Однажды я вела лекцию на большую аудиторию. Там было человек сто.
Я рассказывала историю о том, как я, будучи блогером, написала пост о мальчике, у которого была онкология, и люди, прочитавшие пост, смогли ему помочь - они сдали кровь, стали донорами тромбоцитов, и это спасло ему жизнь на том этапе.
- Мальчика звали Артем, - сказала я. - Фамилию не помню. Пусть будет Круглов. И вот люди, сдавая кровь, говорили, что они сдают ее конкретно для Артема Круглова. И таким образом, Артем получил нужное количество тромбоцитов.
После лекции ко мне подошла бледная женщина. Спросила:
- Можно вас на минутку?
Мы отошли, и она сказала:
- Я сейчас чуть в обморок не упала. Дело в том, что у меня очень сильный страх за своего ребенка. Очень. А еще я верю в знаки. И вот сейчас я слушала лекцию, и вы рассказали про мальчика с тромбоцитами ... Понимаете, моего сына зовут Артем. А фамилия его Круглов. Все, что было потом, я не слушала. Я просто не могла пережить тот факт, что вы как будто намекнули мне, что он заболеет...
- Господи, - испугалась я. - Да у того Артема совсем другая фамилия. Не придумывайте ради Бога. Я фамилию "Круглов" вообще с потолка взяла, хотите я найду тот пост...
- Нет-нет, я все понимаю. Это все мой страх. Я никак его не преодолею. Уже шесть лет сыну, а я каждый день живу в холодном поту, что с ним что-то может случиться.
Женщина вынлядела такой несчастной, такой растерянной.
- Мне так понятны ваши страхи, все мамы боятся за своих детей. Но вы в ожидании черного дня делаете черным день сегодняшний! И это рикошетит в качество жизни вашего сына прежде всего, понимаете? Вам кажется, что вы его бережете, в на самом деле оказываете ему медвежью услугу.
Я в свое время спасла себя именно этими мыслями, и благодаря им выкарабкалась из страхов. Когда, например, я не пускаю ребенка гулять со сверстниками, которые чихают и шмыгают носами, мне кажется, что я спасаю его от болезней, а на самом деле я спасаю его от жизни...
Потом мы с этой женщиной сидели в кафе , и я рассказывала ей свою историю.
Когда мы готовили мою дочь к операции, нужно было сдать много анализов и пройти много врачей.
А для этого - ходить в поликлинику.
В поликлинику ходят здоровые и болеющие дети вперемешку. Я об этом никогда не задумывалась, пока мы не попали в колодец беды.
Операция, которую мы ждали, должна была вернуть моей дочке слух, потерянный в результате менингита. Другого шанса сделать эту операцию у нас не будет.
Потому что после менингита ушная улитка стремительно закостеневает. И либо сейчас, либо никогда.
На кону - новая жизнь. Точнее старая. Единственная возможность вернуть дочь обратно в мир слышащих людей.
Если не дай Бог она схватит грипп или ангину, то... всё.
Передо мной стояли две задачи - дожить до дня операции, не заболев, и пройти диспансеризацию плюс собрать анализы.
Эти две задачи противоречили друг другу.
Если ходить в поликлинику каждый день, как на работу, то непременно кто-то на нас чихнет или кашлянет, а безжалостный вирус обязательно набросится на зазевавшуюся дочку и поселится в ее ослабленном после менингита организме.
Я помню, как режиссировала каждый наш выход из дома, искусственно организовывая пространство, свободное от людей.
Это была настоящая операция, любые спецслужбы позавидовали бы мне. Все анализы, которые можно было сдать дома, мы сдали дома. Все, что нельзя, мы сдавали в частных центрах, когда там никого не было.
Я вела себя как преступник, взявший заложника - врывалась в больницу в маске, и приставив маску к носу дочери кричала администратору: "Мы записаны к неврологу, быстрее осмотрите ее!".
Однажды я срежиссировала очень напряженный день. Мы собрали справки от врачей и даже прокрались на прием к заведующей после рабочего дня в опустевшей районной поликлинике. Вернувшись домой, уже в подъезде, мы пропустили два лифта, потому что хотели ехать в нем одни, а не вместе с заболевающим соседом.
Мы с дочкой пришли домой. Я стала отвечать мужу на вопрос: "Как дела?" и вдруг сын, который сидел и делал уроки громко чихнул.
АААААПЧХИИИИИ!!!
Я вздрогнула всем телом. Я чувствовала себя как солдат, который вернулся с передовой к себе домой, и обнаружил в своем тылу - врага. Не сын враг, конечно, а потенциальный вирус, притаившийся в нем.
Я вдруг поняла, нет, даже не поняла, а всем телом прожила слово "неподвластно".
Я не могу сделать так, чтобы моя дочь не заболела. То есть могу, но только то, что в моих силах.
А есть еще силы обстоятельств. И эти обстоятельства непреодолимой силы мне не подконтрольны.
Я не могу организовать дочери отдельный космос. Где нет бактерий, вирусов и опасностей. Я могу, например, изолировать ее по возможности от болеющего брата или надеть дополнительные носочки, если на улице холодно, но сделать так, чтобы она гаратированно не заболела, я не могу.
Я поняла, что энергию, которую я трачу на страх, лучше потратить на принятие того факта, что судьба - это не подвластная мне история.
Что я могу потратить много сил на то, чтобы дирижировать ситуацией, но форс-мажоры никто не отменял. И что если все пойдет не так, как я задумала, то мне будет очень обидно, потому что будет казаться, что все зря. А на самом деле все не зря. Я делала то, что должна, а случилось то, что не могло не случиться.
Я хочу знать, что сделала все, что в моих силах, и при этом я вынуждена знать, что этого может быть не достаточно.
Есть такой смешной анекдот про щеколдочку.
Когда жена спрашивает мужа:
- Ты дверь закрыл?
- Закрыл.
- На пять замков?
- На пять.
- А шкафом подпер?
- Подпер.
- А на крючок закрыл?
- Закрыл.
- А на щеколдочку?
- А на щеколдочку забыл.
- Ну вот, - возмущена жена. - Заходи кто хочешь, бери, что хочешь...
Я забаррикодировала свой дом на все замки, я вырыла ров вокруг своей крепости, я сделала все необходимое, чтобы защитить своих детей, но я понимаю, что в нее все равно могут прорваться. А если я буду доводить ситуацию до абсурда, бегая и без устали проверяя щеколдочки, то это не я дирижирую ситуацией, это страх дирижирует мной.
Я подошла к сыну и сказала: "Сейчас выпьешь витамины", а потом подошла к окну и открыла форточку.
- Ого, - сказал муж, увидев открытую форточку. - Что это ты?
Он у меня любит прохладу, и отсутствие свежего воздуха дается ему тяжелее всех в семье.
- Проветриваю.
- Вчера, когда я хотел проветрить, ты кричала, что сквозняк непременно нападет на ребенка.
- Это было вчера. Сегодня я ослабила хватку... Оставлю открытой щеколдочку.
- Что? - не понял муж.
- С сегодняшнего дня живем как раньше. Бережем себя в разумных пределах, и не впадаем в крайности.
Мы благополучно сделали операцию дочери. Все хорошо.
Через два года в конце декабря мы сильно заболели всей семьей. Нас подкосил ужасный вирус с высоченной температурой. Сил не было совсем. Нужно было нарядить елку, купить продукты и накрыть стол к празднику, но состояние у всех было такое, что даже умыться - уже казалось подвигом.
В итоге мы ничего не наряжали, я залила гречку кипятком и это единственная еда, которая у нас была, но аппетита не было никакого и никто ничего не ел.
Сам праздник мы просто проспали.
Когда где-то через неделю болезнь отступила, нам стало очень обидно, что праздника у нас так и не случилось, и даже Дед Мороз толком не навестил наших детей.
И тогда...
Вы когда-нибудь наряжали елку 9 января? Мы - да. Мы нарядили елку, я накрыла стол, наготовила салатов, и мы весело не спали до полуночи и кричали: "С Новым годом!!" и отвлекали детей, пока под елкой орудовал дед Мороз.
И тот запоздавший праздник мы до сих пор вспоминаем с теплом и светлой радостью.
Праздник - это просто состояние души. Он может быть привязан к календарю, а может - нет. Он привязан только к вашему настроению.
Быть режиссером собственной жизни - это именно вот это. Менять то, что можешь изменить и принимать со смирением то, что изменить не можешь.
Я не могу приказать себе выздроветь и если я болею - я смиренно болею. Но то, что я могу исправить, то, что подконтрольно мне, я обязательно исправлю, потому что мне это важно. Важно знать, что я сделала все, что в моих силах.
Первый раз сын поехал в лагерь, когда ему было 7 лет. Я очень боялась за него. И за себя. Я боялась, что мой страх за него не даст ему нормально отдохнуть, что я буду названивать ему ежечасно и в ужасе спрашивать: "Не болит ли у него что-нибудь и что он ел?"
И если он хотя бы всхрипнет, или даст мне понять, что ему грустно, я немедленно брошу все, и побегу к нему, забирать его из лагеря..
Поэтому я нашла лагерь в 8 часах езды от дома, в котором телефоны выдают детям только после смены.
Для связи с родителями - телефон у вожатых.
- Не звоните детям первые три дня, они адаптируются и могут плакать, - сказал начальник смены родителям, и я услышала это как "вашим детям будет плохо".
Я боролась со своими страхами, отчаянно возводила баррикады между мной и ними. Целый день.
Но не смогла. Сорвалась.
Позвонила сыну в первый же вечер. Слушала гудки с ухающим сердцем.
Наконец в трубке возник голосок Даси:
- Мам, алло, мам, что ты хотела? Что-то срочное? А то у нас репетиция, и я - солист...
Я поняла: моему сыну без меня - прекрасно. Это мне без него плохо. Это не дети, это родители "адаптируются и могут плакать".
Я улыбнулась и сказала, сглотнув слезы:
- Просто хотела напомнить, сынок, что очень люблю тебя...
Не позволяйте страхам рулить вашей жизнью, не пускайте панику за руль.
Пусть капитанит здравый смысл.
Это, конечно, не мгновенное решение, а долгий процесс. Этому нужно учиться. Но начать можно с щеколдочки.
Я больше не закрываю своих детей от жизни в крепости, за дверью с пятью замками и щеколдочкой.
Моя щеколдочка всегда открыта. Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь. Мы всем рады!