Что конкретно я ожидал увидеть, отправляясь туманным утром на кладбище спецпереселенцев и трудмобилизованных на острове Тит-Ары в дельте Лены, в нескольких десятках километров от моря Лаптевых (это уже Северный ледовитый океан)? Кто его знает. Увидел, точно, больше чем хотел. В моем потертом красном блокноте эти страницы самые черные, хотя и написаны синей ручкой.
Тундра окутана непроглядным туманом. Предельная видимость — метров десять, но кажется, что уже вытянутые руки — в дымке. Колючие жесткие травинки посередине мокрой, полузаросшей-полуразмытой песчаной колеи закидывают на шнуровку ботинок крупные круглые капли чистой воды. Делают это так ловко, как опытные баскетболисты. Вроде только отошел — ноги мокрые… Отсыревшие ботинки быстро покрываются налипшим песком. Шаг становится тяжелее и короче. Мимо проплывают остова рыбацких судов, разбросанные по тундре.
Идти недолго, минут двадцать, накануне я ездил в эти края на квадрике, и где-то за остовом самоходки и сотнями ржавых бочек видел кресты. Но сейчас найти их не могу — колеи предательски раздваиваются, иду уже просто по тундре, так посуше. И вот через туман просвечивают перекрестия. Сердце начинает биться, хотя особых поводов нет. Зато есть отчетливое ощущение, что за мной кто-то следит, и от этого становится не по себе. Озираюсь, пригибаюсь к земле, но кругом — точно никого. Наверное…Тишина тут такая громкая, что даже ветра не слышно.
Воздух внезапно становится липким и тяжелым, дыхание сбивается, сердечный ритм рвется, как бумага в шредере.
В начале сороковых годов (1939-1942) прошлого века в Якутии (самой большой региональной территориальной единице в мире) в ряде районов сложилась крайне неблагоприятная обстановка с точки зрения сельского хозяйства. Жестокая засуха погубила, в зависимости от района, от трети до полного числа всех посадок — как, например, в Чурапчинском районе. Партийное руководство придумало ход конем: а давайте переселим колхозы на север региона, пусть ловят рыбу — там ее в избытке.
В итоге по постановлению бюро ОК ВКП(б) от 11 августа 1942 года «О мероприятиях по колхозам Чурапчинского района», в рамках постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 января 1942 года "О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и Дальнего Востока”, 41 сельскохозяйственный колхоз Чурапчинского района в составе 5818 человек (преимущественно женщины, старики, дети) был переселен в Булунский, Кобяйский и Жиганский районы. Переселение прямо перед зимовкой было абсолютно абсурдным, политическим шагом, процесс был абсолютно не организован. Фактически, людей вывозили в безлюдные места с суровым климатом, и там их никто не ждал. Не было ни стройматериалов, ни топлива, ни провианта. Людей просто выгоняли из домов, разрешив взять по 16 кг личных вещей на человека, и минимум скотины (которая почти вся скоро погибла) и отправляли в путь на телегах до Якутска, оттуда судном по Лене. Финальной точкой был, в том числе, остров Тит-Ары, где был обустроен один из рыболовецких участков.
Поскольку процесс мобилизации был отвратительно организован, колхозники начали погибать от голода и болезней десятками еще на пути в Якутск. В дополнение к трудмобилизованным жителям Чурапачинского района, на север Якутии отправили спецпереселенцев — около трех с половиной тысяч эстонцев, литовцев и финнов, сосланных из Ленинградской области и Карелии. Многие из них попали в списки врагов народа по доносам соседей. В основном, это были дети, женщины и старики, причем — представители интеллигенции, учителя, архитекторы, научные работники, машинистки, пианисты и так далее, в общем, люди бесконечно далекие от тяжелого физического труда.
Но дело было не только в труде. Как подтверждают исторические документы, обе категории принудительных переселенцев столкнулись с одной главной проблемой — в связи с отсутствием подготовки процесса, им самим нужно в мороз (в сентябре там уже крепкий минус) было строить жилища и обустраивать свой быт. Причем строительство бараков и юрт было как раз женской и детской участью — крепких мужчин отправляли на рыбный промысел. Рыбу приходилось ловить примитивными снастями, часто стоя по колено босиком в ледяной воде. Для строительства построек пригодился уникальный, самый северный в мире лиственничный массив с карликовыми лиственницами. Переселенцы жили в отопляемых по-черному землянках из бревен, глины, торфа и мха. На одного человека приходилось, по разным источникам, от 35 до 50 сантиметров на нарах (по ширине). В крошечных бараках жило по 50-60 человек.
В Булунском улусе, где располагается остров Тит-Ары, работало более 60% от общего числа спецпереселенцев. Сколько именно их было на острове, сказать трудно, но в разных источниках фигурируют цифры от 700 до 1500 человек. В связи с лишениями и совершенно нечеловеческими условиями, в первую же зимовку значительная часть переселенцев погибла от голода, холода и болезней.
Советское руководство сравнительно быстро (еще в 1943-44 годах) осознало, что фактически отправило тысячи людей на верную гибель, и разрешило выжившим вернуться домой. Вот только большая часть всех переселенцев к тому моменту уже погибло от голода и болезней. Никто из партийных работников не был наказан. Подробности описывать не буду — но они есть и в официальных архивах, и в мемуарах выживших.
К концу войны, когда промысел на острове Тит-Ары и других участках на Лене перестал быть рентабельным, тут оставалось всего 350 человек. В результате Чурапачинского переселения, называемого также Чурапачинской трагедией, численность жителей района сократилась с 16 964 до 7939 в 1943 году. Довоенная численность населения была восстановлена лишь спустя без малого полвека, в 1985 году. Что касается эстонцев, литовцев, финнов, немцев и других спецпереселенцев, то часть из них вернулась на родину в пятидесятых, часть осела в Якутии — оставшихся без матерей литовских детей усыновили местные жители, некоторые выжившие нашли себе новые семьи, и позже внесли большой вклад в развитие региона.
В конце восьмидесятых годов, в эпоху “перестройки и гласности”, эти страницы истории перестали быть секретными — литовцы и финны приезжали на Тит-Ары в поисках могил родственников, и обустроили свою часть кладбища.
В 1989 году литовцами был установлен монумент, на котором на литовском, русском, якутском и финском написано: «Насилием отторгнуты от земли родной. Павшие, но не забытые».
Часть могил было идентифицировано, установлены новые кресты.
Некоторые останки перевезли для захоронения на родину.
Но речь, конечно, идет о малой части — по словам местных, зимой 1942-1943 трупы литовцев просто свозили в тундру и хоронили в снегу и песке.
Когда я шел по туманному кладбищу, рассматривая могилы женщин и подростков, мне было не по себе.
Слезы наворачивались на глаза, в горле комок, щемило в груди…
Но к чему я не откровенно не был готов, это к якутской части кладбища.
Говорят, что у якутов не принято ухаживать за могилами — мол, плохая примета.
Но когда видишь это своими глазами — внутри все просто переворачивается. И дело даже не в покосившихся монументах с красными звездами — возможно, они венчали собой могилы сотрудников НКВД.
Неглубокий песчаный покров, укрывающий остров, вымывается дождем и ветром.
Мерзлота в прямом смысле выдавливает гробы и простые деревянные ящики из под земли.
По размеру ящиков всегда понятно, когда в них хоронили ребенка. Неструганые серые доски…
Тут и там валяются погребальные аксессуары.
Часть ящиков уничтожена временем и непогодой, обнажены кости.
Все, что мне хотелось — это поскорее сбежать из этого страшного места. Когда я попытался это сделать, я понял, что могилы везде — в том числе, под моими ногами и на моем пути.
В лагерь я вернулся в подавленном состоянии, но с четким осознанием, что сегодня осознал что-то очень важное. Если мы не будем помнить и осмысливать прошлое, то у нас не будет никакого будущего. Если мы не будем придавать значение тому, что творилось тогда, нет никаких гарантий, что это не произойдет снова. В конце концов, описываемые события произошли сравнительно недавно…
В ходе этих размышлений мне вспомнился другой остров, расположенный далеко отсюда, в Африке, на реке Гамбия в одноименном государстве. Остров Джемс, он же остров Святого Андрея. Первый форт на острове был основан в 1651 году герцогством Курляндским (нелепая ирония…), в 1661 году “отжат” англичанами, и как минимум до конца 18 века существовал как перевалочный пункт для вывозимых из Африки рабов и прочих ценных ресурсов. Форт — тюрьма, где самых сильных рабов приковывали к стенам за руки, за ноги и за шею, а остальных держали в переполненных клетках-камерах.
Так вот, на пристани на материке, откуда на лодке можно добраться на остров Джеймса, стоит кособокий монумент, в духе советского рационализма. Черные железобетонные руки подняты вверх, с запястий в каналах свисают обрывки цепей. Вместо головы — разноцветный глобус. На постаменте надпись краской: NEVER AGAIN. Никогда больше.
Вместе с тем, все повторилось уже не раз, и только от нас зависит, произойдет ли это снова — и с нами…
Текст и фото: Артем Ачкасов. Фото сделаны на Olympus OM-D E-M1 Mark II
Продолжение следует! Читайте также предыдущие части рассказа о моем путешествии по Якутии с проектом "72 Широта" на вездеходах в августе-сентябре 2019 года: