8 апреля 1764 года родился русский путешественник, предприниматель и дипломат Николай Петрович Резанов.
Сегодня этот человек известен в большей степени, как герой поэмы Вознесенского «Авось» и прекрасной рок-оперы Рыбникова-Захарова «”Юнона” и “Авось”», поставленной по ее мотивам. Произведения замечательные. Но в них образ графа весьма романтизирован.
Между тем, Николай Петрович был человеком весьма интересным и сложным, с явно очень непростым характером. Во всяком случае, некоторые подробности его биографии, оставшиеся после него документы позволяют это предположить с большой долей вероятности.
Биография Резанова тоже не совсем обычная. По крайней мере, в аспекте карьеры. Резанов не только стоял у истоков Российско-американской компании, но и был первым российским послом в Японии, участвовал в первой русской кругосветной экспедиции.
Впрочем, обо всем по порядку.
Николай Петрович родился в Санкт-Петербурге в бедной семье коллежского советника Петра Гавриловича Резанова. Вскоре после его рождения отца назначили председателем гражданской палаты губернского суда в Иркутске, и семья перебралась туда. Там будущий камергер получил хорошее домашнее образование, выучил пять иностранных языков и в 1778 году был определен в артиллерийскую службу.
Однако в артиллеристах статный красавец, обладавший, к тому же, хорошей реакцией, отменными манерами и цепким умом, не задержался - очень скоро был переведен в Измайловский лейб-гвардии полк, один из старейших гвардейских полков Русской императорской армии.
Там его карьера развивалась, видимо, достаточно динамично и успешно. Во всяком случае, во время Таврического вояжа Екатерины II (1787 год) Николай Петрович лично отвечал за безопасность императрицы и справился со своими обязанностями отменно.
А вот дальнейшее объяснить довольно сложно: внезапно Резанов оставляет военную службу и надолго исчезает не только из окружения Екатерины II, но даже из столицы. Известно, что несколько лет он служил асессором в Псковской палате гражданского суда.
Затем столь же неожиданно Резанов снова возникает в Петербурге. Согласно наиболее распространенной версии, его вызвали в столицу и пожаловали местом начальника канцелярии у вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа Чернышёва. Считается, что затем он был назначен экзекутором Адмиралтейств-коллегии.
Но здесь явно какая-то неразбериха с цифрами и должностями.
Экзекутор – это аналог современного начальника АХО в канцелярии, соответственно, он ниже начальника канцелярии в целом. Кроме того, известно, что в 1791-1793 годах Резанов исполнял обязанности начальника канцелярии Гавриила Романовича Державина, кабинет-секретаря Екатерины II. Соответственно, либо в провинции он служил не около 5 лет, как принято считать, а существенно меньше, либо его служба в Адмиралтейств-коллегии была недолгой, и по чинам он продвигался в обратном порядке – от экзекутора до начальника канцелярии (хотя не раз в полгода же он получал повышение), либо сведения о службе недостоверны.
В 1794 году по поручению последнего фаворита Екатерины II Платона Зубова Николай Петрович отправился в Иркутск для участия в инспекции деятельности Северо-Восточной компании (с 1799 года Российско-Американской торговой компании) Григория Ивановича Шелихова – основателя первых русских поселений в Северной Америке, предпринимателя, пионера в налаживании торговых связей с Американским континентом.
Надо сказать, что прибыл туда Резанов очень вовремя – успел сблизиться с Шелиховым и жениться на его дочери. Сделка была выгодна для обоих – Анна Григорьевна получала дворянство, а Николай Петрович – изрядный капитал в виде приданого. Свадьба состоялась в конце января 1795 года, через полгода Шелихов неожиданно умер, и Резанов стал совладельцем его немалого состояния.
Через год умерла Екатерина II. Озабоченный своей дальнейшей карьерой, Николай Петрович сразу же вернулся в Санкт-Петербург, где был благосклонно принят Павлом I и определен секретарем (через месяц уже обер-секретарем) в Правительствующий сенат.
Главным его достижением в этой должности стало составление «Устава о цехах» и учреждение раскладки поземельного налога в обеих столицах. За эту работу Резанов был пожалован орденом Святой Анны II степени и пенсионом в 2000 рублей в год.
В 1799 году Николай Петрович обратился к императору с просьбой об учреждении на основе компании Шелихова Российско-Американской торговой компании. Просьба была удовлетворена, главой компании назначили Резанова.
Правда, по воцарении Александра I торговые дела пришлось оставить – его определили в Финляндскую комиссию. Может, из-за этого, а может, по иной причине в 1803 году Резанов попросил императора об отставке. Однако Александр отпускать его не желал и назначил первым российским послом в Японии. Должность почетная, но весьма проблематичная, так как в то время Страна Восходящего Солнца придерживалась политики жесткого изоляционизма, и большинство дипломатических миссий оканчивались неудачей. Поскольку до Японии еще надо было добраться, решено было совместить посольство с первой русской кругосветной экспедицией на кораблях «Надежда» и «Нева» под командованием И.Ф. Крузенштерна.
За месяц до начала похода Резанов был награжден орденом Святой Анны I степени (надо сказать, не самая почетная награда в Российской империи, младший в иерархии орденов) и получил титул камергера двора Его Величества.
Впрочем, тут интереснее другое. Неизвестно, по каким соображениям, император назначил руководителями экспедиции одновременно Резанова и Крузенштерна, но почему-то последнего об этом двоевластии в известность не поставил.
Согласно одним источникам, по прибытии на корабль Резанов тоже повел себя странно и не сообщил о своих полномочиях, а сделал это только через 10 месяцев у берегов Бразилии, и то под давлением, когда его буквально вынудили объяснить его поведение.
Сам Резанов впоследствии утверждал, что представился сразу, однако каждый раз описывал это представление по-разному.
Как бы там ни было, отношения между начальниками экспедиции не сложились сразу же. Недоразумения начались едва ли не в порту при загрузке. Кроме того, свита, по штату полагавшаяся полномочному послу, была слишком велика для небольшого судна («Надежда» была всего 35 м длинной) и сильно потеснила команду. А Крузенштерн и Резанов вообще вынуждены были жить в одной каюте (средняя площадь каюты примерно 6 квадратных метров).
За время экспедиции начальники рассорились настолько, что не разговаривали, общаясь друг с другом при помощи записок. Утверждают даже, что после очередного скандала Резанов просто закрылся в каюте и не покидал ее до самого Петропавловска. Так это или нет, кто же знает. Но в Петропавловске Резанов написал правителю Камчатской области Кошелеву на Крузенштерна и весь экипаж жалобу, в которой обвинял их в бунте и требовал казни Ивана Федоровича. Крузенштерн в ответ заявил, что пойдет под суд, но немедленно, то есть, фактически угрожал срывом миссии Резанова.
Как их удалось помирить, вопрос открытый.
По версии Резанова, через несколько дней Крузенштерн и все офицеры явились к нему на квартиру и принесли официальные извинения за свое поведение. Однако в других документах, относящихся к экспедиции, никаких упоминаний об этом покаянии нет. Напротив, Крузенштерн в письме президенту Императорской академии наук Новосильцеву утверждает, что Резанов принес публичные извинения.
Вот выдержка из этого письма:
«Его превосходительство господин Резанов, в присутствии областного коменданта и более 10-ти офицеров, называл меня бунтовщиком, разбойником, казнь определил мне на ешафоте, другим угрожал вечною ссылкою в Камчатку. Признаюсь, я боялся. Как бы Государь не был справедлив, но, будучи от него в 13000-х верстах, — всего от г. Резанова ожидать мог, ежели бы и областной командир взял сторону его. Но нет, сие не есть правило честного Кошелева, он не брал ни которую. Единым лишь своим присутствием, благоразумием, справедливостью — доставил мне свободное дыхание, и я уже был уверен, что не ввергнусь в самовластие г. Резанова. После вышеупомянутых ругательств, которые повторить даже больно, отдавал я ему шпагу. Г. Резанов не принял её. Я просил чтоб сковать меня в железы и как он говорит, «яко криминальнаго преступника» отослать для суда в С.-Петербург. Я письменно представлял ему, что уже такого рода люди, как назвал он меня, — государевым кораблем командовать не могут. Он ничего сего слышать не хотел, говорил, что едет в С.-Петербург для присылки из Сената судей, а я чтоб тлел на Камчатке; но когда и областной комендант представил ему, что мое требование справедливо, и что я (не) должен быть сменен тогда переменилась сцена. Он пожелал со мною мириться и идти в Японию.
Сначала с презрением отвергнул я предложение его; но, сообразив обстоятельства, согласился… Экспедиция сия есть первое предприятие сего рода Россиян; должна-ли бы она рушиться от несогласия двух частных (лиц)?.. Пусть виноват кто бы такой из нас не был, но вина обратилась бы на лицо всей России. И так, имев сии побудительные причины, и имея свидетелем ко всему произошедшему его превосходительства Павла Ивановича (Кошелева), хотя против чувств моих, согласился помириться; но с тем, чтоб он при всех просил у меня прощения, чтоб в оправдание мое испросил у Государя прощение, что обнес меня невинно. — Я должен был требовать сего, ибо обида сия касалась не до одного меня, а пала на лицо всех офицеров и к безчестию флага, под которым имеем честь служить. Резанов был на все согласен, даже просил меня написать все, что только мне угодно: он все подпишет. Конечно, он знал сердце мое, он знал, что я не возьму того письменно, в чём он клялся в присутствии многих своей честью. На сих условиях я помирился…»
Из Петропавловска «Надежда» отплыла в Японию, «Нева» - на Аляску.
Миссия Резанова в Японии закончилась полным провалом. Полгода он сидел в Нагасаки фактически на положении почетного пленника, затем получил категорический ответ императора о невозможности его принять и нежелании вести торговые дела с Россией. Боле того, император возвращал все подарки и требовал немедленно покинуть Японию. Услышав это, Резанов не сдержался, наговорил посланнику императора дерзостей и потребовал, чтобы их перевели. Атмосферы это, конечно, не улучшило. В любом случае, Николай Петрович вынужден был отплыть обратно, не солоно хлебавши.
Чехов в своем «Острове Сахалин» пишет об этом так:
«Посол Резанов, уполномоченный заключить торговый союз с Японией, должен был также ещё «приобрести остров Сахалин, не зависимый ни от китайцев, ни от японцев». Вел он себя крайне бестактно. /…/ Если верить Крузенштерну, то Резанову на аудиенции было отказано даже в стуле, не позволили ему иметь при себе шпагу и «в рассуждении нетерпимости» он был даже без обуви. И это — посол, русский вельможа! Кажется, трудно меньше проявить достоинства. Потерпевши полное фиаско, Резанов захотел мстить японцам. Он приказал морскому офицеру Хвостову попугать сахалинских японцев, и приказ этот был отдан не совсем в обычном порядке, как-то криво: в запечатанном конверте, с непременным условием вскрыть и прочитать лишь по прибытии на место».
По возвращении в Петропавловск Резанов узнал, что Крузенштерн за экспедицию награжден орденом Святой Анны II степени, а ему император пожаловал только усыпанную бриллиантами табакерку и из состава экспедиции исключил. Вместо этого Николаю Петровичу было поручено заняться инспекцией русских поселений на Аляске.
Колонии пребывали в состоянии самом плачевном, поселенцы буквально умирали от голода, потому что доставка продуктов шла длинным путем через всю Сибирь, Охотск, так что в Ново-Архангельск доставлялись уже испорченные, негодные в пищу припасы.
Резанов понял, что надо спасать положение. Для начала он купил у английского купца судно «Юнона», полное продовольствия, и отдал его поселенцам. Но этого, разумеется, было мало, потому он решил наладить поставку продуктов из относительно близкой Калифорнии, с которой к тому же хотел установить взаимовыгодные торговые отношения. Для этого камергер заложил на верфи еще одно судно «Авось» и после его спуска на воду отплыл в Сан-Франциско.
Там и произошла история, которую мы, благодаря поэме и спектаклю, знаем в исключительно романтическом ключе.
Калифорния в то время принадлежала Испании. В Европе шли Наполеоновские войны, в которых Испания была союзницей Франции (хоть и против воли большей части населения), соответственно, отношения с находящимися по другую сторону баррикад русскими, мягко говоря, не приветствовались. Резанов это прекрасно понимал, потому пустил в ход все свое обаяние и за полтора месяца совершенно очаровал губернатора Верхней Калифорнии Хосе Арильягу и коменданта крепости Хосе Дарио Аргуэлло.
У коменданта была дочь Консепсьон (Кончита), которой к моменту их знакомства было всего 15. Не долго думая, камергер сделал девушке предложение руки и сердца (к тому времени он уже 4 года был вдовцом, жена умерла от родовой горячки при рождении дочери). Консепсьон согласилась. Сколько было в этом решении страсти, истинного чувства, сколько расчета – не нам судить. Однако участники тех событий с обеих сторон утверждали, что и камергер, и дочь коменданта, руководствовались, в первую очередь, не чувствами: у Резанова были далеко идущие дипломатические виды и планы, Консепсьон прельщала роскошная жизнь при блестящем русском дворе в роли жены камергера.
Родители девушки, конечно, были не в восторге от предполагаемого союза, но все-таки согласились на помолвку, возможно, в тайне надеясь, что понтифик, у которого надо было испросить разрешения на брак, не позволит этого.
В любом случае, на этот раз миссия Резанова закончилась полным успехом: он наладил торговые связи, закупил в необходимом количестве (даже в избытке) продукты для русской колонии. Возвращался он, полный надежд, пообещав нареченной, что попросит императора ходатайствовать перед папой римским об их браке и вернется, как только разрешение будет получено (по его расчетам это должно было произойти не позже, чем через два года). Кончита обещала ждать.
11 июня 1806 года Резанов покинул Калифорнию, увозя 2156 пудов пшеницы, 351 пуд ячменя, 560 пудов бобовых. Через месяц корабли прибыли в Ново-Архангельск к вящей радости поселенцев.
Перед отъездом в Петербург камергер оставил инструкцию Главному правителю русских колоний в Америке А.А. Баранову с идеей создания аграрного поселения в Северной Калифорнии для снабжения Аляски продовольствием. Поселение Росс было основано в 1812 году и просуществовало до 1841 года.
До Охотска Николай Петрович добрался в сентябре. Надо сказать, время для путешествия он выбрал самое неудачное: началась осенняя распутица, ехать было практически невозможно. Но Резанов очень спешил, потому отправился в путь верхом. В дороге ему несколько раз приходилось переправляться через реки. Мостов не было и в помине, переходили по льду, который еще толком не успел «стать», так что камергер несколько раз вынужденно искупался в ледяной воде. Несколько ночей они провели прямо в поле на ветру среди снега. Естественно, Резанов страшно простудился и почти две недели пролежал в горячечном бреду. Однако как только очнулся, снова отправился в путь. Это и было роковой ошибкой. Конечно, болезнь не прошла, Николай Петрович чувствовал себя плохо, однажды просто потерял сознание и упал с лошади. При падении он сильно ударился головой, вдобавок, начался рецидив горячки. Еле живого его довезли до Красноярска, где он и умер 1 марта 1807 года. Похоронили Резанова на кладбище красноярского Воскресенского собора.
В 1831 году на его могиле был установлен гранитный памятник с надписью:
«Лета 1831-го августа 16-го дня воздвигнут сей памятник иждивением Российско-Американской компании в ознаменование незабвенных заслуг оказанных ей действительным камергером Николаем Петровичем Резановым, который, возвращаясь из Америки в Россию, скончался в Красноярске 1-го марта 1807-го года, а погребен 13-го числа того же месяца».
После разрушения собора в 1960 годах могила была утеряна. По некоторым данным, останки Резанова были перезахоронены на Троицком кладбище Красноярска. Так это или нет – неизвестно. Однако на предполагаемой могиле графа стоит белый крест, на одной стороне которого написано:
«Камергер Николай Петрович Резанов. 1764-1807. Я тебя никогда не увижу»
на другой:
«Мария де ла Консепсьон Марцела Аргуэлло. 1791-1857. Я тебя никогда не забуду».
Самое удивительное, что Консепсьон осталась верна нареченному. Согласно романтической легенде, пока она думала, что Резанов жив, каждый день выходила на мыс (на этом месте сейчас находится одна из опор моста Золотые Ворота) и, подобно Ассоль, высматривала вдали парус его корабля. В 1808 году она узнала о смерти Николая Петровича из письма правителя русских колоний Баранова ее отцу, однако не пыталась больше выйти замуж. В конце жизни она ушла в монастырь, где и умерла в 1857 году. Ее могила недалеко от Сан-Франциско на кладбище ордена доминиканцев.
В 2000 году после установки креста на предполагаемой могиле Резанова шериф Монтерея развеял над ней горсть земли с могилы Кончиты. Обратно увёз горсть красноярской земли — для Кончиты.
Вот такая необычная история жизни неординарного человека.