Немного расскажу о родной деревне моих родителей, причем так как я её помню, т.е. это 70-80-е годы. Деревня Каенлык- небольшая, вытянулась одной улицей вдоль дороги в длину около 1 километра.
По середине деревни расположен в небольшом деревянном доме типичный сельский магазин. В нем продается всё- и промтовары, и продукты. Напротив, через дорогу тоже в бревенчатом доме- начальная школа. Все мои двоюродные братья и сестры, жившие в Каенлыке, начинали получать образование в ней.
Расположение магазина и школы создали условное деление деревни на две равные части, носящие название "югарыч"-"верхняя" и "тубэныч"- "нижняя". В нашей местности не принято называть человека по фамилии или отчеству. Так поступали очень редко. Добавление к имени места жительства помогало в определении человека. К примеру, был югарыч Шамиль и тубэныч Шамиль. И становилось ясно о ком речь.
Кстати, с моим появлением в деревне тоже путаницы не возникало. Говорили- "Шамиль-Караганда малаи".
Деревня стоит на пригорке, причем с одной стороны улицы участки расположены на плоской поверхности, а с другой - на имеющий заметный уклон книзу. Судьба распорядилась таким образом, что источников воды, кроме 4 или 5 колодцев нет. Ни озера рядом, ни реки.
В моём раннем детстве, лет 7-8, в начале деревни, со стороны тубэныч, стояла ветряная мельница. Получается это 1966-1967 годы. Мельница ранее использовалась для помола муки из зерна, полученного колхозниками на трудодни. Но уже несколько лет стояла не действующей, потому что для помола стали возить зерно на мельницу, работающую от электричества. А в какой деревне находилась эта мельница мне говорили, но сейчас не помню.
Это было самое высокое сооружение в деревне. И, несмотря на ветхое её состояние и на отсутствие нескольких ступенек, мы поднимались на верхний этаж мельницы, чтобы насладиться открывающимся круговым обзором.
Противоположная сторона деревни- югарыч заканчивается "зияратом"- кладбищем, расположенным с одной стороны домов. У татар принято на могиле сажать дерево. Поэтому зияраты всегда заметны густой зеленью высоких деревьев.
Сзади, примыкая к зиярату, находится колхозная пасека. Она, видимо, приносила весомую статью дохода колхозу. Каждый год обязательно сеяли гречиху, чтобы пчелам было недалеко летать для медосбора. Для колхозной конюшни и с пользой для пчел были посевы трав- люцерны, вики с горохом.
Время мёдогона становилось праздником для местной детворы. Для начала должен сказать, что основным хлебом в деревни был каравай, испеченный в домашней печи, из ржаной муки. Мне очень нравилась свежеиспечённая твердая немного кисловатая корочка каравая. Мякоть, с нанесенным поверху сливками, тоже была вкусна, но не настолько, как корочка.
Так вот, во время работы медогонки на пасеку приходили колхозные дети с краюхами каравая, у которых была съедена мякоть. Наполняли им эти краюхи свежим медом. Это угощение тут же съедалось. Пасека полностью находилась внутри яблоневого сада, видимо, это тоже была посадка с целью обеспечения медосбора.
Однако пчелам все равно приходилось летать по полям для поиска и сбора меда. И чтобы они не мешали людям, заборы пасеки были высокими. Пчелы поднимались и летели, не снижаясь, на высоте около 2 метров.
Однажды, помню, возвращался с ребятами откуда-то на велосипеде и на въезде в деревню увидел в воздухе прерывистую ленту из черных точек, состоящую из летящих пчел. Не задумываясь, полетел на сапеде, так местные сократили слово велосипед, дальше. И пересекая эту ленту, ударился о пчелу, которая моментально ужалила меня в голову. От неожиданной боли упал с сапеда, ушибся или нет не помню, но руль сильно вывернулся. Было уже рядом, добрался до дома и бабушка Хатима извлекла жало пчелы у меня из места укуса.
За пасекой стоит лес. На 3/4 он посажен людьми. Почему так и куда делся дикий, природный лес я не спрашивал. Нам и так было хорошо. Много березняка, осиновые посадки, сосняки и ельники. Лес чистый от валежника и светлый. В нем мы лакомились земляникой. Изредка редкая поросль малины встречалась. Костяники много было. Грибы тоже растут. Но для татар Каенлыка они не представляют интереса. Их собирали жители соседней небольшой марийской деревни Ойблат. Она находится немного дальше леса, в двух-трех километров от Каенлыка.
С земляникой связана одна история финал, которой меня поставил в недоумение. Решила моя тётя, Амина-апа, пойти в лес за земляникой. Но не в наш лес, там для сбора ягод недостаточно, а в расположенный примерно в 5 км лес, называемый по рядом находящейся деревне- Тырыш-урман. Поднялись рано утром, и когда пришли я понял, что это совсем другой лес. Видимо воды в почве было больше. Деревья высокие, стволы толстые и муравейники в 1,5 метров высотой. И земляника тоже крупнее. Стали собирать в ведра. У меня получалось не так сноровисто, как у братьев и сестер, но с их помощью и моё ведро наполнилось.
Пришли домой ближе к вечеру. Голодные. И тут, на моё удивление, все сели за стол, щедро насыпали ягоды по тарелкам, залили молоком и с хлебом поужинали. Для меня, городского человека, земляника, да ещё добытая с таким трудом, представляла огромную ценность. А тут, в два приёма, труд целого дня был съеден.
Только позднее я понял причину того, что не стали варить варенье. Сахар стоил денег. А с наличными деньгами тогда в деревне всегда была напряженка. Зарплату они не деньгами получали, а трудоднями. Вообще для жизни в деревне наличных денег много не надо было. Главной статьёй расхода был подготовка к школе- приобретение одежды и школьных принадлежностей.
А поход за ягодами, я думаю, это был семейный обычай- раз в году отвлечься немного от обыденных забот и посвятить день такой прогулке.
Для завершения описания деревни хочу сказать, что за школой были колхозные амбары, кузница и конюшня. Рядом с кузницей всегда был поломанный инвентарь, который ремонтировал кузнец.
Мы любили ходить на конюшню. В жару было особенно приятно зайти во внутрь, в прохладное помещение, наполненное приятным запахом свежей травы, смешанным с запахом конского навоза. Там содержалось десятка полтора рабочих лошадей, которых мог взять любой колхозник для своего использования- вспахать, боронить или просто в телегу запрячь. Лошади летом были снаружи, в загородке, и мы перебирались с ограды на их спины, чтобы немного прокатиться.