания политики властей в условиях экономических кризисов. Однако сегодня для большинства ведущих экономик или экономических объединений характерна скорее смешанная модель, зачастую, требующая принятия мер, противоречащих друг другу. И в этом заложена огромная проблема.
Так, ЕС встретил пандемию в ситуации, когда возможности для выполнения критериев принадлежности к еврозоне в случае действительно неблагоприятного поворота мировой экономической конъюнктуры, являются для большинства стран еврозоны сильно ограниченными. Замедление темпов роста экономик Европы в течение 2000-х - 2010-х годов привело к росту дефицитов бюджетов многих государств. И нынешний кризис ударил в Европе, в первую очередь, по странам, и без того уже обремененным высокой задолженностью. К примеру, госдолг Италии может достичь к концу нынешнего года 160 процентов ВВП – что «способно спровоцировать панику на рынке гособлигаций». В результате, одной из первых «жертв» коронавируса стал Пакт стабильности ЕС.
Нынешний кризис отличается для Европы от всех предыдущих и тем, что динамика пандемии «непредсказуема», и тем, что «"европеизм" был ослаблен другими кризисами последнего десятилетия».[i] Ситуация в еврозоне «значительно хуже, чем в 2009», поскольку прогнозисты недооценивают динамику «схлопывания экономических процессов». «Рецессия обещает быть дольше и глубже». По оценкам ЕЦБ, Евросоюзу может потребоваться пакет фискальных мер до 1.5 трлн. евро до конца года. При этом, как и во время кризиса евро, Европа раскололась. Париж, Рим и Мадрид, при поддержке растущего числа других стран, требуют выпустить общие «корона-облигации», чтобы разделить бремя расходов на борьбу с эпидемией и ее экономическими последствиями. Поскольку в странах, основным фактором роста которых является потребление, набор необходимых мер для борьбы с негативными последствиями эпидемии включает в себя в первую очередь поддержку доходов граждан на максимально возможном уровне.
С другой стороны, там, где главный драйвер экономики – экспорт, в первую очередь необходимо оказать поддержку устойчивости текущих балансов предприятий, а также сохранению рабочих мест. Поэтому Германия, которой уже предсказывают падение экономики на 10 процентов по итогам первого квартала, Австрия и Нидерланды, по состоянию на вечер 8 апреля, решительно противятся «бесконтрольному печатанию денег». Наконец, не ясно, каков окажется долгосрочный эффект для общего рынка от восстановления погранконтроля и запретов на въезд. На карту может быть поставлен «не меньше чем смысл существования ЕС», считают эксперты.
Модель роста США также весьма противоречива. В ней очень велик сектор услуг, значителен экспорт, и в то же время, основным драйвером выступают потребительские расходы. По мнению критиков, американская экономика в принципе не способна пережить длительный период всеобщего карантина без катастрофических последствий. Тотальная остановка экономической деятельности уничтожит социальную ткань общества и поставит на колени существующую модель роста. Однако и «перезапуск» экономики, о котором продолжает мечтать администрация Трампа, «превратит пандемию в настоящий мор».
В отличие от кризиса 2008 года, все экстренные меры, предпринятые в последние недели ФРС, пока так и не успокоили рынки. А более чем двух- триллионный пакет помощи, формально утвержденный Конгрессом, пока оставляет без ответа острейший вопрос: кому оказывать основную поддержку, компаниям или гражданам? Обычно Вашингтон выбирает сторону бизнеса. Но в нынешнем случае власти столкнулись с взрывным ростом безработицы, который не наблюдался последние 60 лет. Между тем, именно динамика занятости может стать ключевым фактором для определения победителя на предстоящих президентских выборах. Для действующей администрации, указывает Генри Киссиджер, на кону «общественное доверие к способности американцев управлять собой».
Двойственная ситуация имеет место и в Китае. С одной стороны, Пекину, согласно официальным данным, удалось, по меньшей мере, поставить эпидемию под контроль. А в экономическом отношении КНР «находится в сильной позиции», обладая крупнейшими в мире резервами, значительными ликвидными активами, промышленными мощностями, способными не только быстро компенсировать потери последних месяцев. Но и придать новый мощный импульс расширению экономического присутствия Пекина практически по всему миру. При этом противостоят Китаю «ослабленные и чрезмерно закредитованные Соединенные Штаты и Европа, стоящие под угрозой масштабного финансового кризиса, который последует за остановкой их экономик».
В то же время, китайская экономика сильно зависит как от экспорта в другие страны, который резко сократился в последние месяцы, так и от импорта, также страдающего вследствие закрытия производств и портов по всему миру. Кроме того, торможение народного хозяйства КНР уже наблюдалось непрерывно в течение нескольких последних лет. А высокая задолженность предприятий и проблемы в банковской сфере лишь усугубились на фоне «коронакризиса». С точки зрения глобальных рынков, Китай является угрозой для рынка долговых обязательств США, если обстоятельства вынудят Пекин распродавать долларовые резервы. Наконец, замедление, не говоря о падении экономики КНР, станет одним из важнейших факторов снижения цен на сырье, поскольку Китай - 2-я страна мира по объему ежегодного импорта.
Удешевление сырьевых товаров способно дестабилизировать экономику десятков развивающихся стран, зависящих от их экспорта. 30 марта ЮНКТАД опубликовала отчет, согласно которому «для развивающихся стран последствия пандемии … оказались хуже, чем то, что им пришлось пережить в 2008 году». Девальвация особенно сильно ударила по Бразилии, Мексике, Индонезии и ЮАР. По мнению экспертов ЮНКТАД, нехватка средств для выполнения развивающимися странами своих финансовых обязательств в 2020 и 2021 годах составит до 2 трлн. долларов. «Это может привести к долговому кризису, в который будут втянуты многие прямые и косвенные кредиторы в промышленно развитых странах». Наконец, во многих развивающихся странах, большинство населения не имеет никаких сбережений. А правительства – достаточных средств для поддержки людей, теряющих работу. Даже относительно короткий общенациональный карантин может поставить экономику таких стран на колени. По данным СМИ, на 6 апреля «за помощью в МВФ обратились уже как минимум 85 государств».
По мнению пессимистов, существуют веские основания полагать, что чем дольше продлиться карантин, тем больший структурный урон будет нанесен любой экономике. Пострадают, в том числе, трудовые навыки работников, а также их профессиональные социальные связи. По мнению оптимистов, «в Америке и Европе экономический кризис зальют деньгами, а потерянные из-за эпидемии доходы возместят из бюджетов, переложив все проблемы на бесконечно далекое будущее». А экономические модели, демонстрировавшие рост до кризиса Covid-19, вернуться к нему в течение 2-3 лет.
Наконец, власти многих стран наверняка обратятся к мерам, направленным на восстановление или расширение национальных производств в стратегически важных отраслях, включая пищевую и медицинскую промышленность. Политика поддержки внутреннего рынка вновь обретает популярность. «Это соответствует стратегии Дональда Трампа в США, стратегии Бориса Джонсонса в Великобритании и Синдзо Абэ в Японии. Цель состоит не столько в ограничении международной торговли, сколько в создании надежного внутреннего рынка, позволяющего ограничить его зависимость от конфликтов и ударов мировой торговли».
По итогам пандемии, властям большинства государств мира придется потратить «гораздо больше, чем они рассчитывают сегодня». Последствия в виде роста государственных долгов и скачков инфляции не заставят себя долго ждать. При этом рынки могут оказаться «заменены правительствами»; а граждане большинства стран мира «захотят восстановить национальные прерогативы, особенно в отношении … сектора здравоохранения».
Любая стратегия властей, в нынешних условиях, повлечет существенный побочный ущерб в социальном и экономическом отношении. Поэтому поиск оптимальной модели адаптации экономики к всеобъемлющему вызову со стороны пандемии будет, скорее всего, вестись опытным путем проб и ошибок. Ошибок, к сожалению, - ценой в человеческие жизни. В конечном итоге, страны, которые сумеют подобрать, или угадают более эффективную модель, получат заметное преимущество в экономическом соревновании в «поствирусном» мире.